если вегетарианец станет зомби что он будет есть
Если вегетарианец станет зомби что он будет есть
Если вегетарианец станет зомби, что он будет жрать? зомби вегетарианец
дерьмо вегетарианцев, наверное
Овощи в немеряном количестве.
Что и запрограммировано-овощи.
Даже страшно об этом подумать!
Будет охотиться за росянкой))
Сено и прошлогодний компост!
Души нерождённых кабачков.
А чем вообще питаются зомби?
Людскую энергию, как вампир
И зп вам не нужна. идеальные работники.
Зачем зарплата? Потребляем энергию в чистом (ну или в грязном) виде!
Так я и говорю, что не нужна зп. 
Вегетарианское меню для зомби
Внимание! В тексте присутствуют описания убийства людей и приготовления еды из мозгов. Не рекомендую читать, если Вы не переносите такие вещи.
Автор не претендует на оригинальность и реалистичность; и точно не ставит своей целью оскорбить вегетарианцев.
Их было трое или четверо, не помню. В последнее время меня часто подводит память. Но запах забыть невозможно. Они воняли, как смесь помойки и тухлого мяса. А их руки были такими холодными, будто это мертвецы схватили меня за плечи и бёдра, сжимали шею, лапали лицо. Они стянули шапку, кинули её в грязь и дёргали за волосы.
Я не кричала. Не знаю, почему, не понимаю. Я не могла кричать, звать на помощь или отбиваться, пока их пальцы трогали мой скальп. Что-то влажное и холодное мазнуло по виску.
В глазах поплыли фонари и отражения в мокром асфальте.
Эти… твари, эти зомби продолжали трогать мою голову. Быть может, ещё пара секунд, и у меня остановилось бы сердце, но произошло сразу несколько событий.
Правое плечо обожгло болью.
Сзади что-то взорвалось и вонь стала невыносимой.
И я услышала голос. Нормальный человеческий голос.
– Кажется, он её укусил.
Сознание возвращалось постепенно. Я с трудом осознавала своё тело: всё онемело, от губ до кончиков пальцев. Что это, трупное окоченение? Кошмар с вонючими тварями был настолько страшным, что я умерла во сне?
Я боялась, что не смогу открыть глаза, но веки послушно распахнулись. Лампочка над головой раздражала ярким светом.
У меня в комнате не было такой лампочки.
Я резко села на кровати. Голова отозвалась болью, стоило осмотреться вокруг. Тесная комната, ни одного окна, а дверь караулят двое.
Сначала я подумала, что это манекены – из-за неестественной беловато-серой кожи. Одна ещё и лысая, с пиратской повязкой на глазу. Вторая, в синем фартуке, сжимала в руках миску с чем-то дымящимся.
Я кажется, хотела что-то сказать, но живот заурчал от голода, так безумно громко… Стоило бежать, спасаться, но я ещё не сбросила с себя сонное оцепенение.
И девушка та, что с чашкой, подошла к кровати.
И холод, было так холодно.
– Вот, выпей, – она сунула мне под нос миску.
Это было похоже на бульон – по неприятного вида жиже расплывались масляные пятна. Я не могла есть такое.
– Неважно. Пей, – она ткнула миской мне в губы.
Немного бульона пролилось на одеяло. Запахло мясом. Кровью. Бойней.
Я никогда не была настолько голодной. Никогда не хотела чего-то, как этот бульон. Он выглядел, как всё самое желанное, самое вкусное на свете.
По груди потекло тёплое. Я не заметила, как вцепилась в миску и пила, проливая на себя. Мне хотелось облизать пальцы, выжать свитер, собрать всё до последней капли. Тело начало согреваться. Девушка забрала у меня миску.
– Тебе бы в душ. Я помогу, мы…
– Что это? Что это было? – язык с трудом меня слушался.
– Ну, это… – она опустила глаза.
– Скажи ей прямо сейчас. Так будет легче.
Она вздохнула и провела пальцем по внутреннему краю чашки. А потом засунула его в рот, будто младенец.
– О боже, Инна! – лысая закатила глаза. – Тогда я сама.
– Не надо! Я скажу. Это мозги, – она ещё раз лизнула палец. – Человеческие.
Пара секунд мне понадобилось, чтобы осознать это.
А потом меня стошнило.
Они втащили меня в ванную, под горячий душ, чтобы смыть жир и рвоту. Но я не чувствовала воды. Тепло будто не могло пробраться внутрь моего тела.
Лысая снова стояла на пороге, а вторая девушка вытирала краем фартука моё лицо. Он неё пахло мясом, этими мозгами.
Да кто эти ненормальные?!
– Сейчас, – выдохнула она. – Разденься, а я найду гель для…
Она не успела договорить. Оцепенение наконец исчезло, тело начало подчиняться. Я смогла ударить её душем, хлестать по волосам, заливать водой фартук. Было скользко, мокро, не знаю, как я не упала, не разбила голову о раковину. Но я смогла вытолкнуть их наружу.
Задвижка, задвижка на двери. Вдруг у этих ненормальных не было замков, вдруг задвижка оказалась бы сломана? Что бы они сделали со мной тогда?
Дверь закрылась. Они обе остались снаружи.
У меня во рту всё ещё стоял вкус того мерзкого бульона… И как же я хотела ещё одну миску.
– Эй, – в дверь постучались. – Впусти меня!
– Она будет в порядке, Инна. Наверное. Дай ей побыть одной.
– Просто знай, что с тобой всё нормально. Это странно, да, но всё не так плохо.
Как люди, кормившие меня мозгами, могли говорить, что всё в порядке?
– Пошли. Свет не выключай.
Шаги и тишина. Кажется, я осталась одна. Если, конечно, это не была уловка, если они не затаились рядом. А может, они всё придумали? Соврали насчёт мозгов, ведь иначе нельзя, ведь этот бред. Есть чьи-то мозги – уже ненормально, но мозги человека…
Меня снова начало мутить. И плечо болело. Я оттянула ворот грязного свитера, чтобы увидеть размокший пластырь. Под ним обнаружился след от зубов.
И я вспомнила. Вонючие люди, схватившие меня на дороге от остановки. То, как они ощупывали мою голову, боль… И чей-то голос.
Яснее ничего не стало.
Стянув противный свитер, я обхватила себя руками. Плитка была холодной, поэтому я прислонилась спиной к двери. Ещё одна лампочка горела до тошноты ярко. Чтобы не видеть её, я закрыла глаза.
Я надеялась, что усну. И сразу проснусь.
И всё это окажется кошмаром.
В этом кошмаре кто-то стучался ко мне в комнату, звал меня и рассказывал, мерно и спокойно:
– Тебя укусили, но ничего не закончилось. Ты не умрёшь. Ты больше не сможешь умереть, если будешь правильно питаться.
Питание. Еда. Живот отозвался ужасным урчанием – будто в желудке поселился хищник. И сейчас он требовал мяса, требовал мерзкого животного жира…
Мозги. Бульон, которым меня поили в кровати. Он был вкусным, вкуснее чем любой овощной суп или поджаренные кусочки тофу. Тот запах – тяжёлый, согревающий – я чувствовала его совсем близко.
Лампочка обожгла глаза. Грязный свитер тёмным комом валялся на полу, я ногой отшвырнула его в сторону. За дверью ждала ещё одна миска супа, или целая кастрюля, я бы смогла съесть столько!
Пальцы упёрлись в фанеру. Я пыталась сдержаться, но этот зверь в желудке не утихал. И голоса из-за двери:
– Выманиваю новенькую. Не мешай.
Запах стал ещё сильнее. От бульона меня отделяла одна хлипкая задвижка.
Хищник подгонял мою руку. Дотянись до металлического язычка и открой. Тот, кто снаружи, накормит тебя. И не надо будет дрожать от холода и слушать рык изнутри.
Нет, сопротивлялась я. Ведь я дала обещание, что не буду вредить беззащитным животным, что перестану есть мясо, яйца, пить молоко. И точно не буду есть человеческие мозги. Но холод пробирался всё глубже, и даже свет лампочки исчезал. Или темнело у меня в глазах?
Руки ослабли, но я смогла открыть дверь.
Они жили втроём в старой коммуналке на окраине города. Лысая девушка, которую звали Зизи, жалостливая Инна и тот парень, который вытащил меня из ванной. Его они называли просто – Доктор.
Он и пытался меня переубедить.
– Это абсолютно естественно. Пусть и мерзко.
На его тарелке лежал кусок пирога, сочащийся начинкой из мозгов. Бутерброды, каши, супы, запеканки – Инна умела готовить мозги в любой ужасающей форме.
– Мы делаем это чтобы выжить. Человек всеяден, а зомби – мозгоядны. Звучит так себе, но правда.
Инна заглянула в комнату. У неё была тарелка с ещё одной порцией пирога.
– Безуспешно. Посмотри на неё, – Доктор грубо ткнул в меня пальцем. – Первый в мире зомби-вегетарианец.
– Вы убиваете людей, – я гнула свою линию, вспоминала все аргументы друзей-вегетарианцев. – Это ненормально. Никто не должен быть рождён, чтобы быть съеденным.
– Мы просто хотим выжить, знаешь.
Он демонстративно впился зубами в пирог, капля начинки сорвалась вниз. Я смотрела на это маленькое пятно на половице. Совсем недавно, кто-то думал им. А сегодня его перемололи на кусочки, смешали со специями и запекли в духовке.
Раньше я говорила это тем, кто жрал стейки с кровью, забивал несчастных зверей на шашлык, убивал, чтобы полакомиться. Все эти животные чувствовали боль. Все они умерли, чтобы кто-то набил свой желудок. Но то, что делали эти ребята… Ещё хуже.
– Вы убийцы. Мерзкие, ненормальные…
– Не продолжай, – Доктор стёр каплю мозгов с подбородка. – Давай мы поговорим позже. Когда ты захочешь есть.
И он захлопнул за собой дверь комнаты, оставив меня одну. Они втроём сидели на кухне, ели этот пирог и разговаривали. Уплетали чьи-то мозги, а где-то на улице разлагался обезглавленный труп человека.
И тут я заметила тарелку на подоконнике. Инна специально оставила её. Если Доктор пытался меня переубедить, то она подбрасывала еду из мозгов, как заботливая зомби-бабушка.
Этот пирог одним своим видом вызывал отвращение.
Я ужасно хотела его съесть.
Хищник внутри требовал своего. Он был ненасытен, он хотел, чтобы я сожрала этот пирог и облизала тарелку. А потом пошла к остальным и попросила ещё пирога, съела все мозги, которые у них есть.
Стараясь дышать ртом, чтобы не чувствовать манящий запах, я отвернулась и легла на пол. Но голод не давал заснуть. Может, я пролежала на полу пять минут, а может, и целый день. Доктор донёс меня до кровати, укрыл одеялом, но я не могла перестать дрожать.
– Тебе нужно поесть. Или ты умрёшь.
– Нет, – губы шевелились с трудом, будто обмороженные.
– Ты ненормальная, – выдохнул он.
И я закрыла глаза. Скрип двери, тихие голоса рядом:
– Она сломается. Все ломаются или умирают.
– Мне её жалко, – нежный шёпот. Инна.
– Захочет есть и придёт.
Отзвуки шагов. Я лежала, не шевелясь.
Пусть даже не ждут! Не приду!
Я была уверена, что не приду. Пыталась вспоминать наши протесты против жестокого обращения с животными, плакаты, которые я помогала рисовать. Я думала, что голод можно перетерпеть, что мои принципы намного сильнее. Но когда хищник внутри сошёл с ума и начал метаться в желудке, я встала с кровати. Встала и обрушилась назад.
Пришлось подождать, чтобы комната проявилась из темноты. В коридор я скорее выпала, чем вышла. И медленно, держась за стены, начала искать кухню. Инна любит готовить, у неё должны быть овощи или хлеб. Хоть что-то, только не мозги. Только не люди!
Кухня встретила меня светом очередной яркой лампочки. В углу шумел холодильник – там могли найтись овощи. А на столе стояла открытая кастрюля с супом из мозгов.
– Нет, – сказала я себе. Это даже не животные. Они не только чувствуют боль или имеют право на жизнь.
Они жили когда-то, как ты…
Руки нащупали ещё тёплый металл. В животе забурчало. Может, если хотя бы один глоток, чтобы не упасть в голодный обморок. Как лекарство.
Нет, это такое лицемерие. Или ты убийца, или пытаешься сделать мир лучше, хотя бы немного…
Я ударилась зубами о край кастрюли. Тело начало наполняться теплом. Нужно было выплюнуть, отшвырнуть от себя эту мерзость. Сделать хоть что-нибудь!
Я проснулась на кухонном полу. На губах застыл жир. Пустая кастрюля валялась рядом.
В дверном проёме стояла Зизи. Чёрные брюки и куртка, на лице – медицинская маска. Ехидная улыбка читалась по единственному глазу.
– Как твоё вегетарианство? – спросила она.
Я не смогла придумать достойный ответ.
– Я обещала Доку, что мы подержим тебя здесь неделю. И ты или начнёшь есть и помогать нам… Или мы убьём тебя.
– За что? Вы не… Почему?
– Потому что голодный зомби сходит с ума и начинает бросаться на людей. Как те, что укусили тебя, – она поморщилась. – Поэтому мы даже просто выкинуть тебя на улицу не можем. Только отрезать голову и сжечь тело.
Ничего ужаснее я ещё не слышала.
– В общем, тебе осталось два дня. Бросай эти глупости с вегетарианством, – она накинула на голову капюшон. – Вернусь с охоты, поговорим ещё.
Она ушла, а я осталась сидеть на полу. Толкнула коленом кастрюлю, та, загремев, откатилась в сторону.
Я оказалась самой жалкой вегетарианкой на всём свете. Обещала спасать живых существ, а сама и нескольких дней не протянула без еды. Стоило чувствовать себя мерзкой тварью, убийцей, трупоедом.
Но впервые за всё время с укуса мне было хорошо.
У моих знакомых были причины не есть мясо. Кто-то в детстве видел, как забивают свиней и рубят головы курицам. Кто-то случайно посмотрел видео со скотобойни. Были и борцы за права животных, и другие. Я одна осталась без причины.
Я просто хотела сделать мир немного лучше. За что мне такое?
Вытянув руку, я провела указательным пальцем по стенке кастрюли. Остатки бульона засохли. Я бы могла соскоблить их и съесть.
Хищник внутри подсказывал решение. Эти люди всё равно мертвы, трое зомби убьют их без твоей помощи. Ты уже ничем не можешь им помочь. Зато можешь помочь себе. И не падать в голодные обмороки, и не срываться на кухню по ночам… И тебе не отрежут голову.
Этот голос хищника – я так долго заставляла его заткнуться.
Но тогда я сдалась.
Когда Инна, зевая, спустилась в кухню, я смывала с пола следы своего ночного обжорства.
Я помотала головой и начала отжимать тряпку.
Коммуна зомби жила очень уединённо. Раз в неделю Зизи и Доктор уходили на охоту, возвращаясь с чьей-то головой. Инна регулярно выбиралась в магазин и подрабатывала фрилансом. На меня скинули всю работу по дому. Кроме готовки.
Во-первых, Инна обожала готовить. Во-вторых, я всё ещё не могла смотреть, как вскрывают череп, извлекают мозг, кидая его на разделочную доску. Мне казалось, что мёртвые глаза жертвы смотрят прямо на меня, а окровавленные губы безмолвно кричат: ты убийца!
При этом я очень хотела есть.
Я пыталась сопротивляться. Отказывалась от завтрака или ужина, или всего вместе. Инна всё ещё подбрасывала мне пирожки с мозгами; Зизи не вмешивалась; а Доктор только снисходительно улыбался. Так снисходительно, что мне хотелось его ударить.
Однажды за завтраком он сказал мне:
– Ты можешь сидеть на диете сколько угодно. Но мертвым людям это не поможет, а тебе будет только хуже. Ты начнёшь разлагаться. Гнить замертво.
Я не поддалась на провокацию и не притронулась к каше с мозгами.
– Подожди немного, и увидишь, – то ли пообещал, то ли пригрозил он.
И снова я сдержала голод. Я ведь уже была мертва. Хуже – просто некуда.
Что именно Доктор имел в виду я поняла через неделю своей диеты.
Я мыла окна на кухне, осторожно выглядывая на улицу. Мне казалось, что даже с шестого этажа заметно, что я – ходячий мерзкий труп. Но редкие прохожие и не думали посмотреть наверх.
На ужин Инна собиралась готовить рагу из мозгов с овощами. Она оставила помидоры на кухонном столе. Такие яркие и жизнерадостные, совсем не похожие на беловато-серую массу, которую мне приходилось есть.
Осторожно я слезла с подоконника. Прислушалась, чувствуя себя преступницей. Ни звука. Инна у себя в комнате, Доктор и Зизи ушли по каким-то зомби-делам.
Я вымыла руки. Потянулась за ножом, но решила, что он не нужен. Один из помидоров так и просился в ладони и в рот. Я думала, что почувствую себя снова живой, съев его.
Но откусив один раз, я оставила в помидоре зуб.
Больно не было. Я вообще ничего не ощутила. Вот все зубы на месте – вот один из клыков уже выпал и торчит в красной мякоти. Один из моих здоровых молодых клыков. Это казалось нереальным. Неправильным.
Я сжимала надкушенный помидор и вспоминала снисходительную улыбку Доктора.
Вечером на ужине я в первый раз попросила дополнительную порцию мозгов.
Посмертная жизнь оказалась очень скучной. Мои дни начали сливаться в один, отличаясь только погодой за окном или блюдами, которые готовила Инна. Поэтому я не могла сказать, когда именно меня разбудили стуком в дверь комнатки.
На пороге стоял Доктор в одежде для охоты, не хватало только медицинской маски. В руках он держал две спортивных сумки. С кухни пахло кофе.
Это было что-то абсолютно новое. Закутавшись в одеяло, я пошла на кухню за кофе и объяснениями.
– Каждые несколько месяцев, – рассказывала Зизи, упаковывая в коробки нашу посуду, – мы переезжаем на новое место. С тех пор, как они сожгли Убежище и перебили почти всех, нам приходится прятаться.
Будто это слово что-то объясняло.
– Я как-то встретилась с ними, – Инна налила мне кофе. – Это специальный отряд для охоты на зомби. Если они узнают, где мы, убьют сразу же.
Звучало жестоко. Я хотела задать ещё много вопросов, но мне сунули чашку, пару пустых сумок и сказали собирать книги, одежду и прочие вещи. Мы выдвигались на закате.
Я никому не сказала о том, как было страшно выходить наружу. С того дня, как меня укусили, я сидела дома. Никаких контактов с миром вокруг. Живым мерзкая мёртвая я была не нужна.
И пусть на улице ничего не изменилось, но пространство пугало. Я хотела вжаться в стену или приникнуть к асфальту. Нас скрывала вечерняя темнота, прохожие почти не встречались, но любой мог заподозрить во мне живого мертвеца или позвать этих, Чистильщиков.
Фонари выжигали глаза. Чёрные тучи плыли по небу.
– Не бойся, – Доктор, нагруженный сумками, шёл рядом со мной. – Скорее мы опасны для людей, чем они для нас. Смотри на всех, как на потенциальную еду.
Вот, что чувствовали настоящие хищники…
Нет. Я не могла к такому привыкнуть.
Теперь мы прятались в пустом доме, в посёлке недалеко от города. Зизи сказала, что хозяева каждый сентябрь уезжают, и не возвращаются до марта.
– У нас есть несколько месяцев, – пообещала она. – На охоту придётся ходить дальше, зато безопасно, здесь нас никто не догадается искать. Занимайте комнаты, Инна, посмотри, что есть в кладовой.
Небольшой запас мозгов мы спрятали в погреб. Я сама разложила по полкам полушария, замотанные в полиэтилен. Осенью под землёй должно было быть безумно холодно. Но я этого не чувствовала.
Зато я слышала окружавшую дом тишину. На зиму почти все жители посёлка перебрались в город; по вечерам всего в паре домов загорался свет. Некому было заметить, что мы мертвы и убиваем людей. Наверное, именно в этом мы и нуждались. Тихое место. Спокойствие
Зизи и Доктор всё так же раз в неделю уходили на охоту. И однажды, когда они отдыхали после тяжёлой ночи, Инна позвала меня.
– Мне нужна помощь с разделкой.
Я выжала половую тряпку в ведро, стараясь смотреть в сторону.
– Ты же знаешь, я не могу.
– Но ты ведь ешь! Пожалуйста, всего пара минут. Череп слишком твёрдый, я одна не справлюсь.
Когда Инна говорила таким высоким жалостливым голосом было трудно отказать. И, вымыв руки, я пошла за ней на кухню.
Голова ждала на разделочной доске, ножи и пила лежали рядом. От меня требовалось только держать череп. Можно было даже не смотреть на голову, но я не могла отвести взгляда.
Потёк крови из носа. Спутанные волосы. Закрытые глаза.
Убивала и была такой тёплой.
– Готово, – череп треснул, открываясь нашему повару. – Спасибо!
Я не знала, что ответить. Мы только что разделали человека, настоящего человека! Через трещину в черепе были видны его мозги.
И они соблазнительно пахли.
Я сбежала с кухни, не сказав ни слова. Мне хотелось оказаться как можно дальше от мяса, зомби, мозгов и своей ненормальной жизни. Поэтому я вылетела из дома и быстро дошла до ворот. Раньше я не решалась открыть их. Страшно выходить в огромный мир, когда ты мёртв. Но я всё ещё чувствовала на себе взгляд мёртвого человека, ощущала кровь на своих руках. И я решилась.
Сначала всего несколько шагов. Потом я смогла перейти дорогу. Потом увидела мелкую яблоню на соседнем участке и решила добраться до неё. Там более калитку оставили приоткрытой, будто специально для меня.
Последнее яблоко висело на ветке, будто дожидаясь меня. Я сорвала его, потёрла о рукав свитера. Когда-то я могла неделю жить только на овощах и фруктах. А сейчас…
За спиной раздались шаги. Я резко обернулась, но это была всего лишь Инна. Она сняла окровавленный фартук и выглядела почти нормально.
– Я думала, что ты сбежишь, – выдохнула она.
Я откусила кусок яблока, и все зубы остались на месте. Бежать? Куда может бежать живой мертвец-убийца?
Инна грустно посмотрела на меня и сказала:
Мне всё ещё было страшно отходить от дома… Но сбежать от мёртвой головы хотелось сильнее.
Инна вела меня по узким грязным улицам так уверенно, будто прожила в этом посёлке всю жизнь. И через несколько поворотов мы остановились у пепелища. Кажется, когда-то на участке стоял большой дом. Сейчас от него остались несколько обгоревших балок и обрушившаяся крыша.
Инна тяжело вздохнула. Я всё ещё сжимала в руке яблоко.
– Это было наше Убежище. Здесь мы жили до того, как Чистильщики перебили почти всех и сожгли его.
– Да. Мы жили здесь, как семья.
Я представила дружную семью зомби. Странная картина.
Инна потёрла глаза рукой.
– Нет, я не могу. Идём домой. То есть… Да, домой.
Я проглотила последний кусок яблока. Какой мерзкий вкус, как кислота. И живот подозрительно заурчал.
– Быстрее, – Инна потянула меня за локоть. – Тебе нужны мозги.
После этой прогулки я начала чаще выходить на улицу. Бродить по участку, заглядывать в сарай и закрытую на зиму оранжерею. Выбираться в посёлок и смотреть в пустые окна чужих домов. Холодало, но я не чувствовала ветра. Натянув на голову капюшон и спрятав руки в карманах, я бродила по узким дорожкам.
Инна всё чаще звала меня на кухню. Мне это не нравилось, но я соглашалась. Ей ведь можно было помочь, в отличие от уже убитых людей.
И всё равно, я чувствовала себя мерзкой.
Я хотела снова кого-то спасти.
Когда Зизи и Доктор вернулись с охоты, меня не было в доме. Я дошла почти до окраины посёлка, неторопливо вернулась назад. Я знала, что они принесут голову, днём мы с Инной разделаем её, приготовим что-нибудь интересное.
Но дом встретил меня злобной ссорой:
– У меня нет глаз на затылке, – шипел в ответ Доктор. – И ты тоже хороша, чуть не упустила добычу.
– Только потому, что ты подставил нас!
Я не любила, когда вокруг кричали.
Они замолкли, всё ещё недовольно глядя друг на друга. И Зизи пробурчала сквозь зубы.
– Нас чуть не заметили какие-то прохожие. Мы не успели отрезать голову.
– Повезло, что это не были Чистильщики, – добавил Доктор.
– И что… еды не будет?
Неужели кто-то смог спастись из когтей зомби?
– Нет, – Зизи мотнула головой. – Мы убежали с телом. Оно без сознания, лежит внизу. Инна сейчас разберётся, а потом мы его где-нибудь закопаем. Надеюсь, земля ещё не слишком замёрзла, а то…
Я не успела узнать, что мы будем делать, если земля замёрзла. Инна кричала из погреба, но так громко, что крик пробивался сквозь доски пола, стены и даже крышу. И кричала она:
С этого крика началось всё самое страшное.
– Он дезориентирован. Напуган. И – он всего лишь человек. Не мог убежать далеко, – уверенно говорил Доктор.
В руке он держал топор. Несмотря на весь ужас ситуации, я не могла не улыбнуться – так он напомнил вышедшего на охоту Раскольникова.
– Господи, просто возьми его! – рявкнула Зизи. – А если увидишь человека – кричи, Инна сама разберётся.
Её мертвый глаз налился кровью. Я послушно потянулась за тесаком, с дрожью почувствовав, как он оттягивает руку.
Мы четверо разбежались в разных направлениях.
Я и не думала, что встречу живого человека снова. Я просто делала, что велели старшие зомби – осматривала оранжерею и сарай. Он не мог быть здесь, кто угодно, очнувшись в незнакомом подвале, захотел бы убежать подальше, а не прятаться в тёмном и тесном месте.
Мне не пригодился бы тесак. Даже не нужно было кричать – верила я.
Поэтому в приоткрытую дверь сарая я вошла без страха.
Сначала я услышала его неровное дыхание в темноте. Потом запах крови и пота. Запах страха, охоты, бойни. И наконец, когда глаза привыкли, – резкое, испуганное движение.
Он стоял совсем рядом. Только руку протяни.
Этот человек даже не был для них живым. Ходячий мозг, который нужно достать из черепа и приготовить. Но что еще хуже – я становилась такой же, как они. Я пожирала мозги, помогала вскрывать черепа и готовить мясо. Чем я была лучше их?
Я всегда хотела сделать мир вокруг себя лучше.
Как я могла так облажаться?
Человек часто дышал, пока я искала шанс всё исправить… Не всё, но сделать хотя бы что-то хорошее. Отойди от дверей. Выпусти его на свободу. Пусть все узнают про зомби, пусть тебя, уже мёртвую, убьют, сожгут. Мир станет только лучше.
С другой стороны – тяжёлый тесак в моей руке. Зомби, которые бродили вокруг, такие же, как я. Голодные.
Кровь из небольшой раны стекала по лбу человека. Я не могла различить черты его лица, но ясно видела наполненный мозгами череп.
Бросить тесак и отойти от двери. Пожертвовать собой.
Он решил всё сам. Бросился к дверям, пытаясь вырваться на свободу, как загнанная жертва. И я могла отойти. Могла ничего не делать.
Вместо этого я наконец поступила, как хищник.
Я не помню, как занесла тесак, но помню хруст костей и брызги крови. Помню сдавленные крики, которые сменились хрипами. Если он и пытался сопротивляться…
Шансов у него не было.
И быстрые шаги; Инна, врывающаяся в сарай. Она увидела меня, исступлённо бьющую человека тесаком. И испуганно закричала:
– Господи, остановись! Не надо!
Я замерла. Моё мертвое сердце яростно билось в груди. А Инна продолжала кричать:
– Так ты повредишь его мозг!
Авторские истории
21.1K поста 21.4K подписчиков
Правила сообщества
Авторские тексты с тегом моё. Только тексты, ничего лишнего
1. Мы публикуем реальные или выдуманные истории с художественной или литературной обработкой. В основе поста должен быть текст. Рассказы в формате видео и аудио будут вынесены в общую ленту.
Это от бесцельности существования 🙂 то ли дело полицейская из Хеллсинга
Пещера. Часть 9. Игра в Сусанина. Финал
Кто такой Сусанин, все еще со времен школы знают. Человек, который поляков в болото завел. Мы собирались закружить немца.
С каждым нашим шагом становилось все темнее, проход сужался. Сталактиты, свисающие сверху, становились толще, впивались в землю, приходилось их обходить. Потолок неумолимо опускался. Клаус ругался и звал нас где-то там, позади, но пока не догнал.
— Смотри под ноги, — прошептал я брату, — тут можно в расщелину провалиться.
— Давай я первый пойду, Васька. У меня глаза, как у совы.
Звуки шагов гулко отражались от стен пещеры, будто бежали впереди нас, немец рычал где-то в другой реальности. Я держался одной рукой за шершавый камень сбоку от себя, делая осторожные шажки.
Вода стояла неподвижно и это пугало. Мы почти прошли до середины, когда в дыру, из которой мы сюда явились, сунулась нога обутая в сапог.
— Бежим! — Женька погнал вокруг подземного озера сломя голову, не оглядываясь. — Бежим, Васька, он не выстрелит, ржавый весь!
Я побежал, каждую секунду ожидая выстрела в спину. Немец бежал следом, я слышал топот сапог.
— Стоят, мелкий мраз!
Женька вылетел в проход, я за ним, и погоня продолжилась. Катакомбы вились как кровеносные сосуды, разветвлялись, делились на два-три, четыре прохода. Мы всегда ныряли налево, брат соображал быстро, а я просто старался не отстать, и не потерять его из виду. Немец лез следом, шумел как танк, грозясь отправить нас в первую же польскую печь и на опыты к какому-то Менгеле.
Мы бежали к выходу, а фашист спешил сзади.
— Не понял…— сказал Женька, и мы вылетели наружу.
Зима. Снаружи была зима. Если бы не тот факт, что зашли мы летом, то ничего особенного. Деревья, с огромными шапками снега на кронах. Земля, укрытая белым и только там, где проезжали тяжелые машины и танки, чернела грязь или пробивался кустарник.
— Не понял…
Внизу стояли всамделишные танки. На танках, под танками, рядом с танками спали на мешках измученные люди, закутанные в белые маскхалаты. Горели костры, вокруг костров тоже спали бойцы в ушанках, подложив под головы скатки, пулеметы, ящики из-под снарядов. Многие курили, передавали друг другу папиросы. Патрульный бродил с автоматом на плече, но в основном люди спали. Коптило несколько походных печек.
Над костром бойцы повесили котел, что-то мешали в нем большой ложкой, и тихо смеялись своим шуткам.
— Это же… — сказал Женька, потирая в момент покрасневшие от мороза уши, — это же как на войне… Кино, что ли снимают? А зима почему?
— Мыкола, — сказал кто-то, четко, как в мегафон, — ты что же это, гад, врага в тыл пропустил?! Под трибунал захотел?
Тот, кого назвали Миколой виновато затоптался на месте, поднял автомат в нашу сторону.
— А ну-ка хлопцы, лягайте на землю! Швыдко!
— Ложись! — закричал я, и плюхнулся на пузо. Снег неприятно забился под футболку. Брата просить не нужно было.
Загрохотали выстрелы. Клауса затрясло так, будто его током дергали. На шинели, и так почти развалившейся, появлялись новые дыры. Шмайсер выпал из костяной лапы, берет слетел с головы и остался лежать в снегу.
Тот как раз шагнул ближе и жалкие струйки воды попали фрицу прямо в оскаленный череп. Дым повалил из глазниц, из оскаленной пасти, из ушей, и даже пробивался сквозь воротник. Затрещал ППШ, к нему добавился еще один. Немец выронил автомат, завыл на равнодушное солнце, а потом Ганса разорвало на куски. Не было крови, мяса, просто серые сгустки и лоскуты одежды разлетелись в стороны. Череп подлетел вверх и покатился вниз к военным, подпрыгивая..
— Направо, идиот! — прошипел я, — Постоянно направо!
И мы побежали направо. Бежали очень быстро, оставляя белые снежные следы. Не знаю пошел ли за нами Микола, но больше мы растерянного солдата не видели. Тоннели начали выкручиваться в обратную сторону, озера мы не встретили, только мелькали сталактиты, сталагмиты и угрюмые холодные стены темных проходов.
“Пацаны! Вася! Женька! Наташа!”
— Надо его найти, — сказал Женька, — мы своих не бросаем.
— Да этот гад пусть тут хоть всю жизнь бродит, вместо Клауса! Предатель!
“Парни! Где вы! Женька! Друг!”
“Женька ты где, брат?”
— Не брат ты мне, гнида нацисткая!
“А, вот вы где!” — раздался звонкий голос где-то близко.
Послышался какой-то шум, застучали мелкие камни, посыпавшиеся откуда-то сверху. Где-то вдалеке гулко ухнуло, земля дрогнула под ногами, по всей пещере пошел нарастающий шорох, волна каменной пыли вырвалась из дальнего свода и накрыла нас с головой.
— Бежим, — крикнул я, — Бежим изо всех сил! Ты знаешь, куда!
Этот голос он напугал меня даже не тем, как изменилась интонация, какая мягкая и удовлетворенная она стала. Это само по себе было жутко, но было кое-что еще. И поэтому мы бежали не останавливаясь, пока не выскочили наружу.
Черная дыра пещеры осталась далеко позади. Еще дрожа от переполняющего тело адреналина мы шли домой.
— Вот это да, — сказал брат, — это все с нами было?
— Получается так.
— И мы никому не расскажем?
— Нет. Нас прибьют тогда.
— Из-за деда Захара?
— Из-за всех. И деда мы подвели, и Давидка там остался. Да мы и не спасли бы его. Он там уже в гитлерюгенд вступил.
— Думаешь, он там мертвый лежит?
— А ты не слышал? Как он нас звал. Как будто Клаус, заманивал, гад. Чтобы мы тоже там остались, навсегда.
Женька остановился и посмотрел на меня.
— Ты тоже это слышал?
Дальше мы шли молча, я думал что сказать бабушке, если попадемся, и Тимуру, если будет спрашивать про деда. Брат наверное пытался понять, что именно он услышал.