Что хуже в них душа или язык
Горе от ума (21 стр.)
Еще не гласно бы, с ним говорить опасно,
Давно бы запереть пора,
Послушать, так его мизинец
Умнее всех, и даже князь-Петра!
Я думаю, он просто якобинец,
Ваш Чацкий. Едемте. Князь, ты везти бы мог
Катишь или Зизи, мы сядем в шестиместной.
Хлёстова (с лестницы)
Княгиня, карточный должок.
Княжеская фамилия уезжает и Загорецкий тоже.
Явление 8
Царь небесный!
Амфиса Ниловна! Ах! Чацкий! бедный! вот!
Что наш высокий ум! и тысяча забот!
Скажите, из чего на свете мы хлопочем!
Молчалин уходит к себе в комнату.
Прощайте, батюшка; пора перебеситься.
Явление 9
Репетилов со своим лакеем.
Куда теперь направить путь?
А дело уж идет к рассвету.
Поди, сажай меня в карету,
Вези куда-нибудь.
Явление 10
Последняя лампа гаснет.
Чацкий (выходит из швейцарской)
(над лестницей во втором этаже, со свечкою)
(Поспешно опять дверь припирает.)
Она! она сама!
Ах! голова горит, вся кровь моя в волненьи.
Явилась! нет ее! неу́жели в виденьи?
Не впрямь ли я сошел с ума?
К необычайности я точно приготовлен;
Но не виденье тут, свиданья час условлен.
К чему обманывать себя мне самого?
Звала Молчалина, вот комната его.
Лакей его (с крыльца)
(Выталкивает его вон.)
Буду здесь, и не смыкаю глазу
Хоть до утра. Уж коли горе пить,
Так лучше сразу,
Чем медлить, – а беды медленьем не избыть.
Дверь отворяется.
(Прячется за колонну.)
Явление 11
Чацкий спрятан, Лиза со свечкой.
Ах! мочи нет! робею.
В пустые сени! в ночь! боишься домовых,
Боишься и людей живых.
Мучительница-барышня, бог с нею.
И Чацкий, как бельмо в глазу;
Вишь, показался ей он где-то здесь, внизу.
Да! как же! по сеням бродить ему охота!
Он, чай, давно уж за ворота,
Любовь на завтра поберег,
Домой, и спать залег.
Однако велено к сердечному толкнуться.
(Стучится к Молчалину.)
Послушайте-с. Извольте-ка проснуться.
Вас кличет барышня, вас барышня зовет.
Да поскорей, чтоб не застали.
Явление 12
Чацкий за колонною, Лиза, Молчалин (потягивается и зевает), София (крадется сверху).
Вы, сударь, камень, сударь, лед.
Ах! Лизанька, ты от себя ли?
Кто б отгадал,
Что в этих щечках, в этих жилках
Любви еще румянец не играл!
Охота быть тебе лишь только на посылках?
А вам, искателям невест,
Не нежиться и не зевать бы;
Пригож и мил, кто не доест
И не доспит до свадьбы.
Какая свадьба? с кем?
Поди,
Надежды много впереди,
Без свадьбы время проволо́чим.
Что вы, сударь! да мы кого ж
Себе в мужья другого прочим?
Не знаю. А меня так разбирает дрожь,
И при одной я мысли трушу,
Что Павел Афанасьич раз
Когда-нибудь поймает нас,
Разгонит, проклянёт. Да что? открыть ли душу?
Я в Софье Павловне не вижу ничего
Завидного. Дай бог ей век прожить богато,
Любила Чацкого когда-то,
Меня разлюбит, как его.
Мой ангельчик, желал бы вполовину
К ней то же чувствовать, что чувствую к тебе;
Да нет, как ни твержу себе,
Готовлюсь нежным быть, а свижусь – и простыну.
Чацкий (за колонною)
Сказать, сударь, у вас огромная опека!
И вот любовника я принимаю вид
В угодность дочери такого человека…
Который кормит и поит,
А иногда и чином подарит?
Пойдемте же, довольно толковали.
Пойдем любовь делить плачевной нашей крали.
Дай, обниму тебя от сердца полноты.
(Хочет идти, София не пускает.)
(почти шепотом, вся сцена вполголоса)
Нейдите далее, наслушалась я много,
Ужасный человек! себя я, стен стыжусь.
Как! Софья Павловна…
Ни слова, ради бога,
Молчите, я на всё решусь.
(бросается на колена, София отталкивает его)
Ах! вспомните! не гневайтеся, взгляньте.
Молчалин (ползает у ног ее)
Не подличайте, встаньте.
Ответа не хочу, я знаю ваш ответ,
Солжете…
Сделайте мне милость…
Шутил, и не сказал я ничего, окро́ме…
Отстаньте, говорю, сейчас,
Я криком разбужу всех в доме
И погублю себя и вас.
Я с этих пор вас будто не знавала.
Упреков, жалоб, слез моих
Не смейте ожидать, не стоите вы их;
Но чтобы в доме здесь заря вас не застала,
Чтоб никогда об вас я больше не слыхала.
Иначе расскажу
Всю правду батюшке, с досады.
Вы знаете, что я собой не дорожу.
Подите. – Стойте, будьте рады,
Что при свиданиях со мной в ночной тиши
Держались более вы робости во нраве,
Чем даже днем, и при людя́х, и въяве;
В вас меньше дерзости, чем кривизны души.
Сама довольна тем, что ночью всё узнала,
Нет укоряющих свидетелей в глазах,
Как давеча, когда я в обморок упала,
Здесь Чацкий был…
Чацкий (бросается между ими)
Он здесь, притворщица!
Лиза свечку роняет с испугу; Молчалин скрывается к себе в комнату.
Что хуже в них душа или язык
О! если б кто в людей проник: что хуже в них? душа или язык? (с) человек душа язык
В Притчах 15:4 говорится: «Спокойствие языка — дерево жизни, а извращенный язык — сокрушение духа». Подобно тому как вода оживляет высыхающее дерево, так спокойная речь может освежить дух тех, кто слушает ее. И наоборот, извращенная речь может сокрушить дух. Поистине, сказанные нами слова обладают силой либо ранить, либо исцелять (Притчи 18:21).
5 Вот как в другой притче ярко описывается сила, которой обладают слова: «Иной, говоря бездумно, ранит, как мечом» (Притчи 12:18). Бездумные слова, сказанные в спешке, могут нанести глубокие эмоциональные раны и разрушить взаимоотношения. Ранил ли кто-нибудь твое сердце словами, как мечом? Однако в той же притче говорится: «Язык мудрых исцеляет». Хорошо обдуманные слова человека, обладающего Божьей мудростью, могут исцелить израненное сердце и восстановить взаимоотношения. Можешь ли ты вспомнить, когда ты на себе испытал целебную силу добрых слов?
Чьё это сочиненье!
Поверили глупцы, другим передают,
Старухи вмиг тревогу бьют —
И вот общественное мненье!
И вот та родина.
Душа конечно быть должна За облачно красивой и пушистой Но и она порою голодна И иже с ней язык Соратник не простой )))
смотря кто на что горазд, кто на проникновение языка, чем глубже лучше а кто и за душу да за настоящую
«каждый как он пишет как он слышит,каждый слыштит как он дышит, каддый он дышит так и пишет. «
Все идет либо от души,от сердца и в конце от мозга или его отсуствие )
язык конечно.. души то у всех чистые-чистые.. по крайней мере изнутри
Пускай же даст тебе ответ психолог иль религовед
язык не анализирует пока, поетому нет хуже языка!
Не знаю как у других,у меня душа и язык в порядке.
Язык сам по себе не плох, да еще и молчаливый.
Цитаты Чацкого из Горе от ума (30 цитат)
“Горе от ума” Александра Грибоедова – выдающееся произведение русской литературы, которое буквально сразу после его создания было разобрано на цитаты. Самые меткие выражения стали крылатыми и используются в качестве поговорок и афоризмов. Мы употребляем их ежедневно, слышим их с экранов телевизоров и не всегда помним, что автор этих крылатых выражений – поэт Александр Грибоедов. Предполагаем, что по количеству афоризмов и поговорок, “вышедших” из литературного произведения, “Горе от ума” является абсолютным чемпионом не только русской, но и мировой литературы. И это притом, что “Горе от ума” – это совсем небольшое по объёму произведение.Цитаты Чацкого из Горе от ума представлены в этой подборке.
Блажен, кто верует, тепло ему на свете! Когда ж постранствуешь, воротишься домой, и дым Отечества нам сладок и приятен! Служить бы рад, прислуживаться тошно. Свежо предание, а верится с трудом. Хлопочут набирать учителей полки, числом поболее, ценою подешевле? Кто служит делу, а не лицам О! если б кто в людей проник: что хуже в них? душа или язык?
Кому нужда: тем спесь, лежи они в пыли, а тем, кто выше, лесть, как кружево, плели. Поверили глупцы, другим передают, старухи вмиг тревогу бьют и вот общественное мненье! Дома новы, но предрассудки стары, порадуйтесь, не истребят ни годы их, ни моды, ни пожары. Чины людьми даются, а люди могут обмануться. А чем не муж? Ума в нем только мало, но чтоб иметь детей, кому ума недоставало? Уж коли горе пить, так лучше сразу, чем медлить, а беды медленьем не избыть. Когда в делах я от веселий прячусь, когда дурачиться дурачусь, а смешивать два эти ремесла есть тьма искусников, я не из их числа. Хотел объехать целый свет, и не объехал сотой доли. А впрочем, он дойдет до степеней известных, ведь нынче любят бессловесных. Чуть свет — уж на ногах! И я у ваших ног. Послушай! Ври, да знай же меру. И в многолюдстве я потерян, сам не свой. Хорош! Пустейший человек, из самых бестолковых. Мне в петлю лезть, а ей смешно. Судьба любви — играть ей в жмурки. Я езжу к женщинам, да только не за этим.
Я странен, а не странен кто ж?
Тот, кто на всех глупцов похож
Так! Отрезвился я сполна,
Мечтанья с глаз долой – и спала пелена.
Вы правы́: из огня тот выйдет невредим,
Кто с вами день пробыть успеет,
Подышит воздухом одним,
И в нем рассудок уцелеет.
Вон из Москвы! сюда я больше не ездок
Бегу, не оглянусь, пойду искать по свету,
Где оскорблённому есть чувству уголок.
Ах, Франция! Нет в мире лучше края! –
Решили две княжны, сестрицы, повторяя
Урок, который им из детства натвержён.
Куда деваться от княжон! –
Я одаль воссылал желанья
Смиренные, однако вслух,
Чтоб истребил Господь нечистый этот дух
Пустого, рабского, слепого подражанья.
А впрочем, он дойдёт до степеней известных,
Ведь нынче любят бессловесных..
Жить с ними надоест, и в ком не сыщешь пятен?
Когда ж постранствуешь, воротишься домой,
И дым Отечества нам сладок и приятен!
Муж – мальчик, муж – Слуга, из жениных пажей –
Что хуже в них душа или язык
Слово в творчестве актера
СЛОВО — ЭТО ДЕЙСТВИЕ 2
АНАЛИЗ ДЕЙСТВИЕМ 6
ЗАНЯТИЯ ХУДОЖЕСТВЕННЫМ СЛОВОМ 23
ВНУТРЕННИЙ МОНОЛОГ 29
ТЕХНИКА И ЛОГИКА РЕЧИ 35
ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ ПАУЗА 43
В марте 1936 года Константин Сергеевич Станиславский вызвал меня к себе.
Я знала, что он в ту пору напряженно работал над завершением книги «Работа актера над собой» и был практически занят организацией Оперно-драматической студии, на которую возлагал большие надежды, так как рассчитывал, что, экспериментируя с молодежью, он добьется проверки новых теоретических положений системы. Я знала также, что, несмотря на тяжелое состояние здоровья, Константин Сергеевич переживает, быть может, наивысший подъем своих творческих сил, когда каждый день сулит ему и нам все новые открытия в области природы актерского творчества.
Едва лишь я приблизилась к знакомому особняку в Леонтьевском переулке, меня, как и всегда в мои частые, долголетние встречи со Станиславским, охватило чувство огромного волнения.
Усадив меня в большое мягкое кресло, он некоторое время испытующе и ласково глядел на меня.
— Вы слышали о моей Студии? — спросил он наконец.
— Да, конечно, Константин Сергеевич.
— Хотите преподавать у нас художественное слово?
— Я никогда этим не занималась и сама в концертах не читаю, — ответила я.
— Тем лучше, — сказал он, — значит, у вас не успели выработаться штампы. Эта область еще не изведана как следует, над ней нужно много думать, открывать новые пути. Хотите учить учась?
Я с радостью согласилась, и началась новая, увлекательная полоса моей творческой работы под руководством Константина Сергеевича. И поскольку она по своему значению выходит далеко за рамки моего личного опыта, я считаю своим долгом попытаться сделать ее достоянием общественности.
Сейчас, когда я пишу эти строки, существует целый ряд новых материалов, освещающих этот последний период экспериментальной деятельности К. С. Станиславского. Тогда, когда мы в Студии под руководством Константина Сергеевича занимались проблемами слова, его новые, наиболее зрелые мысли об искусстве, его позднейшие творческие открытия только-только еще кристаллизовались, выливаясь в четкие, законченные формулировки, обрастая примерами, вновь и вновь выверяясь и уточняясь в самой практике работы Студии. Мы были свидетелями этого замечательного процесса.
Настоящая работа опирается, с одной стороны, на опубликованные высказывания Константина Сергеевича, с другой — на мои личные воспоминания о его деятельности в Студии той поры. Это рассказ об увиденном и услышанном и одновременно попытка систематизировать, обобщить, хотя бы первоначально, основные положения о слове в сценическом искусстве, принадлежащие К. С. Станиславскому. Это не научное исследование в чистом виде, не учебник по словесному действию. Я понимаю свою задачу скромнее и считала бы ее выполненной, если бы мне удалась постановка вопроса — одного из самых важных в нашем деле. И потому я полагаю возможным переходить в данной работе от прямого изложения проблемы, как я ее понимаю, к материалам мемуарного характера, к тому, что говорил о слове Станиславский на уроках в Студии, как он проводил эти уроки, рассказывая и объясняя то, что, с его точки зрения, имело коренное значение для развития психотехники советского актера.
Константин Сергеевич никогда не отделял проблемы слова в художественном чтении от словесного действия в спектакле. Он ясно «видел, что в том и в другом случае существует своя специфика. Но ему в первую очередь важно было подчеркнуть общие основы словесного действия в обоих случаях. И потому было бы неправильно ограничиться в пределах данной работы разговором об одних только законах художественного чтения, не пытаясь раскрыть в полном объеме понятие словесного действия, основополагающего в системе Станиславского. Мне невольно придется касаться всей суммы вопросов, связанных со словесным действием в творческой работе актера.
Более того: рассматривая слово как первоисточник актерских задач в спектакле и в то же время вершину, конечный пункт творческого процесса, Станиславский никогда не говорил о слове в отрыве от всех остальных положений системы, выработанных им за долгие годы его замечательной «жизни в искусстве». Процесс овладения авторским словом в спектакле совпадает, по мысли Станиславского, с процессом создания сценического образа. И это обязывает меня не проходить мимо узловых моментов системы, мимо ее общеэстетических и технологических основ. Мне придется касаться этих общих вопросов в той степени, в какой мне представляется это необходимым для уяснения роли и места словесного действия во всем комплексе взглядов великого основоположника советской режиссуры и театральной педагогики К. С. Станиславского.
СЛОВО — ЭТО ДЕЙСТВИЕ
Проблема слова занимает видное место в творческой практике русского театра.
Не было, кажется, ни одного крупного деятеля в истории русского театра, который не задумывался бы над великой силой воздействия слова, не искал бы средств к тому, чтобы слово на сцене было насыщено правдой, проникнуто истинным чувством, исполнено значительным общественным содержанием. Русские актеры из поколения в поколение повышали свою требовательность к искусству сценической речи, добиваясь в ее звучании глубочайшей верности жизни.
Это и не могло быть иначе в театре, славная история которого неразрывно связана с драматургией Грибоедова, Гоголя, Островского, Толстого, Чехова, Горького. Богатство литературного языка наших классиков ставило сложные творческие задачи перед сценическими художниками. Правдиво сыграть Гоголя, Островского, Горького значило прежде всего заставить звучать правдой, сверкать всеми красками их удивительный текст.
В летописях русской сцены закреплены многие примеры того, как ее мастера строили на фундаменте глубокого, всеобъемлющего искусства слова великолепные сценические образы. Щепкин, Садовский, Мочалов, Ермолова, Давыдов, Варламов, Ленский, Садовская — каждый из них по-своему, в зависимости от индивидуального склада таланта, оказывался по мастерству передачи авторского слова на сцене конгениальным великим писателям.
Читая письма и записки Щепкина, понимаешь, как серьезно и глубоко он относился к проблеме сценической речи.
«. Во всей Европе удовлетворяются еще декламацией такого рода, то есть завыванием, — пишет он, — а мы не сживаемся с этим пением.
. Я застал декламацию, сообщенную России Дмитревским, взятую им во время своих путешествий по Европе в таком виде, в каком она существовала на европейских театрах. Она состояла в громком, почти педантическом ударении на каждую рифму, с ловкой отделкой полустиший. Это все росло, так сказать, все громче и громче, и последняя строка монолога произносилась сколько хватало сил у человека. Как только мы начали подрастать, с годами умнеть, мы тотчас поняли эту нелепость и тотчас ее бросили. Ведь сколько и у нас поющих слов! Но у нас их поет сердце. ».
Реалистичность русской драматургии заставила русских актеров уже очень скоро расстаться с искусственной декламацией, широко распространенной в ту пору на европейских сценах.
Во все периоды существования нашего театра «слово, спетое сердцем», то есть сказанное на сцене искренне, правдиво, слово, раскрывающее все богатство мыслей и чувств человека, главенствует в искусстве русского актера.
Не случайно слова Гоголя, что «. звуки души и сердца, выражаемые словом, во много раз разнообразнее музыкальных звуков», неоднократно цитировались мастерами русской сцены.
О! если б кто в людей проник:
Что хуже в них? Душа или язык?
Чьё это сочиненье!
Поверили глупцы, другим передают,
Старухи вмиг тревогу бьют —
И вот общественное мненье!
ПОХОЖИЕ ЦИТАТЫ
ПОХОЖИЕ ЦИТАТЫ
Тот, кто рассказывает тебе о чужих недостатках, рассказывает другим о твоих.
Деньги — не хорошие и не плохие. У них нет мозгов и морали. Они не делают людей хуже или лучше. Это люди, используя деньги, творят либо добро, либо зло.
Берегите людей, от которых душа расцветает
Тех, кто вас полюбил лишь за то, что вы есть.
Через этих людей на Земле Бог себя проявляет…
Встреча с каждым из них – уникальный подарок Небес.
Проблема этого мира в том, что глупцы слишком уверены в себе, а умные люди полны сомнений.
— Что люди получают, не выражая благодарности, чем пользуются без раздумия, что передают другим в беспамятстве и теряют, сами того не замечая?
— Жизнь.
Я видел людей с ампутированными ногами, с протезами вместо ног. Но
хуже всего ампутированная душа, ее никакими протезами не заменишь.
Язык, что паутина: слабые и тщеславные умы цепляются за слова и запутываются в них, а сильные легко сквозь них прорываются.
Общественное мнение — это публичная девка.
Для того, чтобы ощущать в себе счастье без перерыва, даже в минуты скорби и печали, нужно: а) уметь довольствоваться настоящим и б) радоваться сознанию, что могло бы быть и хуже.