Что творится в домах престарелых
Дома ужаса: что на самом деле происходит в интернатах для стариков
Дома престарелых все чаще оказываются в центре скандалов. Речь идет о зверском и бесчеловечном отношении персонала, об отвратительном уровне и качестве предоставляемых услуг, а также о ситуациях, когда жизнь и здоровье постояльцев таких учреждений находятся под угрозой. Весной этого года в Красногорском частном пансионате сгорели девять стариков, в Саратове, после обнародования факта о жестоком обращении с постояльцами и приезда правоохранительных органов, руководство заведения для пенсионеров просто сбежало, оставив своих подопечных в одиночестве и с пустыми холодильниками. В эфире телеканала «Россия 1» обсуждают бурную деятельность таких горе организаций.
Почему постоялец частного пансионата для престарелых за один месяц изменился до неузнаваемости? Почему руководство этого пансионата пытается уйти от ответственности? На эти вопросы директор пансионата ответственно заявила, что «это был буйный, неадекватный мужчина, который бил сиделок и ломал кровати». О том, как мог ослабленный и намертво привязанный к кровати человек бесчинствовать, директор умолчала. «Это беспредел! Как можно пожилых людей привязывать к кроватям, заклеивать рот скотчем. Люди, побойтесь Бога!» – выступила в ток-шоу Ольга Суворова, руководитель региональной общественной организации по защите прав человека.
Житель Челябинска Игорь Лебедев уже полтора года не может простить себе, что однажды решился временно разместить в частном приюте своего отца. Через несколько дней, как родитель поступил в приют, он получил известие о его смерти. Мужчина считает, что его отец погиб из-за халатного отношения сотрудников частного пансионата Натальи Лазуковой. «Мой недееспособный отец, находясь в пансионате, нашел незапертую дверь и выпал со второго этажа. Сотрудники пансионата предлагали нам забрать заявление, взамен обещали оплатить похороны и перевести 10 тысяч рублей за моральный ущерб», – рассказал Игорь Лебедев.
Пансионат для пожилых людей «Золотая осень» был открыт в Челябинске индивидуальным предпринимателем Натальей Лазуковой. Одноименная сеть частных пансионатов презентовала себя с самой лучшей стороны, но как оказалось, пока Игорь Лебедев сражался за возбуждение уголовного дела, в пансионате продолжались издевательства над стариками, которые в итоге вылились в громкий скандал и привели к закрытию данного учреждения. Спустя некоторое время в этом же здании открылся новый дом престарелых, у которого новые владельцы, известная петербургская сеть, и другая история.
Почему подобные заведения работают без государственного контроля? Кто виновен в гибели незащищенных и уязвимых стариков? Как родственники добиваются наказания для виновных? Ответы – в «Прямом эфире».
Доживать до смерти. Что происходит в домах престарелых
В середине июля интернет-общественность взбудоражила история двух бывших постояльцев дома престарелых и инвалидов города Сосновки Тамбовской области. Дмитрий и Елена Гришины пожаловались на невыносимые условия жизни. «Вода горячая здесь с перебоями, милиция врывается в комнаты и штрафует ни за что, недовольных выгоняют на улицу. Идёшь к директору решать эти вопросы — только грубит и отвечает: ты не отжираться сюда приехал, а помирать!» — рассказывали они. Лайф отправился на место, чтобы разобраться в ситуации.
Фото: © L!FE/Александр Мельников
Первым делом мы поехали не в Сосновский дом-интернат, а в Абакумовский, который находится там же в Тамбовской области. Именно сюда перевели супружескую пару Гришиных после того, как их жалобы стали достоянием общественности. Внешне и внутренне учреждение скорее напоминает неплохую гостиницу, территория утопает в цветах, на входе сразу окутывает их сладкий запах. Повсюду клумбы с петуниями, астрами, георгинами.
Фото: © L!FE/Александр Мельников
Во дворе — беседка, куда мы с радостью присели в ожидании Гришиных. Утро, но солнце жарит так, как в полдень на Черноморском побережье. Встретившая нас медсестра сказала, что Гришины завтракают.
— Покушают и придут, — добродушно ответила она.
В соцсетях писали, что Гришины — старики. Оказалось, это далеко не так. Ей 30 лет, ему 42 года. Супруги идут нам навстречу и крепко держатся друг за друга. Она — его глаза, он — её ноги. Оба инвалиды: у неё — первая группа, у него — вторая.
Фото: © L!FE/Александр Мельников
Тамбовские Ромео и Джульетта долго шли друг к другу. Впервые он почувствовал её руку три года назад: во время прогулки Дмитрий споткнулся и чуть не упал на асфальт, невидимый друг мягко поддержал его. Роман закрутился быстро, но, по словам супругов, быть вместе им мешала администрация Сосновского дома-интерната.
— Запрещали регистрировать брак, не давали комнату. Говорили: «Он тебе не пара», — контуженный, алкоголик, у него уже была жена… — вспоминает Елена. По её словам, администрация вообще не приветствует личные отношения между подопечными. Говорят: «Вы приехали доживать свой век и умирать».
Узаконить свою любовь Гришины смогли только после того, как их история стала достоянием гласности. Палки в колёса личной жизни — это только одна из многих претензий супругов Гришиных к Сосновскому дому-интернату.
— Там такие ужасы творятся, вы себе не представляете. Постояльцев бьют, рёбра ломают, кормят плохо, вымогают деньги, — уверяет Дмитрий.
Фото: © L!FE
Впрочем, сами Гришины признаются: их самих не били, об этом они знают со слов других постояльцев.
Супруги показали пачку заявлений от них. В одном из них инвалид по зрению Юрий Попов сообщает: «Нахожусь в доме-интернате с 22 января 2010 года. В этом интернате меня били несколько раз». Он также отмечает, что питание оставляет желать лучшего: вместо заявленного супа — вода с овощами, вместо макарон — сырая морковь.
Есть жалобы и на бытовые условия. «Горячая вода бывает с большими перебоями: ни побриться, ни помыться», — пишет Попов.
Об этом же пишет и Игорь Ибрагимов: «Горячей воды нет». Вместе с заявлениями Гришины хранят фотографии. По их словам, снимки треснувших стен с облупленной краской сделаны в Сосновском интернате.
По словам Дмитрия Гришина, значительную часть пенсий постояльцев Сосновского интерната забирает полиция, придумывая всевозможные поводы для штрафов.
— Ругнулся с сердцах, раз! откуда ни возьмись полицейский — штраф, сидишь в комнате, пьёшь чай, они врываются — штраф за распитие алкогольных напитков, — уточняет Дмитрий.
— Здесь мы как в раю живём, — говорит он про свой новый дом — Абакумовский интернат.
У супругов отдельная комната. В ней новая стенка цвета ореха, большой телевизор, новый компьютер, высокий холодильник. Всё это муж с женой купили сами. Деньги удалось накопить после перевода из Сосновского интерната.
Дмитрий много рассказывает о своём боевом прошлом, Елена — о жутких буднях с родителями, которым она была не нужна.
Слушая уверенный голос Дмитрия, сомневаешься, что его кто-то может обидеть. Видно, что несмотря на слепоту, в обиду он себя не даст.
Люди с «боевым» прошлым
Чтобы составить полную картину, едем в Сосновский интернат. Между ним и Абакумовским два часа пути по дороге, местами напоминающей стиральную доску.
К учреждению, о котором Гришины стараются забыть, как о страшном сне, подъезжаем во второй половине дня. Огороженная территория с несколькими хозяйственными постройками, само здание типичное строение эпохи развитого социализма — трёхэтажный дом из красного кирпича. За асфальтированным тротуаром несколько клумб, яблони с плодами, беседка. Под ней поселилась дворняга с щенками. Они бегают вокруг своего укрытия, доверчиво тянутся к руке. Они, наверное, единственные здесь, кто ещё молод, здоров и кому-то нужен.
В Сосновском доме-интернате находятся 307 подопечных. Проживание каждого из них ежемесячно обходится в сумму более 22 тыс. рублей. По данным Управления соцзащиты и семейной политики Тамбовской области, 75 постояльцев полностью оплачивают эту сумму сами из своей пенсии. Двое — участник ВОВ и жертва вооружённого конфликта — полностью обеспечиваются государством. Остальные 230 отдают за проживание в учреждении 75% своей пенсии, остальное идёт из бюджета.
Живут здесь и старики, и молодые инвалиды. Общее у них одно — они не в состоянии работать и сами себя обслуживать. Многие постояльцы прибыли сюда по своей инициативе: не хотели быть обузой для родственников.
Директор интерната Сергей Юрин суетится и заметно волнуется. Одет в брюки и белую рубашку, надушен, готов очаровывать гостей и отстаивать честь учреждения.
— Испейте воды с дорожки, — протягивает он три запотевшие бутылки лимонада местного производства и улыбается.
В этот момент во двор учреждения въезжает тёмная иномарка. Оттуда выходит хорошо одетая женщина. К нашему визиту в дом престарелых специально приехала начальник Управления социальной защиты и семейной политики Тамбовской области Анна Орехова. К делегации присоединяются несколько врачей и сотрудник службы безопасности.
Излишне учтивые чиновники и сотрудники интерната окружают нас плотным кольцом и ведут в кабинет директора.
— Мы сейчас вам всё покажем и расскажем! Вы ведь не просто так приехали? В той статье (материал портала «Мой Тамбов») ни капли правды, — сразу взяла инициативу в свои руки Анна Орехова.
По словам чиновницы, она, когда услышала о предполагаемых нарушениях в доме престарелых, лично отправила проверку, после чего учреждение посетили представители прокуратуры Тамбовской области. Ничего противозаконного никто не нашёл.
— Понимаете, добрая половина постояльцев интерната — люди с «боевым» прошлым, — говорит Орехова, намекая на то, что это единственное учреждение в регионе, куда принимают бывших зэков.
Директор учреждения подтверждает: многие из его подопечных — люди со сложной судьбой. «Но всё равно администрация ко всем старается относиться с уважением», — заверяет Сергей Юрин.
— Мы всех любим и за всех переживаем. И браки мы приветствуем: семья — это всегда стабильность и спокойствие, — продолжает он.
Фото: © L!FE/Александр Мельников
Говоря о семье Гришиных, директор отмечает, что они «отличались неприкрытой злостью на всех». Но жениться им никто не препятствовал.
— Если более трёхсот человек довольны жизнью в учреждении, а пять — нет, можно предположить, что это субъективное мнение конкретных людей, — говорит он.
Единственное, в чём Сергей Юрин признал правоту жалующихся, — проблемы с горячей водой.
— Какое-то время горячая вода действительно поступала с перебоями. Но неполадки устранены.
Внутри интернат — типичное казённое учреждение, где со времён СССР мало что изменилось. Характерный запах из столовой, полы со старым линолеумом, крашеные стены. Особого уюта здесь нет, но откровенных ужасов тоже не заметили. Ни треснувших стен, ни осыпающейся штукатурки.
Повар в столовой с гордостью показала большой лист с готовой творожной запеканкой. Выглядело аппетитно.
— Через полчаса полдник, — сообщила повариха в чепчике и халате.
Мы вышли в коридор. Проходящие мимо старики устало улыбались.
— Опять журналисты? А у нас всё хорошо! Мы живём как в раю! — как по команде, не дожидаясь вопросов, отчеканила худощавая бабушка в кресле-каталке.
Участники делегации, судя по всему, заранее определили, к кому подводить журналистов: ответы натренированы и все как один позитивны.
— Жалоб нет, — уверяют постояльцы, опуская глаза.
Фото: © L!FE/Александр Мельников
Юрий Беряев делит свою 12-метровую комнату с ещё одним старичком. Нехитрый мужской быт: две кровати и две тумбочки, работающий телевизор, заваренный чай в кружке. Беряев построил дом для жены, развелись, жильё досталось женщине, а ему — койка в доме престарелых.
— Я всем доволен. Гришины? Да, помню. скандалисты жуткие, — говорит он. И тут же добавляет: — Я с ними особо не общался.
У многих постояльцев нет ног: кто-то отморозил, кто-то получил травму. Навстречу нам выехала группа колясочников. Одежда у большинства хоть и не грязная, но видно, что носят её не первый год.
Фото: © L!FE/Александр Мельников
Заходим в комнату, где жила семья Гришиных. Теперь здесь другая супружеская пара: Борис и Светлана. Помещение в два раза меньше, чем в абакумовском интернате. Почти половину комнаты занимает двуспальная кровать.
Новые жильцы помнят своих предшественников и отзываются о них негативно.
— Это болтовня: никто никого здесь не обижает, больше слушайте. Живём мирно и спокойно, — говорит хозяйка комнаты.
В любви к родному интернату признаются ещё десяток стариков в коридоре и комнатах.
— Это наш дом родной!
— Здесь лучше, чем дома.
Когда мы просим дать возможность поговорить с пятью недовольными постояльцами, чьи заявления мы видели у Гришиных, директор меняется в лице.
— Нельзя! — отрезал он.
Анна Орехова тут же одёргивает его.
— Ну почему же, Сергей Фёдорович. Давайте проведём. Нам не жалко, — ласково сказала она.
Фото: © L!FE/ Александр Мельников
«> Постоялец Игорь Ибрагимов только что вышел с полдника, где давали запеканку (его заявление с жалобами мы видели у Гришиных).
Первой к нему подошла Орехова.
— Ну, расскажите, чем вы недовольны. У вас условия отличные. Разве плохо кормят? — засыпала постояльца вопросами она.
Увидев толпу чиновников, журналиста и оператора, Игорь заметно смутился. Казалось, он обдумывает каждое своё слово.
— Да всё нормально, всем доволен, — Ибрагимов краснеет и отводит глаза. Говорить при всех он явно не настроен.
С большим трудом нам удалось остаться с ним с глазу на глаз.
— Ну да, у нас на выходе 100 рублей вахтёру платишь, чтобы бутылку водки пронести (алкоголь в интернате запрещён). Потом врывается полиция и штрафует за распитие. Выпить — дорогое удовольствие, — признаётся он.
По словам Ибрагимова, полицейские чуть ли не ежедневные гости в доме-интернате. Штрафуют за всё подряд.
Автор ещё одного заявления с жалобами — инвалид по зрению Юрий Попов — во время нашего визита был пьян. Поговорить с ним не удалось.
Фото: © L!FE/Александр Мельников
Рассказывая о доме-интернате, супруги Гришины упомянули о непростой судьбе ещё одного человека. По их словам, из учреждения в конце октября прошлого года выгнали инвалида, 43-летнего Константина Агапонова: его увезли в Тамбов, оставив на улице без копейки денег. Договор с ним расторгли в одностороннем порядке.
— После скитаний по Тамбову он замёрз. Залез в теплотрассу и обжёг себе ноги, его отправили сначала в ночлежку для бомжей, потом в больницу, — рассказал Дмитрий Гришин.
После лечения инвалида привезли опять в Сосновский дом престарелых. Там, по версии Гришина, он живёт по сей день.
Директор интерната Сергей Юрин заверил:
— Инвалид по фамилии Агапонов в нашем учреждении не жил и не проживает.
После визита в Сосновский интернат нам удалось связаться с Константином Агапоновым. Он попал в дом престарелых после перелома позвоночника. Инвалид рассказал, что и сейчас числится там, но накануне нашего приезда его отправили в больницу лечить пролежни, хотя раньше эту «услугу» ему успешно оказывали в стенах учреждения.
— Вам никто ничего и не скажет. Все боятся директора. Знают: за малейшую критику накажут, — отметил он.
По словам Агапонова, во время последней проверки он отдал представителям прокуратуры своё заявление с жалобой на интернат.
— Я испортил тогда общую картину, и от меня к вашему приезду решили избавиться.
Константин Агапонов подтвердил историю, рассказанную Дмитрием Гришиным:
— Посадили в машину, увезли в Тамбов, бросили без денег, идти было некуда.
По его словам, администрация так поступила с ним за бесконечные попытки жаловаться в различные инстанции. Последней каплей стал его звонок в Департамент здравоохранения Тамбовской области. Тогда Агапонов пытался помочь больному соседу со всеми признаками воспаления лёгких, который три дня лежал с температурой под 40.
После скандала с Гришиными дом престарелых проверила местная прокуратура.
— Факты не подтвердились, — сообщила нам с тарший помощник прокурора Сосновского района Юлия Попова. — Но сейчас проверка в отношении учреждения продолжается.
Попова подтвердила, что приняла заявление от Константина Агапонова, документ находится на рассмотрении.
В Интернете можно без труда найти рекламу Сосновского дома-интерната: » Персонал учреждения обеспечивает надлежащий уход и комфортное проживание в течение дня. Сотрудники помогают принимать душ. В отделении для незрячих и слабовидящих персонал создаёт все условия для уютного времяпровождения. Организации досуга может позавидовать любое подобное заведение. Организованы клубы по интересам, проводятся турниры по шашкам и шахматам. Имеется библиотека. Старикам оказывается врачебная помощь (регулярные осмотры, обработка пролежней, контроль за приёмом лекарств, перевязки)».
Однако даже за пару часов, проведённых здесь, можно понять: большинство постояльцев действительно здесь не живут, а доживают. Причём в большинстве своём — за свой счёт. Отсутствие претензий не должно обманывать: люди боятся жаловаться. «Вы уедете, а нам здесь жить», — говорят они, оставшись с глазу на глаз. Впрочем, и «революционеры» зачастую лукавят, говоря об избиениях и нечеловеческих условиях. Многие сильно пьют и действия администрации по пресечению проноса в интернат алкоголя воспринимают как посягательство на свободу.
«Отец погиб, потому что за ним недосмотрели». Что происходит в частных домах престарелых
Бабушке Люде 84. Она уже год в частном интернате. Это трехэтажный коттедж под Москвой в дачном поселке.
— Мне все здесь нравится, — говорит бабушка Люда, — ухаживают за нами хорошо, внимательно. Никакой ругани.
Когда бабушку Люду привезли сюда, она могла только лежать. Теперь женщина сидит в кресле-каталке.
Но без коляски она передвигаться не может. И потому уже год бабушка не была на улице — живет на втором этаже коттеджа, а для маломобильных он не приспособлен. Нет даже пандуса у входа.
На этажах нет общих комнат. Поэтому женщина может только кататься по длинному узкому коридору с розовыми стенами или сидеть в своей комнате, где еще три такие же бабушки лежат на кроватях. Спинки кроватей впритык поставлены друг к другу. За окном березы.
— Телевизор у нас есть в каждой комнате, — сообщает администратор.
Невидимый дом
Посчитать, сколько всего в стране таких частных домов престарелых, невозможно. Некоторые из них никак не зарегистрированы, принимают только наличные, не ведут отчетность. Расположены они в простых коттеджах в больших дачных поселках. Сюда не могут прийти проверяющие.
— Никто не знает, сколько таких частных домов престарелых, — говорит Алексей Сиднев, председатель правления некоммерческого партнерства «Мир старшего поколения». — Но у нас есть точные данные, сколько мест в таких учреждениях в Москве и Московской области — примерно 15 тысяч. В Казани около 1,5 тысяч.
Интересно, что мест в государственных домах престарелых в Москве и в Московской области тоже около 15 тысяч и в Башкортостане — 1,5 тысячи. По словам Сиднева, по крайней мере в этих двух регионах теневой сегмент примерно такой же, как и мощность государственных учреждений. А в Московской области сейчас почти не осталось поселков, где нет частного дома престарелых в коттедже.
Юрий Конев, профессор кафедры геронтологии и гериатрии Московского государственного медико-стоматологического университета, считает, что мест для пожилых нужно в 10, «а то и в 20», раз больше, чем сегодня могут разместить госинтернаты. Сейчас государственные дома престарелых могут поселить 300 тысяч человек.
— В государственные пансионаты очень большие очереди, некоторые люди не доживают. Во всем мире в основном уход за пожилыми людьми осуществляется на основе частно-государственного партнерства. В Швеции до 60% пожилых людей находится в таких домах, у нас — 1,5%.
Коттеджи для пожилых
Пожилые люди с болезнью Альцгеймера, деменцией, лежачие требуют постоянного ухода. Они «возвращаются в детство», и их просто нельзя оставлять одних. Работающие родственники не в состоянии постоянно быть рядом, как того требует болезнь и старость — поэтому нужна либо сиделка, либо дом престарелых. Большинство просто не могут попасть в государственный, и частные интернаты становятся спасением.
— У моей матери деменция, мозг отключен, она ничего не понимает. Я одна с ней, мне ее не с кем дома оставлять, — рассказывает Нелли из Челябинска. — Когда я уходила на работу, она била стекла, все двери исколотила, вещи выбрасывала, топталась по ним. Вы не представляете, во что превратился дом за несколько месяцев! Соседи постоянно ругались, что она стучит, кричит.
Чтобы такого больного устроить в бесплатный интернат, нужно сначала оформить инвалидность, потом признать его недееспособным, пройти все суды — это несколько кругов ада, и потом только его поставят в очередь.
В очереди можно стоять до десяти лет. Именно поэтому я просто была вынуждена искать для нее частный интернат. Кто не был в этой ситуации, просто не знает, что это такое.
Дедушке Вале, чтобы подняться к себе на третий этаж по лестнице нужно немного — минут 20. Он держится за перила, подтягивается и переставляет одну ногу, потом вторую.
— Ничего, — смеется он и подмигивает бабушке Люде, которая сидит на лестничном пролете, — это вместо физкультуры.
В двух-трехэтажных коттеджах размещают от 50 до 80 человек. Месячная выручка, при заполненности на две трети — около миллиона рублей. Такие коттеджные сети — это обычно 30-40 арендованных домов. Сорок коттеджей — сорок миллионов. Из этого владельцу нужно оплатить аренду, зарплату сиделкам, питание, налоги, коммунальные платежи… Масштаб экономии на всем этом зависит только от совести владельца пансионата.
Фото: Максим Дондюк
По подсчетам некоммерческого партнерства «Мир старшего поколения», себестоимость пребывания пожилого человека в хорошем пансионате — около 90 тысяч рублей в месяц. В эту стоимость входит комфортная безопасная среда, хорошее разное питание, досуг, постоянный медицинский мониторинг.
— Это нельзя сделать дешевле, просто нельзя, — объясняет Алексей Сиднев. — Потому что должно быть приспособленное здание, за которым нужно следить, должно быть достаточно персонала, должно быть сбалансированное питание, должна быть медицина. Это все стоит 90 тысяч рублей в месяц. Но семья может заплатить только 30. Соответственно полно таких предложений [за 30 тысяч рублей]. Но что там человек получает на закате жизни?
«Комфорт» и «Золотая осень»
— Моей матери 92 года, — говорит Ася Киракосян из Тюмени, — она дитя войны. Я 11 лет за ней ухаживаю. Я никому, даже [своим] детям не отдавала ее. Она все время со мной. Я ушла с работы, чтобы смотреть за ней.
Два года назад у сына Аси была сложная операция. Женщине нужно было поехать в другой город помочь ему. Ася решила поместить маму на время в частный тюменский пансионат для пожилых «Комфорт» — двухэтажный коттедж на 50 человек. « Пансионат «Комфорт» — это не просто дом престарелых и инвалидов, это теплая домашняя атмосфера, забота и опека за самыми дорогими для вас людьми», — сообщает сайт пансионата.
— Я зашла туда, там не было запаха мочи. Достойный вид такой. Первый раз в жизни я уехала, и меня не мучила совесть, что я маму оставила, — рассказывает Ася.
Через две недели дочь приехала, чтобы забрать маму домой.
— Они ее завернули в такую большую шаль, как матрешку, чтобы я синяки не видела, — рассказывает женщина.
— Тапочки не ее, косынка не ее. Я раскрываю косынку — она просто фиолетовая.
Персонал отказался объяснять, что произошло. Бабушка пыталась лечь в машине, сидеть она не могла. Не реагировала на обращения. На голове в области виска у нее была очень большая гематома. В больнице выдали справку с диагнозом «ушиб мягких тканей головы».
Асе Каракасян в возбуждении уголовного дела отказали.
В январе 2019 года в сугробе рядом с пристройкой к зданию, на крышу которого выходит балкон челябинского пансионата для пожилых «Золотая осень» нашли искалеченного 77-летнего мужчину. Через неделю дедушка умер в больнице. В посмертном заключении эксперта написана причина получения травм: «падение с высоты».
Умерший мужчина — отец Игоря Лебедева. У него был синдром Альцгеймера и старческая деменция. Родственники поместили отца Игоря в частный пансионат для пожилых и тяжелобольных людей «Золотая осень» на месяц.
— В пансионате нам гарантировали постоянный уход и контроль за отцом, говорили, что там ведется видеонаблюдение, на посту всегда двое дежурных, а все выходы на улицу закрыты на замок — чтобы больные люди не могли самовольно уйти и потеряться, — рассказывал Игорь Лебедев.
В середине января Игорю позвонил участковый и сообщил, что его отец находится в больнице. Игорь сразу позвонил в пансионат, спросил, что случилось. Там ему ответили, что его отец вышел на улицу через дверь, поскользнулся, упал, получил травму и его увезли на скорой в больницу.
Никто не объяснил сыну, как отец смог выйти из помещения. Сотрудники пансионата отказались предоставить записи с видеокамер. Отца Игоря нашел посторонний человек, который проходил мимо. Он и вызвал скорую.
Игорь Лебедев написал заявление в полицию. Но в протоколе полицейский указал, что у мужчины никаких претензий ни к кому не имеется.
— Я начал возмущаться, что, во-первых, такого не говорил, во-вторых, у меня есть претензии, так как я отдал своего недееспособного отца в специализированную организацию, где ему должны были обеспечить надлежащий уход, присмотр и безопасность. Это все прописано в договоре. А отец погиб. Погиб, потому что за ним недосмотрели.
В феврале 2019 года Игорь Лебедев получил уведомление об отказе в возбуждении уголовного дела в связи с отсутствием события преступления.
Пожары и насилие
Коттеджи, в которых организуют дома престарелых, зачастую не приспособлены для размещения в них такого количества людей, говорят эксперты. В них устанавливают перегородки, делают большое количество розеток. Поэтому пожары в частных домах престарелых происходят регулярно.
В январе этого года семь человек погибли из-за пожара в доме престарелых в Тюменской области. За десятью пожилыми людьми ухаживала одна женщина — она же владелица пансионата. Никаких документов на частный дом престарелых она не оформляла. Когда приехали пожарные, не стала говорить, что внутри здания пожилые люди. Постояльцы не смогли выбраться сами и погибли.
Буквально за месяц до этого, в декабре 2020 года, в частном доме престарелых в Башкортостане во время пожара погибли 11 человек. Это был частный жилой дом, никакими надзорными ведомствами он не проверялся.
Пожар в частном доме престарелых в Красноярске. Фото: ГУ МЧС России по Красноярскому краю
В мае 2020 в подмосковном Красногорске сгорел работавший в жилом доме частный пансионат-хоспис для престарелых, в огне погибли 12 человек, семь пострадали. Трехэтажный коттедж был арендован. Ни арендодатель, ни соседи по дачному поселку не знали, что здесь находится дом престарелых. Владелец пансионата был ранее судим.
В апреле прошлого года в Москве из-за пожара в частном доме престарелых «Третий возраст» погибли четыре человека, еще 16 пострадали. Пожарные не могли проехать к дому — в дачном поселки узкие дороги и низко висящие провода.
Во всех случаях спасти лежачих пожилых было невозможно.
В 2017 году в Красноярске сгорел пансионат «Жемчужина», который располагался в трехэтажном частном доме. Хозяйка получила условный срок.
«Правмир» насчитал десятки случаев насилия над пожилыми в домах престарелых, которые произошли только в этом году.
В апреле в Краснодарском крае в станице Марьянская погиб 80-летний мужчина. Он выпал из окна второго этажа. У мужчины была деменция, в частном пансионате за ним не было должного контроля.
В мае этого года в городе Рубцовске Алтайского края возбудили уголовное дело на владельца частного дома престарелых. Выяснилось, что людей там не докармливали и содержали в ужасных условиях. Один из постояльцев сбежал и пришел в горком КПРФ. «Он жаловался, что все время недоедает, и что с ними плохо обращаются, сидел и плакал», — рассказывала местный депутат Надежда Дрюпина. В одной из комнат лежали и мужчины, и женщины. При этом нужду они справляли тут же, друг перед другом — никто не озаботился тем, что они разнополые. На кроватях не было матрасов — спали постояльцы на поролоне.
В августе этого года закрыли частный пансионат в селе Зубово в Башкирии. Владелец содержал 15 человек в собственном коттедже. В том же поселке находился печально известный пансионат «Моя семья», который закрыли в прошлом году. Пожилых людей там избивали, на них кричали матом, на кроватях не было постельного белья, а на некоторых даже матрасов — постояльцы лежали на голых досках.
В конце августа в сети появились кадры из частного дома престарелых в Реутове. Санитарка била лежащего на полу дедушку тряпкой.
Компания «Теплые беседы» на 50% принадлежит Александру Швецову, еще на 50% – Дмитрию Рыпалеву, который является генеральным директором сети. По данным ФНС, среднесписочная численность работников за 2020 год равнялась нулю.
Рыпалаеву принадлежит еще шесть организаций, которые предоставляют гостиничные услуги. Например ООО «Забота». В 2020 году среднесписочная численность работников «Заботы» составила один человек. В одном из заведений сети «Теплые беседы» также настаивали на оплате наличными или на переводе денег на карту сотрудника.
Никто не проверяет
Большинство частных домов престарелых принадлежат индивидуальным предпринимателям. Чаще всего основной деятельностью такого ИП обозначены не «социальные услуги», а, например, «аренда». Так частным домом престарелых в Рубцовске, где стариков морили голодом, владеет индивидуальный предприниматель Юлия Чупикова. Статус ИП она получила только в марте 2021 года. До этого приютом в течение года руководила ИП Инна Филимоненко, как раз в марте, по данным портала Генпрокуратуры, она подверглась внеплановой проверке, после этого приют перешел к Чупиковой.
По федеральному закону «О защите прав юридических лиц и индивидуальных предпринимателей», плановые проверки проводятся не чаще, чем один раз в три года. Внеплановые могут быть только по заявлению клиентов.
Официально деятельность частных домов престарелых никак не лицензируются.
Теоретически их владельцы могут получать лицензию на медицинскую деятельность. Но это сложно, дорого и влечет за собой проверки. Поэтому в лучшем случае частный пансионат заключает договор с какой-либо медицинской организацией, и медик навещает постояльцев раз в неделю.
— Контроль за частными домами престарелых происходит на добровольной основе, — говорит Елизавета Олескина, директор благотворительного фонда «Старость в радость». — То есть это серая зона.
Существует реестр поставщиков социальных услуг, и владельцы частных домов престарелых могут регистрироваться в нем, но по желанию. В реестр автоматически входят все госучреждения — и только те частные поставщики услуг, которые готовы претерпеть все необходимые проверки и работать в том числе с государством. В этом случае постоялец платит на свой уход 75% пенсии, а остальное дому престарелых компенсирует государство — так же, как это происходит в госинтернате.
— Если организации в реестр не входят, они этим ничего не нарушают фактически, — говорит Олескина. — И ряд из них делают очень низкие тарифы, принимают людей без документов, в том числе без медицинских, предоставляют некачественные условия проживания.
Работающие в серой зоне интернаты часто по виду экономической деятельности обозначены не как предоставляющими соцуслуги, а, например, как гостиница или хостел. Это как раз и позволяет им избегать проверок.
— Как их посчитать? Вылавливать их рекламу в интернете? — спрашивает Олескина. — Нередко пансионат — это коттедж, один из многих в поселке или СНТ, и даже соседи не всегда знают, кто там живет и работает. Так что государственные службы попадают внутрь только после того, как кто-то пострадал…
Бизнесмены экономят на персонале. По госстандартам, на пять постояльцев должен быть один сотрудник. И это только сиделки. Сюда не входят буфетчицы, повара, администраторы, уборщицы, врачи, психологи.
Человеку банально некому подать попить, что приводит к обезвоживанию. Отсутствуют какие бы то ни было нормальные, осмысленные для человека занятия в течение дня.
Санитарки могут быть с большим опытом работы. Но никакого специального обучения, как работать с пожилыми, они не проходили. В США и Европе персонал готовится на протяжении нескольких лет. В России не существует даже стандартов, что должна знать и уметь санитарка, которая заботится о пожилых.
— Знают ли эти санитарки что-нибудь про то, что такое человеческое достоинство, что чувствует старый человек? Знают ли они, что такое деменция? — спрашивает Алексей Сиднев. — Знают ли они, как взаимодействовать с медицинской сестрой, которая должна управлять этим учреждением? Как работать в команде врачей? Как определять желания человека или предпочтения, если человек не может их выразить? Забота о пожилом — это не только как переворачивать. Переворачивать можно предмет, а санитарка должна знать, как видеть в людях людей. Это целый комплекс, это наука.
Во время проверок квалификацию сиделок никто проверить не сможет, так как нет стандартов. Роспотребнадзор смотрит, есть ли раздельное товарное хранение, подписаны ли ножи и разделочные доски. МЧС проверяет эвакуационные выходы, огнетушители. Но никто не может проверить качество ухода и отношение к пожилым.
Лицензии невозможны
О том, что частные дома престарелых нужно лицензировать, говорят давно . Но этого не происходит. Потому что если ввести лицензирование, практически все частные пансионы придется закрыть, в один голос говорят эксперты, опрошенные «Правмиром». И родственники останутся один на один со старческой немощью и тяжелой болезнью близких.
— Нельзя, чтобы из-за криминальных случаев все частные пансионаты стали восприниматься как синоним чего-то опасного. Они нужны тысячам людей, — считает Елизавета Олескина. — Если прямо сейчас просто взять и предъявить к частным пансионатам для пожилых людей те же требования, что и к государственным, это приведет к закрытию двух третей таких организаций. Мы взаимодействуем, например, с небольшими православными приютами и богадельнями. Они хорошо выполняют свою работу, однако все требования лицензирования выполнить не смогут. И если их закрыть, сотни, а в масштабах страны — тысячи людей окажутся на улице.
Из тысяч частных домов престарелых только 255 входят в реестр поставщиков социальных услуг и, значит, регулярно проверяются госорганами. Они вошли в этот реестр, потому что государство обещало оплачивать часть расходов. В 2015 году стал работать закон «Об основах социального обслуживания граждан в РФ». Благодаря ему появился новаторский механизм — опекуну или самому пожилому можно было выбрать дом престарелых: частный или государственный. Частникам государство доплачивало за каждого пожилого по определенному тарифу. В Москве был тариф 90 тысяч рублей для тяжелых пациентов. И этого, по словам Алексея Сиднева, было достаточно, чтобы люди получали очень качественный уход.
Это был тот путь, которые прошли все развитые страны — в США и Европе государство доплачивает домам престарелых около 60% стоимости пребывания.
И именно благодаря этому там забота о пожилых в частных домах престарелых на очень высоком уровне, говорят эксперты. И благодаря закону 2015 года в России появлялись частные дома престарелых, которые оказывали качественные услуги.
Но два года назад государство обнаружило, что, когда у людей есть возможность выбора, они делают его не в сторону государственных организаций. Деньги стали вымываться из государственных интернатов, и тогда, вопреки закону, стали создаваться искусственные препятствия для помещения пожилых в частные пансионаты.
— Поскольку самое главное — не забота о людях, а бюджет, государство и социальные ведомства стали искусственным образом ограничивать возможность выбора, для того чтобы первым делом заполнить государственную инфраструктуру, — рассказывает Сиднев. — Руководитель комитета по социальной политике в Санкт-Петербурге говорил на пресс-конференции, что ему не нравится, что заработные платы в частных учреждениях выше, он этого не потерпит. И что если они [частные пансионаты] вдруг решили кого-то накормить красной рыбой, а в государственных этого нет, он тоже за это платить не будет, потому что это не честно.
Крупнейшая сеть пансионатов для пожилых «Опека» в марте разорвала отношения с властями Петербурга — из-за того, что недополучила от государства 100 миллионов компенсации из бюджета. И «Опеке» пришлось выселить 620 подопечных.
Теперь весь смысл пребывания в реестре поставщиков социальных услуг потерян. Дополнительных денег нет, а проверок много.
— Нет никого в этом бизнесе, кто бы не пожалел, что вступил в реестр и связался с государством, — говорит Сиднев. — Единственный смысл пребывания в нем сейчас — это знак качества.
Государство закрыло путь развития домам престарелых, где оказывают высококачественные услуги, а вот закрыть всех, кто находится в серой зоне введением лицензий не может — пожилых просто будет некуда девать. Н а хороший дорогой пансионат у людей нет денег, в госинтернат не попасть. Ситуация безвыходная.
По словам Алексея Сиднева, коттеджи хотя бы дают то, что не может дать государство: «Правильные клиентские сервисы — всегда можно позвонить, всегда можно договориться. Также они находятся там, где людям удобно. Можно найти частный пансионат рядом с домом и регулярно навещать родственника».
Как должно быть
В хорошем пансионате для пожилых людей, по словам экспертов, должны быть арт-терапия, музыкальная терапия, индивидуальные программы развлечений и физических занятий. Обязательные длинные прогулки несколько раз в день. На обед, завтрак и ужин у постояльца всегда должен быть выбор из нескольких блюд. Постоянный контроль медиков, психиатров, геронтологов…
Уютная домашняя атмосфера, вежливый, заботливый, хорошо подготовленный персонал. Лифты и пандусы. Но в России даже нет стандартов, как это должно быть.
— Нужно стандарты, — считает Алексей Сиднев. — Стандарт учреждения, стандарт по персоналу, стандартные процедуры, стандартные механизмы контроля. Стандартные обучающие программы, которые будут готовить сиделок для пожилых.
Елизавета Олескина предполагает, что необходимо развивать всю систему долговременного ухода.
— …С достаточными социальными услугами и медицинской помощью, с патронажным уходом на дому, с нормальным рынком обученных контролируемых сиделок, со «школами» для родственников, которые хотят ухаживать сами, с дневными центрами для пожилых, с пунктами проката оборудования, с компенсациями на переоборудование жилья, с серьезной поддержкой родственников, которые ухаживают, с возможностью выбрать сопровождаемое проживание, если семья уже не может заботиться, а в интернат человек не хочет. Ну и как часть этой большой системы — прозрачные и контролируемые частные пансионаты.
Когда наступит эта пора светлой, достойной и радостной старости, неизвестно. По прогнозам организации «Мир старшего поколения», в течение десяти лет потребность в домах престарелых вырастет в разы — и к 2030 году России будет нужно миллион мест в домах для пожилых.
Пока бабушка Люда живет в одном из сорока коттеджей частной сети SM-pension. Этот бизнес принадлежит индивидуальному предпринимателю Александру Шубенину, зарегистрирован в 2020 году, основная сфера его деятельности — «аренда». Сюда берут всех: лежачих, с деменцией, болезнью Альцгеймера. По словам администратора, врач периодически приходит. Оплату принимают строго наличными. В коттедж корреспондента «Правмира» пустили без маски и ПЦР.
Бабушка Люда улыбается, она всем довольна. Ей действительно лучше, она может сидеть. Она рада, что с ней общаются сиделки, у нее есть возможность смотреть телевизор. Она не видит, как внизу пожилые по очереди сидят на лавочке в микроскопическом дворике. Она не знает, что должно быть по-другому. И закат ее жизни не должен ограничиваться комнатой и розовым коридором.