дерзай дщерь что значит
Толкование Евангелия на каждый день года.
Суббота 6-й седмицы по Пятидесятнице
Подошел ко Иисусу некоторый начальник и, кланяясь Ему, говорил: дочь моя теперь умирает; но приди, возложи на нее руку Твою, и она будет жива. И встав, Иисус пошел за ним, и ученики Его. И вот, женщина, двенадцать лет страдавшая кровотечением, подойдя сзади, прикоснулась к краю одежды Его, ибо она говорила сама в себе: если только прикоснусь к одежде Его, выздоровею. Иисус же, обратившись и увидев ее, сказал: дерзай, дщерь! вера твоя спасла тебя. Женщина с того часа стала здорова. И когда пришел Иисус в дом начальника и увидел свирельщиков и народ в смятении, сказал им: выйдите вон, ибо не умерла девица, но спит. И смеялись над Ним. Когда же народ был выслан, Он, войдя, взял ее за руку, и девица встала. И разнесся слух о сем по всей земле той.
И вот тайное прикосновение кровоточивой женщины. Она стыдилась свою болезнь исповедать вслух перед всеми, потому что Христос был все время окружен народом. Это течение крови, согласно ветхозаветному закону, делало человека нечистым. И поэтому она таилась в толпе, не могла открыто подойти ко Господу. Однако вера ее была сильной. Она не сомневалась, что, прикоснувшись к краю одежды Спасителя, получит от Него целительную силу: «Если только прикоснусь к одежде Его, выздоровею». Все ее существо – как единый молчаливый вопль, как будто она уже превратилась в дух: «Господи, спаси меня, я погибаю». Никто не должен бы приходить ко Христу только в силу обстоятельств, но чаще всего, люди приходят к Нему именно так. И мы видим, что и тогда Господь не отвергает никого. Великий Врач душ и телес исцеляет эту женщину и отсылает в жизнь с утешением: «Дерзай, дщерь, вера твоя спасла тебя».
Сегодня полезно задуматься нам и о том, что, быть может, эта кровоточивая женщина, как говорят святые отцы, была наказана такой страшной болезнью за свою нечистую жизнь. А может быть – за то, что совершила убийство своего младенца во чреве. Или за какой-то связанный с этими преступлениями особенный грех. Мы можем сказать, что кровоточивая в Евангелии – образ всего человечества. Как страдала эта женщина, так страдает все человечество. Человечество страдает от многих зол, которые съедают его изнутри, и оно буквально кровоточит. Оно страдает от настоящего кровотечения. Это кровотечение – войны и революции; мы не говорим уже об убиении человечеством в неслыханных масштабах собственных нерожденных детей. Как остановить это течение крови человечества? Разные пути предлагались и предлагаются мудрыми философами и могущественными политиками. Но кровотечение продолжается, пока человечество будет пытаться своими средствами исцелиться от этого кровотечения.
То, что происходит с кровоточивой женщиной, показывает нам, что на самом деле означает смирение. Мы ни о чем не слышим столько лживых слов сегодня, как о смирении. Это лжесмирение, которое паче гордыни сатанинской, учит не обличать ложь, не сопротивляться лжи и диаволу в душе человеческой и в истории. Под видом смирения, действует мертвость души, равнодушие к добру и злу. Господь говорит, что подлинное смирение – это печать правды Божией. И только тот достигает его, кто не смиряется с ложью, кто всей жизнью и смертью своей стремится достигнуть Христа. Потому что всякий грех, как Церковь нас учит, есть несмирение. И причиной всякого греха является гордость. Научиться смирению – значит прикоснуться ко всем заповедям Божиим, ко всей правде Его – так, как прикоснулась она к краю одежды Христовой.
Евангелие по Матфею 9:22
Толкования:
Блж. Августин
Иисус же, обратившись и увидев ее, сказал: дерзай, дщерь! вера твоя спасла тебя. Женщина с того часа стала здорова
Блж. Иероним Стридонский
Иисус же, обратившись и увидев ее, сказал: дерзай, дщерь! вера твоя спасла тебя. Женщина с того часа стала здорова
Блж. Феофилакт Болгарский
Иисус же, обратившись и увидев ее, сказал: дерзай, дщерь! вера твоя спасла тебя. Женщина с того часа стала здорова
Евфимий Зигабен
Иисус же обращься и видев ю, рече: дерзай, дщи, вера твоя спасе тя. И спасена бысть жена от часа того
Иисус же обращься и видев ю, рече: дерзай, дщи, вера твоя спасе тя
Матфей, как любитель краткости, пропустил все случившееся посредине, рассказав об одном только чуде, а Лука из точности рассказал все. Это найдешь в указанной главе.
И спасена бысть жена от часа того
Спасена бысть, т.е. выздоровела, как и Лука сказал: изцеле ( Лк. 8,47 ). От часа, не от того, когда Христос сказал ей: дерзай, дщерь, но от того, когда она прикоснулась к краю одежды, как написали Марк ( 5, 29 ) и Лука ( 8, 44 ).
Лопухин А.П.
Иисус же, обратившись и увидев ее, сказал: дерзай, дщерь! вера твоя спасла тебя. Женщина с того часа стала здорова
Прав. Иоанн Кронштадтский
Иисус же, обратившись и увидев ее, сказал: дерзай, дщерь! вера твоя спасла тебя. Женщина с того часа стала здорова
Вера твоя спасла тебя: не труды наши, не добрые дела наши спасают нас от грехов наших и от скорбей наших, – мы это испытывали многократно, например, на молитве, и всякий испытал, – а вера наша. Вера всегда нас спасает. Как мы должны благодарить за это Господа!
Дневник. Том III. 1859-1860.
Вера твоя спасла тебя – не заслуги, не дела, а одна вера. Не гордись же, спасаемый. Все милости туне подает Владыка, за одну веру твою истине, за одно то, что ни во что ставишь, как ложные, внушения духа лжи и веруешь истине.
Свт. Иларий Пиктавийский
Иисус же, обратившись и увидев ее, сказал: дерзай, дщерь! вера твоя спасла тебя. Женщина с того часа стала здорова
Но прежде вместе с апостолами исцеляется толпа грешников. И хотя надлежало, чтобы сначала продолжалось избрание, предопределенное законом, предыдущее исцеление совершалось на глазах [кровоточивой] женщины над мытарями и грешниками. Поэтому она твердо верила, что, бросившись навстречу проходящему Господу и дотронувшись до Его одежды, она исцелится от кровотечения. И хотя она была одета в запятнанную одежду и осквернена пятнами внутреннего недуга, с верой поспешила дотронуться до края одежды Господа. Оказавшись среди апостолов, она, очевидно, коснулась дара Святого Духа, исшедшего от тела Христа, и тотчас же исцелилась. Господь похвалил ее за веру и решительность, поскольку то, что было уготовано Израилю, обрел языческий народ.
Свт. Иоанн Златоуст
Иисус же, обратившись и увидев ее, сказал: дерзай, дщерь! вера твоя спасла тебя. Женщина с того часа стала здорова
Что же Христос? Он не захотел, чтобы она оставалась в неизвестности, но открыл и обнаружил ее по многим причинам. Некоторые безумные говорят, что Иисус Христос сделал это из любви к славе. Для чего, говорят они, Христос не оставил ее в неизвестности? Что ты говоришь, нечестивый и беззаконный?
Неужели, Тот любит славу, Кто и другим запрещает говорить, и Сам не упоминает о бесчисленных чудесах Своих? Итак, для чего же Он обнаруживает кровоточивую? Во-первых, Он освобождает ее от страха, чтобы она, угрызаемая совестью, как похитительница дара, не проводила жизнь в мучении. Во-вторых, исправляет ее, потому что она думала утаиться.
В-третьих, открывает всем веру ее, чтобы и другие соревновали ей. Да и показать, что Он знает все, есть столь же великое чудо, как и остановить течение крови. Наконец и начальника синагоги, который легко мог потерять веру, а с нею и все, исправляет примером жены.
Троицкие листки
Иисус же, обратившись и увидев ее, сказал: дерзай, дщерь! вера твоя спасла тебя. Женщина с того часа стала здорова
А святой Матфей рассказывает короче: Иисус же, обратившись (посмотрев вокруг и остановив Свой Божественный взор на исцеленной) и увидев ее, одним взглядом милосердия вызвал в ней признание. Желая загладить свою вину, она забыла свою женскую стыдливость, трепеща от страха, пала перед Ним и перед всем народом, и рассказала Ему всю правду. Она, очевидно, боялась гнева Его, потому что Закон ясно гласил, что прикосновение кровоточивой делало человека нечистым до вечера. Она как бы так говорила: «Прости мне мое дерзновение, милосердный Господи! Целых двенадцать лет страдала я, несчастная; все потратила на врачей без пользы для себя; услышала, что другие так легко получают помощь от Тебя, Врача милосердного, они удостаиваются счастья принять Тебя в доме своем, а я, грешница, не смею и мечтать об этом, – я только прикоснулась к воскрилию риз Твоих святых и вот – я исцелилась… Не сочти же мое прикосновение осквернением для Себя!» Но прикосновение кровоточивой к Нему не только не осквернило Его, но еще и очистило ее саму. И Спаситель с отеческой любовью сказал ей: дерзай, дщерь! и в этом ласковом слове дщерь уже звучало для нее прощение – дерзай, не бойся, вера твоя соделала тебя чадом Божиим, она спасла тебя, иди с миром и будь здрава от болезни твоей. Дивно смирение нашего Господа!
Дерзай, дщерь!
[1] Перевод К. Бальмонта.
[2] В 70-е годы средняя продолжительность жизни была для женщин на 8 лет больше; через тридцать лет этот показатель вырос до 12; эта тенденция в той или иной мере характерна для всех экономически развитых стран.
[3] Среди студентов российских вузов девушек почти вдвое больше.
[4] Василий Великий, святитель. Беседы о сотворении человека. Творения, т. 1, М., 2008, с. 444.
[5] Быт. 1, 27.
[6] Быт. 2, 18.
[7] Иоанн Златоуст, святитель. Избранные творения. М., 2006, т. II, с. 263.
[8] Лк 14, 26.
[9] См. по этому поводу размышления о. Александра Шмемана. Дневники. М., 2007, с. 624 – 625.
[10] Гарнак А. Миссионерская проповедь и распространение христианства в первые три века. СПб, 2007, с. 374.
[11] Однако, например, среди делегатов Поместного Собора 2009 года женщины составляли менее 9 процентов.
[12] Софроний (Сахаров), схиархимандрит. Таинство христианской жизни. М., 2009, с. 139.
[13] Женщина в старообрядчестве. Петрозаводск, 2006, с. 14 – 15; 98 – 99.
[14] Максим Исповедник, преп. Избранные творения. М., 2004, с. 216.
О православных ведьмах
К тому ж они так непорочны,
Так величавы, так умны,
Так благочестия полны,
Так осмотрительны, так точны,
Так неприступны для мужчин,
Что вид их уж рождает сплин.
А.С. Пушкин
В рай можно войти только с другими
Душа чему-то противостоит –
безверью ли, тоске иль вырожденью,
но ей, как одинокому растенью,
в чужую тень склониться предстоит.
Олег Чухонцев
М. крестилась в конце января, и вскоре наступил Великий пост.
«Тошно было, враг сильно нападал». – «Каким образом нападал?» – «Известно каким, помыслами: сущий, мол, мрак это христианство, и без него люди живут. Тогда Господь меня и поманил: показал во сне рай. Там всё такое. зеленое и золотое; но главное: все любят меня и я всех люблю!».
Конечно, ничего совсем уж неожиданного нет в этом сне: как ни скудны в Священном Писании сведения о рае, все знают, что Царство Божие есть мир абсолютной гармонии, красоты, любви и правды. Но, дочери Евы, мы вожделеваем присвоить и съесть «приятное для глаз», стащив на землю. Господь окрылил нас стремлением к совершенству, «к почести вышнего звания», но мы, вслед за праматерью внимая посулам лукавого, выбираем лживое как боги и подобно ей, чрез магию запретного плода, ожидаем похитить что полагается по статусу богини. А что же приличествует богине? Властительство? Безмятежный покой? Всеобщее поклонение? Исполнение любых желаний? Или, как формулирует кошка Томасина, она же богиня Баст, в трогательной повести Гэллико, «у нас, богов, нет ни добра, ни зла, одна лишь наша воля»?
Поколение последних двух десятилетий, благодаря всеобщей примитивизации, похоже, вплотную приблизилось к кошачьему идеалу: читать разучились, музыкой считают Бритни Спирс, кинематографический супер для них – дебильные американские комедии, а духовный – Паоло Коэльо; нравственных тормозов не существует; иногда кажется, что остались одни животные инстинкты и простейшие потребности.
«Я нуждаюсь в гармонии больше, чем в еде, питье и сне», – признавалась одна весьма женственная женщина, певица и киноактриса Марлен Дитрих, выражая общую для нас жажду. Но гармония без Бога. не представляется ли нам стройный порядок мироздания, в центре которого Я, непреходящий объект любви и благодарности? Мироздание может быть урезано до семьи или ограничиться мамой, подругой и собакой, или даже одной собакой, но чтобы в центре обязательно Я. И тешимся иллюзиями, и всю-то жизнь заботливо рисуем, лепим и украшаем убогую цитадель, кукольный дом, населенный игрушками; пусть не настоящий, но он мой, он мне уютен, потому что я в нем хозяйка.
Воображаемую себя легко окружить воображаемой действительностью и наделить всеми воображаемыми возможностями и добродетелями; примерно так защищается от жизни романтичная Бланш Дюбуа из пьесы «Трамвай «Желание»» Теннесси Уильямса. В воображаемом мире без каких бы то ни было усилий и трудов приобретаются красота и успех, богатство и слава, престиж и всеобщее восхищение. Мечтать не вредно, говорит поговорка; может быть, до определенного предела, пока человек считает мечту вершиной, которую предполагает одолеть. Но мечтательство греховно и вредно, когда основано на пассивных фантазиях и ложной самооценке; со стороны иллюзий: «Я да не смогу!?», а со стороны реальности – страшно выйти из тени: вдруг ничего не получится и призрачным надеждам придет конец, останется одна безнадежность.
Не по той ли причине столько женщин к сорока годам остаются одинокими и неприкаянными: избегают замужества, шарахаются от монастыря, бдительно охраняя детские грезы, в которых всё еще представляют себя писательницей вроде Дарьи Донцовой, певицей образца Ларисы Долиной, благодетельницей страждущих типа мать Тереза. А на самом деле в этой бессмыслице день за днем попусту расточаются ресурсы души. Личность в изоляции не собирается, не растет; питаясь только собой и собственными предвзятыми ощущениями, она остается незрелой, инфантильной, раздробленной и безответственной.
Отношения с человеком, любым, ближним, дальним, требуют внимания и заботы. Браки, например, распадаются потому, что никто не хочет страдать, наступая на горло своему эгоизму. Впрочем, страдают всё равно: сначала от укоров совести, потом от одиночества, от бесплодных сожалений.
Болезненные конфликты могут быть преодолены только за собственный счет, если решиться понести чужое бремя[2], пощадив мужа, ребенка, соседа, сослуживца, если принять огонь на себя. Избегая страданий, избегаешь, в сущности, подлинной жизни, подлинных отношений, а получаешь искусственное, измышленное существование при личных амбициях. Без конфликтов и внутренних противоречий живут только ангелы.
Привыкнув коптить небо без Бога, мы не ощущаем Его присутствия в мире, и, если честно, нас это устраивает: когда Он далеко, мы вправе не считать наши пристрастия грехами и поступать согласно своим желаниям, надеясь создать рай здесь, на земле; очень и очень многие именно по этой причине откладывают свое обращение на потом, тянут до глубокой старости, хотя давно догадались, что Бог есть и ответ держать когда-нибудь придется.
Евангелие требует отказаться от общепринятого и приятного способа существования по прихотям, или по страстям, как их именует подвижническая литература; таково первое необходимое условие спасения. Страсть по-гречески «пафос»; от «пафоса» – патология, болезнь; термин хромает, потому что позволяет трактовать «болезнь» как нечто внешнее, от нас не совсем зависящее: оступился – перелом, простыл – грипп, потеплело – давление, бес попутал – согрешил.
Психологическое понятие эговлечения выражает суть гораздо точнее, подчеркивая источник влечений-болезней-страстей: эго, Я; «яшка», говорил преподобный батюшка о. Алексий Мечев. Становится яснее, почему терпят неудачу попытки победить прежде чревоугодие, затем сребролюбие, а после ополчиться на тщеславие: эти головы принадлежат одному дракону, они быстро отрастают снова, пока не убит сам дракон, жаждущий для себя, гребущий под себя, живущий ради себя, денно и нощно соблюдающий свой интерес. Вот главный враг наш – эгоизм, по-православному самость. Эго, как какой-нибудь диктатор захватывает власть над человеком и, подобно раковой клетке подчиняя себе весь организм, губит жизнь безвозвратно.
Грехи наши сплетены в тугой клубок, и так срослись с самым существом, и так виртуозно прикидываются добродетелями –дифференцировать их непосильная задача. Ну, например: когда от А. ушел муж, она быстро достигла 90 кг веса. Квалифицировать сие как невоздержание в пище глупо: утешаясь вкусненьким, она восстанавливала душевное равновесие. Б., наоборот, ушла от стареющего мужа-безбожника: нашла наконец повод избавиться от обузы; В., напротив, не уходит от мужа, сквернавца и развратника, рекламируя свое терпение по апостолу Павлу, а на самом деле трусит остаться без средств и привычного комфорта.
Наша интуиция прекрасно знает, что нам нужно и полезно, душа стремится к полноте и глубине, чистоте и правде, смирению и любви; но эго жаждет денег, сытости, развлечений, престижа и власти. Мы неистощимы в изобретении благословных оправданий: когда свет не мил, надо пойти купить хоть катушку ниток, хоть кусок мыла и получить облегчение; сребролюбие ли тут? Появились новые эпидемические женские болезни: «покупочная терапия», «шопинг», «тратоголизм», развивающиеся на почве эгоистической потребности немедленно утешить себя в случае психологического дискомфорта; «хорошее настроение можно купить!» – кричит реклама, и мы покорно штурмуем супермаркеты, чтобы нахватать кучу никому не нужных вещей и расстроиться пуще прежнего из-за собственной глупости.
Поздней ночью мать ждет не дождется сына; конечно, обзвонит все больницы и морги, верующая еще прочитает акафист, а если покается потом, то разве в маловерии. А, в сущности, в этот момент она судорожно оборонялась в страхе: если что. то как же я?! И спешила успокоить себя, любимую. После разрыва с женихом Н., жестоко страдая, уехала из родного города, с глаз долой; мать, не терпя разлуки, ежедневно терзала ее звонками и жалобами: «У меня был сердечный приступ! скорую вызывали!».
Живет на свете Г., совершенно непроницаемая для критики и самокритики, каждое воскресенье исповедуется и причащается, считает этот «график» своим неукоснительным правом, гарантирующим систематическое поступление благодати. Закончила богословские курсы; духовник отговаривал, но она металлическим голосом возразила: «Ну уж в этом никак не могу с вами согласиться!». Г. целеустремленно управляет своей жизнью, решительно сметает все возможные препятствия, сходу отвергает все возражения; складывается впечатление, что в церковь она ходит, чтобы закрепить стабильность житейского благополучия и обезопасить себя на самом высоком, небесном уровне; она всегда настороже, в обороне, напряжена, снедаема внутренним мраком, т.е. находится в прелести.
Обычная женская реакция на чужую беду: «Ах, я так расстроилась!». Мы всегда готовы проявить сострадание: какой благородный повод покрасоваться в центре событий без всякого ущерба, а то и с прибылью для собственной гармонии.
Греческое определение Церкви «экклесия» означает «собрание всех вместе в единство», единство верующих во Христе с Богом и между собой, в противоположность падшему миру, где грех разделяет людей; «возлюбим друг друга!» этот возглас за каждой литургией выражает самую суть церковной жизни. Ужасным извращением следует считать уход в этакую индивидуалистическую «духовность»: исповедь, например, сводить к поводу «излить душу», с упоением вещать о своих мнениях и недоумениях, о семейных, служебных, социальных «трудностях», пожаловаться на одиночество, на «плохих» окружающих, на условия быта, толкающие ко греху, выплеснуть мрак накопившейся злобы и утопить в мелочах главное, ради чего установлен чин покаяния: осознание собственного эгоцентризма, теплохладности и вследствие этого оторванности от Источника благодати.
Чтобы встретиться с Богом, нужно выйти из себя, выцарапаться из этой глухой, без окон и дверей, темницы, где тебя никто никогда не найдет! Моллюск в раковине, возможно, не желает, чтоб его беспокоили, но жемчужина образуется только потому, что его мантию раздражают посторонние частицы.
. Свой сон о рае М. Л. поняла так, что Господь определит нас «по интересам», по сродству душ, в теплые компании, и лишь лет через десять осознала: там, у Него, просто нет эгоистов!
О том же говорил А. С. Хомяков: в ад каждый идет сам по себе, а в рай можно войти только с другими.
Пока не научимся смотреть внутрь себя, мы подвержены соблазну вести злорадное наблюдение за другими прихожанами и заключать с удовлетворением: они не лучше, а то и хуже меня. Такая позиция в высшей степени неплодотворна! Ко Христу ведь идем, а не к соседям, а у Него нет недостатков.
[1]2 Тим. 3, 6-7.
[2] Гал. 6, 2.
Мой, только мой
О слезы женские! С придачей
Нервических, тяжелых драм!
Вы долго были мне задачей.
Я долго слепо верил вам
И много вынес мук мятежных.
Теперь я знаю наконец:
Не слабости созданий нежных –
Вы их могущества венец.
Вернее закаленной стали
Вы поражаете сердца.
Не знаю, сколько в вас печали,
Но деспотизму нет конца!
Н.А. Некрасов
«Я вон к тому пойду исповедоваться»! – «Ты его знаешь?» – «Да нет. Красивый какой! Борода, как у Христоса!».
Этот случайно подслушанный в Даниловом монастыре диалог иллюстрирует, как мы выбираем духовника: по сорочьей страсти к тому, что сверкает и переливается; толпы кающихся дам собираются вокруг блистательных проповедников, особенно если их голоса звучат еще и по радио, телевизору, интернету. Бывает, чада годами не имеют общения с духовным отцом, т. к. многообразная общественная деятельность не оставляет кумиру времени на исполнение его прямых и главных обязанностей.
Ученых неофиток привлекают ультрасовременные, подмывает выразиться, пресвитеры, которых в православной среде кличут обновленцами: там родной окололитературный жаргон, там с амвона цитируют не авву Дорофея, а Цветаеву, там излюбленная интеллигентская ирония, всё подвергающая сомнению, там уютный партийный дух, который, как известно, гарантирует тесное сближение оппозиционеров любого направления.
Лиха беда начало: тех, кто искренне ищет спасения, Господь выведет на верный путь из самых глухих дебрей, конечно, если они не отвердевают в убеждении, будто на Небо можно взойти вместе со всем своим пестрым имением, присобранным на стогнах безбожного града. Однако нередко выбор духовника оказывается причиной тяжелых недоумений, серьезных душевных травм и даже психических болезней.
История Церкви знает великих святых, которые уделяли особое внимание духовному окормлению женщин, вероятно, имея к тому призвание от Бога; девственники, монахи, подвижники, они благодаря цело-мудрию обладали даром смотреть глубоко и не сводить женщину к «владычице вселенной», «больному мотыльку» или «исчадию ада», видя в ней равноценного перед Богом человека, иногда совсем потерянного под нарядностью в одежде, внешним плетением волос [1]и прочими глупыми мелочами. Благодать дает, говорил, кажется, преподобный Иосиф Оптинский, не чувствовать разницы, мужчину исповедуешь или женщину.
Теперь, конечно, всё упростилось донельзя, число духовников сравнялось с числом священников, но выбор-то всё равно за нами и ответственность, следственно, на нас. Проблема существует, вероятно и всегда существовала, просто некому было о ней сказать, женщина приучена молчать в Церкви. Теперь, когда немые заговорили, написан даже роман, «Бог дождя» М. Кучерской, рекламируемый книгопродавцами как «повесть о запретной любви», в котором больной вопрос исследован на пределе искренности и скрупулезной честности. Еще ценно, что ситуация предстает в развитии: безобидный интерес девушки к «человеческой» стороне жизни духовника постепенно переходит в эмоциональную зависимость, а затем в требовательную любовь к нему.
«Он будет господствовать над тобою» [2]. Повеление Божие живет в женщине как естественный закон, и потому ее самолюбие предпочитает покориться мужчине, а не другой женщине; даже вполне самостоятельная, даже во всем отчаявшаяся, ну, исключая совсем уж прожженных, в ком и естественный закон не живет, женщина втайне хранит капельку надежды обрести хозяина, опору и защиту, вождя и кормчего в напастях житейского моря.
И как же легко принять желаемое за действительное! «Я теперь не одна, у меня есть духовный отец, и какой! Каюсь, я гордилась тобой, мой любимый отец. Как же смогло мое слабое сердце выдержать твои милости, которыми ты щедро оделял меня…» [3]; подобные излияния подкрепляют саркастическое замечание одного психолога: «женщина хочет, чтоб над ней властвовали».
Нас подкупает внимание, наши рыхлые души завораживает слово, сказанное безапеляционно, нас пленяет выволочка при исповеди, жесткость требований, повелительная строгость: «на поклоны поставлю!»; всякая резкость мобилизует, создавая видимость долгожданной определенности; тыканье и прочее хамство вовсе не отталкивает, а, наоборот, придает отношениям свойский тон, этакую родственную фамильярность и близость: «Батюшка стал обращаться со мной как со своей, как с близкой, с которой можно не церемониться…»[4].
Понятно, чувства постепенно раскрепощаются: женская природа остается неизменной; вступает в силу желание опекать и защищать батюшку, заботиться о нем, делать подарки, тем дороже, чем больше соперниц; почему-то учащаются сложные духовные коллизии, требующие его особо пристального внимания и руководства, и, конечно, удачно разрешаются и венчаются восторженным «ах! он меня ведет!».
Для подобного идолопоклонства возраст любимого батюшки роли не играет: старец он или едва достиг тридцати, главное, он есть, значит, всё в порядке, всё как положено, ведь чуть ли не во всех книгах говорится, что без руководителя не спастись! «Я не присваиваю себе никакой власти над Вами, но, подавая Вам совет, предоставляю Вашей воле, исполнить его или не исполнить», – осторожничал святитель Игнатий; в наши же дни приходится слышать о молодых священниках, с первого дня наставляющих своих чад на слепое повиновение и лихо перекраивающих чужую жизнь, втискивая многообразие Божиих созданий в прокрустово ложе интерпретируемых ими на свой лад указаний, вычитанных в уставах и патериках.
Батюшки, разумеется, желают доброго, и вычитали они всё правильное, и говорят всё верно; они только пока не различают, кому что посильно и полезно; этот дар приходит с опытом, не столько пастырским, сколько молитвенным, если позволительно отделять одно от другого. И, Боже сохрани, не осуждая, всё-таки следует признать, что благодать священства не исключает ошибок, т. к. не страхует от греха, в частности, столь свойственного мужчинам упоения властительством. Обладая евангельским знанием, следовало бы измерять достоинства духовников Истиной: разве Христос кем-нибудь повелевал? кого-нибудь унижал? использовал чье-нибудь поклонение?
Воспитуемые чада, бывает, бунтуют, восстают, распускают нехорошие слухи, пишут жалобы, и некоторые священники, извлекая тяжелые уроки, со временем научаются осторожности, чего, к сожалению, нельзя сказать о нас. Женская душа, признав авторитет, подчиняется с удовольствием, но уж единственно духовнику; другие авторитеты, если были, мать, отец, муж, меркнут и сходят на нет, и батюшка поневоле становится всем; но тогда, по нашей неподотчетной логике, он обязан заменить собою мужа, мать, отца. Конечно, это не декларирируется, но чем же еще объяснить раскаленную атмосферу вокруг знаменитых духовников: интриги, скандалы, сцены ревности; самое печальное, пребывание вблизи старцев, кажется, никого не исправляет, не смиряет, а, напротив, прибавляет кичливого самодовольства вперемешку с мазохистским удовлетворением.
«Иногда батюшка устраивал «шок»», – с восторгом пишет монахиня, цитированная выше, т.е. внезапно, без всяких причин, становился холоден, глядел мимо, отказывал в беседах, гнал домой. Эпизоды подобного свойства встречаем в воспоминаниях об иеросхимонахе Сампсоне: он демонстративно, без комментариев, вдруг отстранял, отказываясь принимать, какую-нибудь сестру и приближал к себе другую, которую по прошествии времени ожидала та же участь. Обучал бесстрастию? но девушки, не понимая в чем провинились, борясь с искушением заподозрить любимого батюшку в издевательстве, впадали в истерику и тоску; ведь им, как иноплеменным рабыням, ничего не растолковывали, просто унижали, добиваясь, по-видимому, именно рабского, бессловесного, абсолютного послушания. Такой метод окормления, увы, не редкость: духовники и замуж отдают на мучения, и имущества лишают, и в прислуги определяют, запросто распоряжаясь вверенной им девичьей судьбой.
Никакими благими намерениями нельзя оправдать подобные воспитательные методы в христианстве, непреложные свойства которого честность и чистосердечность, т.е простота во Христе. Стремясь к покаянию, грешница полностью раскрывается на исповеди, священник же, используя информацию об ее изъянах, в форме игры, правил которой она не знает, фактически навязывает выбранную им манеру поведения и потом ее же беспощадно за это карает. Не разумея смысла и не получая шанса объясниться, она теряет всякие ориентиры и запутывается душевно и духовно. А всё потому, что человек в рясе, став на ее пути, подменил собою Христа.
В конце концов, разве не естественно для нас, еще не доросших до вышеестественного, испытывая любовь и восхищение, добиваться взаимности? Вот одна весьма культурная дама в мемуарах о всемирно известном нашем священнике трогательно повествует, как она им руководила: обличала, советовала и утешала, когда он рыдал на ее плече. Почему бы нет: святитель Игнатий не выдумал же, что «женщина видит совершенство в своем идоле, старается его уверить в том и всегда преуспевает», а впоследствии «часто сама делается его идолом» [5].Вопрос только в том, какая польза от подобного окормления, кто кого и куда ведет?
Распространились ласкатели, которых прежние старцы остерегали бояться как огня. Каешься в зависти, а он: «нашла чему завидовать, ты ее не знаешь»; жалуешься на лень: «ну, это не страшно, нельзя много требовать от себя, надорвешься»; исповедуешься в неприязни и обиде на Ф., а он хлопочет: «я скажу, чтоб она извинилась». Духовник-друг, стоит рядом и защищает от враждебного мира. «С наслаждением прочел Ваше письмо и (не сердитесь!) давал читать кое-кому в назидание. В его строках вся Ваша пылкая, чистая, прекрасная душа», и прочее в том же возвышенном, губительном для адресата стиле.
Между тем автор слывет почти уже старцем и возглавляет женскую общину вроде монастыря, теперь это в большой моде. В России, за всю ее историю, устроились, кажется, всего четыре женские обители, созданные, по особому смотрению Божию, попечением святых мужей: Серафима Саровского, Зосимы Верховского, Амвросия Оптинского, Варнавы Гефсиманского.
Вот еще образчик. «Я так о тебе молился. я плакал! Никто тебя не поймет, но мне Господь открыл. давай подумаем вместе, как помочь горю». Она слушает, не поднимая глаз от ужасной неловкости, так как начисто забыла, чего наговорила, рисуясь, на прошлой исповеди, и недоумевает, что именно исторгло его молитвенные слезы. Несомненно, его слова произвели впечатление, легко догадаться, какое: он миловидный иеромонах, ему двадцать восемь, она миловидная девица, ей двадцать. Однако расплата постигла, как водится, только девицу: когда ее многозначительные взгляды и вздохи сменились нервными выпадами и дерзкими упреками, а затем дошло до публичного скандала, духовный отец, пылая праведным гневом, изгнал бедняжку вон.
Кажется, наступает время, когда никого уже не пугает угроза подмены, профанации святого дела духовного наставления. Обожаемый батюшка и в самом деле «обожается», занимает Божие место: «Ой, спаси Вас Господи, батюшечка, Вы помолились и все уладилось!»; «Он меня буквально спас, буквально!»; «Я только на его службы хожу. Тогда и помолюсь, и поплачу; а если кто другой служит, как бревно стою»; «Богу не угодишь, батюшка отмолит, а батюшке не угодишь кто тебя отмолит?»; «Он прозорливый. не веришь? Смотри, как бы с тобой чего не случилось, он всё про всех знает, наш отец!». И так произносят слово «отец», что невольно всплывает в памяти: «отцом себе не называйте никого на земле»[6].
Живут послушницами в мужских монастырях, терпя их суровость и неуют, и, как «незаконные», мирятся с притеснениями, откровенной неприязнью остальных братий, используются на самых черных, тяжелых работах, например, по двенадцать часов в день подносить кирпичи или очищать их от старого раствора; а на жалобы батюшка отвечает криком и угрозами отправить домой, отказывает в исповеди, сплошные недоумения и безутешные рыдания.
Описывая в цитированной книге момент своего пострига, автор любуется новым именем: «Олимпиада, любимая и любящая духовная дочь Иоанна Златоуста, к которой он писал письма из ссылки: в них видна вся их взаимная любовь и тоска Олимпиады по духовному отцу во время разлуки… так вот какое имя дал мне батюшка!». Она вспоминает, как подавала ножницы батюшке, взгляд батюшки, довольную улыбку батюшки; ну не обидно ли: обьятия Отча сузились и умалились всего лишь до объятий батюшки.
О женских обителях обожаемые отцы отзываются с высокомерной категоричностью: «Какие сейчас монастыри! Старцев нет, стариц и подавно, игуменья только администратор, одни труды и бабьи свары!».
О. Кирилл (Павлов) в свое время с тонкой деликатностью высказывался на эту тему: «Не знаю. надо самому лично побывать в женских обителях и посмотреть на их духовную жизнь, чтобы сделать какое-то заключение. Хоть и скудна в духовно-нравственном плане жизнь в возрождающихся обителях, но все-таки там собрана община во имя Христово. И если человек пришел туда с целью спасения своей души, думаю, Господь, имиже веси судьбами, будет подавать ему и утешение, и подкрепление, и совершенствование в духовной жизни» [7]. Наверно, нужно всю жизнь провести в Лавре, где тоже не всегда тишь да гладь, чтобы приобрести опыт мудрой осторожности. Зато младостарец с пятилетним священническим стажем фактически внушает воспитанницам, что грамотное окормление можно иметь лишь при его ногу и вообще Дух дышит на одном его приходе в центре столицы.
Если же чада все-таки устремляются в монастырь, подданства, так сказать, они не меняют, и держись, игуменья! «Почему ты жуешь все время?» – «Нам батюшка благословляет. Чтоб не унывать.» – «Отчего же ты непрерывно унываешь?» – «Я только батюшке могу это сказать!» – и надменный взгляд, и дерг плечиком, и увлажнились глазки. В наши дни, когда в монастырях трапезуют до четырех раз в день, любвеобильный батюшка подражает преподобному Серафиму, оделявшему голодных дивеевских сестер знаменитыми ржаными сухариками, погрызть и заморить червячка.
Наговаривают сумасшедшие деньги, изливая жалобы и выслушивая наставления батюшки по телефону, воруют из церковных кружек, чтоб купить батюшке подарок, инсценируют тяжелый недуг, чтобы попасть в больницу, а оттуда сбежать, конечно, к батюшке, он-то поймет, пожалеет и образ его еще ярче засияет на фоне монастыря-освенцима.
«Охранитесь от пристрастия к наставникам», – призывает святитель Игнатий. Легко сказать, но как последовать его словам? Может быть, единственное радикальное средство – спастись бегством?
«Ничего не помогает», – грустно усмехается Т. – даже когда сознаешь. Меня к нему старец благословил в Лавре, тем и оправдывалась. Ну, стала замечать, что нравится исповедоваться, что ищу его глазами все время, что интересничаю, даже стараюсь ничего такого не делать, о чем стыдно ему рассказать. Молилась. ух, молилась! Состояние такое бывало… возвышенное, теперь только, спустя годы, понимаю: ведь и молилась не Богу, а для него».
Ох, как похожи мы на чеховскую Душечку: жила с лесоторговцем – снились горы досок, вышла за ветеринара – увлеклась ветеринарией. М.Т. однажды ясно поняла, что духовник стал стеной между ею и Богом и придется заклать эту привязанность, как Авраам Исаака. Но тянула и тянула, пока Господь Сам всё не устроил: перевели его.
Когда, при большевиках, посадили ее духовника, Л. впала в тоску и отчаяние: «Ну, будто карабкалась по лестнице, прислоненной к стене, а стена рухнула». Но задумалась, почему так попущено, и поняла, и не искала с тех пор земной опоры, и всем советовала выбирать священника попроще, но добросовестного, который примет исповедь и разрешит от грехов, а ожидать большего нечестно пред Богом.
[1] 1 Пет. 3, 3, 4.
[2] Быт. 3, 16.
[3] Записки монахини Олимпиады. М., 2007, с. 46. Предмет столь пылких откровений жив-здоров и, надо полагать, благословил восторженные писания на печатание.
[4] Там же, с. 45.
[5] Святитель Игнатий. Сочинения. М., 1993, т. 5, с. 318.
[6] Мф. 23, 19.
[7] Говорит радио «Радонеж». Ответы пастырей. М., 2000, С. 7–8.