для чего на атомной станции сотрудники носят белые шапки
MIRAES.RU
Сотрудники атомных электростанций используют для работы средства индивидуальной защиты (СИЗ). Это касается в первую очередь тех работников, которые посещают реакторный цех и могут подвергнуться облучению радиацией при его работе. Как правило, эти минимальные и допустимые показатели, но при каждом заходе и выходе с рабочего места проводятся замеры.
Средства индивидуальной защиты, используемые на АЭС
СИЗ используются для защиты от попадания радиации в первую очередь в органы дыхания, пищеварения, а также непосредственно кожу и волосяной покров. Основной комплект СИЗ включает в себя:
Основные средства защиты выдаются максимум на 1 неделю. Срок определяется степенью её загрязнения, но не должен превышать установленные максимум. Носки и полотенца стираются после каждого использования.
Также СИЗ, снимаемые в санпропускниках, проходят дезактивацию перед повторным использованием, в случае отсутствия превышения допустимого уровня загрязнения в 10 000 част/см2*мин. При превышении такие средства защиты подлежат захоронению.
Используемые резиновые перчатки проверяют на проколы и порезы. При этом под них, как правило, надевают хб перчатки.
Респираторы Лепесток ШБ-1 разделяют на несколько типов, в зависимости от степени защиты – голубые, желтые и белые. Последние защищают лучше всего. Голубые часто используют в быту при строительных работах. Купить такие Лепестки можно на сайте http://komplekt-siz.ru/. Один респиратор используется одну рабочую смену. При проблемах с дыханием, респиратор меняют на новый.
После окончания работ сотрудник идет в санитарный шлюз, где проводит дезактивацию средств защиты и себя.
Тем не менее, в часть таких зон, на атомных электростанциях, где обычные сотрудники ходят в средствах индивидуальной защиты, разрешено проходить и в облегченной спецодежде (халат, обувь, чепчик). Список таких сотрудников:
Ликвидаторы: как разгребали последствия аварии на Чернобыльской АЭС
Сотни тысяч людей участвовали в ликвидации последствий катастрофы, они получили незабываемые впечатления, не стираемый «ядерный загар» и очень ненадёжную помощь от государства.
Ликвидаторы – так называли тех, кто пытался минимизировать последствия аварии на ЧАЭС. Около 600 000 людей со всего СССР могут называть себя ликвидаторами. Самыми первыми на устранении последствий взрыва работали сотрудники станции, пожарные и милиционеры. Все они были обречены. Двое погибли сразу при взрыве, ещё несколько десятков человек умерли в течение нескольких недель после аварии.
Со всех уголков страны к ЧАЭС съезжались тысячи людей: специалисты-химики и физики, военные из войск радиационной, химической и биологической защиты (РХБЗ), солдаты-срочники, строители, бульдозеристы, водители, крановщики, сварщики… тысячи и тысячи людей.
Малонаселённая сельская местность
превратилась в огромный жилой лагерь:
всюду палатки, бараки, стоянки техники.
Просёлочные дороги забиты снующими туда-сюда грузовиками, машинами химической разведки, бронетранспортёрами, бульдозерами и самосвалами. Тысячи тонн строительных материалов, целые поезда со сменными бригадами, большие шишки из московских министерств – всё это устремлялось к эпицентру катастрофы. Правительство взялось за решение проблемы, споро, масштабно, не жалея денег и сил.
Но, несмотря, на обилие новейшей техники, главной движущей силой процесса были люди: специалисты и простые работники, которые своими руками исправляли последствия этой чудовищной катастрофы, не давая разрастись ей до мирового масштаба. Именно они получали свои страшные дозы радиации, хронические болезни, проблемы на всю оставшуюся жизнь. Основная часть работ была выполнена в 1986—1987 годах, в них приняли участие примерно 240 тысяч человек. А всего «чернобыльцами» могут считать себя почти 7 миллионов жителей бывшего Советского Союза.
Контроль
Максимальная доза радиации, которую позволялось набирать ликвидатором – 25 рентген, это составляло примерно половину допустимой дозы для военнослужащих при действиях на заражённой местности (50 рентген). Порог острой лучевой болезни, грозящей летальным исходом, начинается где-то на уровне 100 рентген (1 грей). Каждый день дозиметристы вписывали в личные карточки полученные дозы и когда общая превышала норму – работа ликвидатора в Зоне считалась законченной и он отправлялся домой. Но не всегда вовремя прибывала смена, часто данные в карточках занижались, а фон вблизи станции был настолько нестабилен, что даже люди, находящиеся в одной группе на расстоянии 50 метров друг от друга, могли получать совершенно разные дозы и эффективно проконтролировать это даже с помощью индивидуальных дозиметров было невозможно.
Солдаты-срочники, чистившие в первые дни после ликвидации пожара крышу третьего энергоблока, могли получить максимальную дозу за полчаса работы, стоило только на пару секунд взять кусок графитового стержня-поглотителя, заброшенного сюда взрывом с четвёртого энергоблока.
В то время, как рабочие, находившиеся в непосредственной близости от взорвавшегося реактора, но защищённые южной целой стеной получали дозы в тысячи раз меньше.
Уровни радиации (и соответственно дозы) в пределах 30-километровой зоны вокруг взорвавшегося 4-го реактора Чернобыльской АЭС в 1986 году различались между собой в миллионы раз: от нескольких десятых миллирентген в час на южной границе зоны — до сотен рентген в час в некоторых местах на самой АЭС.
С техникой было сложнее. Техника – не люди, она железная, радиацию накапливает в пыли, лежащей во всех швах и под колёсными арками, в металле, в резине – везде. На всех выездах из Зоны были устроены дозиметрические посты, которые меряли всю выходящую технику. Если фон превышал допустимые показатели, машину отправляли на ПУСО – (Пункт специальной обработки), где специальные поливочные машины и ребята, с головы до ног укутанные в резину мыли их из брандсбойтов мощной струёй воды с деактивирующим порошком.
После каждой мойкой проводили новые замеры, если после трёх раз машина продолжала «звенеть» — её отправляли в могильник, а пассажиры добирались до места дислокации пешком.
ПУСО по зоне были разбросаны не просто так. Основной каскад состоял из четырёх пунктов: «Копачи», «Лелёв», «Рудня Вересня», «Дитятки». Каждое следующее ПУСО пропускало — дальше от АЭС и все ближе к миру нормальному — только машины со все меньшим и меньшим уровнем радиации на них. Техника порой служила гораздо меньше людей, сотни грузовиков, тракторов, бульдозеров, бронетранспортёров и вертолётов нашли своё вечное пристанище на «могильнике».
Работа
Ликвидационные мероприятия включали две основные составляющие: возведение саркофага над уничтоженным энергоблоком для предотвращения дальнейшего распространения радиоактивных веществ и деактивация уже заражённой территории. Помимо этого на широкую ногу была поставлена радиационная разведка, которой занимались как военнослужащие войск радиационной, химической и биологической защиты, так и гражданские специалисты. Они тщательно проверяли фоновые уровни и уровень заражения почвы и воды во всей зоне отчуждения и за её пределами, именно на основе их данных принимались решения о проведении тех или иных работ и об отселении жителей.
Самыми опасными были работы
в непосредственной близости от разрушенного реактора, где и были сосредоточены основные «запасы»
выброшенного взрывом радиоактивного топлива.
Верхний слой земли снимали с помощью бульдозеров с «бронированными» усечёнными кабинами только для водителей. Кабины укрыты листовой броней, с маленькими освинцованными оконцами, несколько огромных зеркал заднего обзора установлены на радиаторе, двери и переднем бампере. Позднее стали применять и радиоуправляемые машины советского и японского производства.
Затем схожим образом оборудованные экскаваторы засыпали грунт в металлические контейнеры, рабочие закрывали крышки и краны грузили их на большие грузовики, чтобы затем захоронить в специально отведённых местах. Все работы производились строго по времени, иногда одна рабочая «смена» не превышала пяти минут.
«Нас одиннадцать человек. Значит, общее время работы — около часу. Работаем. Прибежал водитель ИМРа, пулей влетел через верхний люк в машину, захлопнул крышку. Заурчал мотор. Я послал первого бойца, сделав засечку времени. Он сноровисто поставил контейнер, отбросил крышку, посигналил водителю рукой — можно грузить. Подготовка контейнера заняла всего лишь сорок секунд. Боец вернулся, тяжело дыша от возбуждения. Поразительно, как много пота выделяет человек под влиянием страха».
Сергей Беляков, «Ликвидатор»
Помимо уборки грунта массового пилили и закапывали деревья, отмывали дороги, стоянки техники, чтобы максимально снизить количество радиоактивной пыли, разносимой вместе с транспортом.
Но основная работа – это, конечно же, возведение объекта «Укрытие». Он был сооружён за рекордно короткий срок: 206 дней, силами почти 90 тысяч человек. Циклопический «саркофаг» включает в себя семь тысяч тонн металлоконструкций и почти 800 тысяч тонн бетона. Здесь работали сварщики, резчики, крановщики, рабочие-строители, сотни водителей и операторов тяжёлой техники. Оперативная разработка проекта и руководство строительством лежало на плечах 605-ого управления специального строительства Министерства среднего машиностроения СССР.
Именно эти люди ценой невероятных усилий и собственного здоровья предотвратили развитие катастрофы, сдержали радиоактивную «заразу» в минимально допустимых рамках. Почти 95% выброшенного радиоактивного топлива находится в пределах «Укрытия».
Основной состав ликвидаторов из различных частей и подразделений, а также гражданских специалистов размещался за пределами 30-ти километровой зоны отчуждения, людей старались размещать по розе ветров в самом благополучном от АЭС направлении — в южном. Поэтому каждый рабочий день включал в себя длительные поездки «туда-обратно».
«Распорядок дня был таков: подъём в 6 утра, приведение себя в порядок, завтрак. В 7.00 – погрузка в автотранспорт, в 8.00 – уже на Чернобыльской АЭС. Получали дозиметры. Химические разведчики определяли степень заражения тех мест, где будем работать, и в зависимости от радиоактивного загрязнения этих мест планировалось время, которое мы будем работать (час, 1,5 часа, 2 часа)… за время работ в полку ни разу не слышал, чтобы кто-то из ликвидаторов отказался ехать на Чернобыльскую АЭС. Надо – значит надо. Работать на станции считалось очень престижно, поэтому каждый комбат стремился, чтобы его батальон работал на Чернобыльской АЭС».
Сергей Колпаков-Мирошниченко «Чернобыльская боль»
По воспоминаниям ликвидаторов одно из самого неприятного, что могло случится – было отрицательное решение на посту дозиметрии, который выпускал транспорт из зоны. Если уровень излучения превышал допустимый даже после «отмывки», то машину не выпускали за пределы поста, а это значило что экипажу и рабочим теперь приходилось выбираться на попутках, потом решать проблемы с транспортов уже в расположении. Однако работа на ПУСО тоже была не из лёгких: приходилось работать в самую жару закутанными в резиновые плащи, полные комплекты ОЗК, не снимая респираторов и очков из-за летящих во все стороны брызг и водяной пыли со взвесью радиоактивных частиц.
«Русый молодой парень — мойщик ПУСО — рассказывает:
— Смена у нас по 12 часов — с 8 до 8 вечера, или всю ночь до 8 утра… Ночью полегче — нежарко, и машин меньше, можно придремнуть… И по 0,6 радиков за смену пишут. Если удастся на ПУСО продержаться, дома буду через месяц… Я сам из Симферополя. Из армии полгода как вернулся, три месяца как женился, а тут в чернобыль — пажа-а-алте…»
Сергей Мирный «Живая сила. Дневник ликвидатора»
Но не всем ликвидаторам удавалось разместиться в относительно безопасных местах. Самые ценные и необходимые кадры проживали прямо на станции в непосредственной близости от самого разрушенного четвёртого энергоблока.
«Вход в подвал ничем не примечателен. Тускло светят лампочки в тяжелых проволочных плафонах, тенями вдоль стен скользят люди, голоса приглушены, слышатся словно сквозь вату. После очередной пары задраиваемых дверей вхожу в большую комнату, размеры которой оценить трудно из-за полумрака. Очень влажно, циркуляция воздуха почти не ощущается, мешают деревянные двухэтажные нары в несколько рядов. На них спят люди; здесь расквартированы наиболее востребованные кадры УС-605, крановщики, экскаваторщики, сварщики, те, кто всегда нарасхват, те, кто уже самостоятельно светится по ночам от постоянного переоблучения, поэтому им свет не нужен… Отдельные нары завешены простынями. Под края у многих подоткнуты сохнущие портянки, белье. Негромко жужжит электробритва. Мужик с неправдоподобно белым, упырьего вида лицом, сидит на нижних нарах, монотонно раскачиваясь вправо-влево. Увидев меня, он прекращает качаться и извиняющимся тоном говорит:
— Сон потерял, разницу между днем и ночью уже не определяю, живу только от смены к смене. Число какое сегодня?
— Шестое августа, — я протягиваю ему сигареты. Он тут же жадно закуривает, не скрываясь».
Сергей Беляков «Ликвидатор»
Работа ликвидаторов – это свидетельство мужества и героизма мирного времени, самая масштабная экологическая катастрофа была побеждена благодаря неимоверным усилиям обычных людей.
Последствия
Из-за взрыва погибли двое сотрудников станции. Ещё 29 человек умерли в течении месяца в московских клиниках из-за последствий острой лучевой болезни. В последующие годы непосредственно от радиационных факторов погибли более 60 человек, ещё десятки стали жертвами несчастных случаев (дорожно-транспортных происшествий, аварий на строительной площадке) во время операции по ликвидации последствий аварии. Тысячи людей, так или иначе, страдают от приобретённых заболеваний щитовидной железы, болезней системы кровообращения, психоневрологических расстройств долгие годы после аварии.
Из-за аварии на Чернобыльской АЭС значительная часть Киевской и Житомирской областей Украины, большая территория в соседней Белоруссии и часть Брянской области России – оказались подвергнуты радиационному заражению, что повлекло за собой отселение людей и введение специального пропускного режима.
Были полностью отселены два крупных города: Припять с населением около 50 тысяч человек и Чернобыль с 13 тысячами населения, множество деревень и сёл в зоне отчуждения перестали существовать – их жители стали вынужденными беженцами на обеспечении государства. Более 350 тысяч человек подверглись переселению сразу после аварии. Немногие рискнули вернуться домой, около 1,5 тысяч человек вскоре после трагедии заселились в свои дома. В основном это были люди пожилого возраста, которым тяжело было оторваться от корней, которым не могли помочь родственники на «большой земле», сегодня в зоне отчуждения живёт всего около 300 человек, не считая тех, кто работает вахтовым методом, а их около пяти тысяч.
Именно авария на Чернобыльской АЭС
поставила под вопрос
дальнейшее развитие атомной энергетики.
Однако до сегодняшнего дня все альтернативы атомной энергетики обладают внушительным набором минусов. Этот тип энергетики позволяет снизить выбросы парниковых газов в атмосферу и при нормальной эксплуатации несёт значительно меньше рисков для окружающей среды, чем другие типы энергогенерации. И пока термоядерный синтез остаётся недостижимой мечтой человечества, мы будем свидетелями развития мирного атома.
Почему сотрудники аэс ходят в белых халатах
Сегодня на территории Российской Федерации в действии находятся 10 атомных электростанций. Электроэнергия, которую вырабатывают АЭС, ежедневно поступает в наши дома, на предприятия и производства, помогая делать жизнь проще и лучше.
Атомная отрасль по праву считается одной из ключевых, стратегически важных отраслей российской экономики, а профессия атомщика – одна из самых сложных, требующих ответственности и высокого профессионализма.
Значимость работы атомщиков неоспорима, это люди с большой буквы, на ком лежит огромная ответственность за безопасность всей страны. Они ежедневно вносят вклад в совершенствование ядерного арсенала России.
Оценить, насколько важен и нелёгок труд профессионалов, которые обеспечивают безопасную работу атомной промышленности практически невозможно, но в наших силах выявить и удовлетворить потребности в безопасности и комфорте такого серьезного потребителя.
Мы не можем не отметить исключительную аккуратность, старательность, самоорганизованность, ответственность, безоговорочное следование техническим предписаниям и инструкциям, внимание к деталям и даже определенную педантичность специалистов зоны контролируемого доступа.
Действительно, рабочие места в зонах контролируемого доступа связаны с реальным риском не только для здоровья, но и для жизни сотрудников. Такие условия труда не имеют аналогов на производствах других промышленных отраслей. Именно поэтому, безопасности и соблюдению строжайших норм охраны труда в этих зонах уделяется особое внимание. Не исключение – это специальные средства индивидуальной защиты. Основа экипировки сотрудников АЭС – это специализированная белая спецодежда и обувь.
Телеканал Наука. Отрывок
В комплект средств обеспечения индивидуальной безопасности специалиста атомной промышленности, находящегося в зоне повышенной радиационной опасности входит специализированный костюм, обувь, а также дополнительные средства защиты от шума – беруши, наушники.
Важно отметить, что ни один защитный комплект не в состоянии полностью оградить от опасного воздействия, особенно, если очаг загрязнения источает гамма-волны со значительной энергией. Тем не менее, использование специальной одежды и обуви предотвращают попадание радиоактивных частиц пыли на тело человека, в свою очередь, накапливая ее в структуре материалов верха и подошвы. Специальная белая обувь и одежда, подвергшаяся заражению, может стать источником поражения людей и подлежит регулярной дезактивации агрессивной стиркой.
Есть несколько предположений, почему атомщики используют одежду и обувь именно белого цвета. Профессия атомщик предъявляет очень высокие требования не только к работе специалистов, но и к стерильности их униформы, в которой закодированы идеальные атрибуты, связанные с чистотой, доверием, безопасностью и защитой общества.
Опираясь на статистические данные, ученые доказали, что белая униформа усиливает концентрацию и устойчивость внимания и помогает обеспечить безукоризненное выполнение работ специалиста атомной промышленности.
Ну и, пожалуй, самое логичное предположение: использовать цветную одежду и обувь в униформе атомщиков непрактично, комплект одежды и обуви, подвергшиеся заражению, могут стать источником поражения людей и подлежат дезактивации агрессивной стиркой с применением хлорсодержащих веществ. Эти вещества разъедают красители, что приводит к выцветанию и деформации рисунка материалов, следственно процесс дезактивации может значительно испортить внешний вид изделия. Кроме того, пыль и загрязнения на белой одежде и обуви хорошо заметны, поэтому безукоризненная чистота белого костюма и обуви свидетельствуют о проведенной стирке и дезактивации, что гарантирует использование только чистой и безопасной экипировки.
Из каких же материалов изготавливается специальная обувь для атомщиков, и чем эта обувь отличается от обычной спецобуви?
Традиционным материалом для верха специальной обуви считается натуральная кожа, но для изготовления обуви для зон контролируемого доступа натуральная кожа не может применяться. Обувь из натуральной кожи не может быть подвергнута дезактивации, так как не сохраняет форму и размеры даже после обычного намокания, а при стирке и дезактивации полностью приходит в негодность и разрушается. Поэтому для частых дезактиваций хлоросодержащими веществами и стирок необходимо использовать обувь, изготовленную только из синтетических материалов, способных выдержать подобные воздействия.
Ранее специалисты атомной отрасли носили лавсановую, обувь из полиэтилентерефталата, волокна которой обладают высокой прочностью и износоустойчивостью, но учитывая, что самое широкое применение этот материал нашел в области создания пищевых пленок, пластиковых контейнеров и бутылок, то говорить о ежедневной многочасовой комфортной носке не приходится. Обувь из лавсана не пропускает воздух, не впитывает излишки влаги, что следственно затрудняет работу потовых и сальных желез и может вызвать раздражение кожи, материал довольно плотный по строению и жесткий по фактуре, что доставляет дискомфорт при носке.
Сегодня на смену спецобуви из лавсана АО «ПТК «Модерам» может предложить современные модели из микрофибры и текстиля.
Отличительная особенность белой обуви производства АО «ПТК» Модерам» – это возможность легкой очистки. Текстильная обувь и обувь из микрофибры выдерживает многократные агрессивные стирки, устойчива к воздействию разных хлоросодержащих веществ, не теряет гибкости и не изменяет форму и размеры. Это подтверждено протоколами лабораторных испытаний.
Привлекательный дизайн приобретает превалирующее значение в выборе изделия современным потребителем, так как оригинальность модели, соответствие стилю и моде является не только эстетическими показателями, характеризующими внешний вид, но и удовлетворяют психологические потребности человека, что является важным условием его комфортной трудовой деятельности. Прослеживая эволюцию рабочей обуви, главным недостатком обуви советского времени являлась не всегда удобная колодка и то, что обувь часто была жесткая, грубая, лишенная всякой привлекательности. Нынешний потребитель искушен и образован, технически подкованный и знакомый с новинками вряд ли захочет заковывать себя в топорные образцы обуви, больше напоминающие кандалы. Сегодня АО «ПТК «Модерам» к созданию рабочей обуви подходит крайне внимательно, выпуская эстетически выдержанную, приближенную внешне к спортивной и повседневной.
Нельзя не отметить выгоды, которые получает предприятие, внедрившее качественные сертифицированные средства индивидуальной и коллективной защиты работников, соответствующие требованиям охраны труда, что ведет в свою очередь к улучшению трудовой деятельности, предупреждению и снижению производственного травматизма и профессиональной заболеваемости работников организаций.
А какие выгоды получит непосредственно сотрудник АЭС, которому выдадут новую пару обуви?
Во-первых, это конечно обеспечение защиты и сохранение здоровья, гарантирующие полноценную трудовую деятельность без потерь в оплате труда. Во-вторых – это комфорт носки обуви в течение рабочей смены, что позволяет полностью сконцентрироваться на производственном процессе. Модели белой обуви производства АО «ПТК «Модерам» равномерно облегают и не сдавливают стопу, фиксируют ее форму и не ограничивают движения. Конструкция обуви обеспечивает быстроту надевания и снимания, чему сейчас многие производители не уделяют должного внимания. Форма колодки и подошвы этой обуви проектировались с привлечением лучших итальянских специалистов в области дизайна и конструирования обуви. В результате готовая обувь максимально учитывает требования к эргономике носки, обладает легким весом и практически незаметна на ноге для носчика, имеет полное соответствие размерам стопы, что исключает деформацию стопы, искривление и натирание пальцев, а также перегрузку суставов. Это подтверждают не только рабочие промышленных предприятий, которые уже протестировали подобные модели в реальных условиях производственной эксплуатации, но и специалисты отделов охраны труда, которые лично испытали новые модели обуви «Модерам». Кроме того, доброй традицией в компании стало испытывать все новые модели среди своих сотрудников. Обувь собственного производства с удовольствием носят и офисные работники, и производственный персонал АО «ПТК «Модерам». Причем, не только на работе, но и в повседневной жизни. Это действительный показатель высокого удобства и комфорта носки.
Важным критерием выбора СИЗ для предприятия также является гарантия качества и высоких эксплуатационных свойств продукции, которое помогает избежать затрат, связанных с преждевременными списаниями.
Качество белой рабочей обуви АО «ПТК «Модерам» подтверждается испытаниями и сертификацией только в лучших аккредитованных лабораториях и центрах, обеспечивается строжайшим контролем качества исходных материалов и отработанной технологией изготовления. Технологическое оборудование и организация производства в АО «ПТК «Модерам» ничуть не уступает ведущим европейским производителям.
Репутация компании, длительность ее работы на рынке специальной обуви, наличие собственных производственных мощностей, оснащенных современным оборудованием; постоянное совершенствование технологических процессов и внедрение инноваций, а также наличие внутреннего стандарта предприятия и системы контроля качества продукции являются лучшей гарантией того, что продукция АО «ПТК Модерам» будет выгодным приобретением для подразделений «Росэнергоатома».
Собственный отдел разработки и НИОКР, опыт работы с крупнейшими корпоративными заказчиками позволяют АО «ПТК «Модерам» гибко реагировать на изменение рыночного спроса, выполнять корпоративные заказы с внесением изменений в базовые модели, руководствуясь индивидуальным подходом и стремясь максимально точно учесть интересы потребителя. Наша компания всегда готова развернуть перед нашими партнерами и клиентами все наши возможности, которые постоянно растут и совершенствуются.
Чистая обувь должна быть белой
Нужно ли стирать рабочую обувь в стиральной машине? Должна ли спецобувь быть безукоризненно чистой, практически стерильной во время носки?
А между тем, существует ряд промышленных производств, где от идеальной чистоты одежды и обуви сотрудников зависит не только здоровье, но и жизнь как самих работающих, так и других людей. Одной из таких отраслей является производство атомной энергии.
Действительно, рабочие места в зонах контролируемого доступа на АЭС связаны с реальным риском не только для здоровья, но и для жизни сотрудников. Безопасности и соблюдению строжайших норм охраны труда в этих зонах уделяется особое внимание.
Использование одежды и обуви именно белого цвета обосновано тем, что пыль и загрязнения на белой одежде и обуви хорошо заметны, поэтому безукоризненная чистота белого костюма и обуви свидетельствуют о проведённой стирке и дезактивации, что гарантирует использование только чистой и безопасной экипировки.
Компания «Модерам» разработала коллекцию специальной белой обуви для зон контролируемого доступа. Первая опытная партия поступит на производственные испытания на ЛАЭС уже в сентябре этого года.
Из каких же материалов компания «Модерам» изготавливает специальную обувь для атомщиков и чем эта обувь отличается от обычной спецобуви?
Традиционным материалом для верха специальной обуви считается натуральная кожа. Но для изготовления обуви для атомщиков натуральная кожа не может применяться, так как не сохраняет форму даже после обычного намокания, а при стирке и дезактивации полностью приходит в негодность и разрушается.
Ранее специалисты атомной отрасли носили лавсановые бахилы из полиэтилентерефталата, волокна которого обладают прочностью и износоустойчивостью, но учитывая, что самое широкое применение этот материал нашёл в области создания пищевых плёнок, пластиковых контейнеров и бутылок, то говорить о ежедневной многочасовой комфортной эксплуатации не приходится.
Обувь, выполненная в виде бахил, не имеет формы, поэтому плохо сидит на ноге и доставляет дискомфорт при носке.
Сегодня на смену спецобуви из лавсана АО «ПТК «Модерам» предлагает модели из современной микрофибры, а также с текстильным верхом, выполненным по технологии жаккардовой заготовки верха.
По сравнению с бахилами, новая обувь обладает формоустойчивостью, отлично сидит на ноге. В отличие от натуральной кожи микрофибра имеет более лёгкий вес, хорошую воздухо- и паропроницаемость.
Модели изготавливаются полностью из дышащих материалов, а значит, в тёплых помещениях стопа не будет потеть в обуви в течение всей рабочей смены.
Обувь равномерно облегает стопу, не ограничивает движения, обладает лёгким весом и практически незаметна на ноге для носчика. Это подтверждают рабочие промышленных предприятий, которые уже протестировали подобные модели в реальных условиях производственной эксплуатации.
Кроме удобства носки, эта обувь действительно обеспечивает защиту. Она укомплектовывается гибкой антипрокольной стелькой и ударопрочным подноском из легкого поликарбоната. Подошва изготовлена из материалов, стойких к агрессивным веществам, обладает лёгкостью, амортизирующими свойствами, стойкостью к скольжению на гладких керамических и металлических поверхностях.
Привлекательный дизайн играет существенную роль в выборе изделия современным потребителем. Сегодня АО «ПТК «Модерам» крайне внимательно подходит к созданию рабочей обуви, выпуская эстетически выдержанную обувь, приближенную внешне к современным спортивным моделям. Качество белой рабочей обуви АО «ПТК «Модерам» подтверждается испытаниями и сертификацией в лучших аккредитованных лабораториях и центрах.
«Собственный отдел разработки и НИОКР, опыт работы с крупнейшими корпоративными заказчиками позволяют АО «ПТК «Модерам» гибко реагировать на изменение рыночного спроса, выполнять заказы, руководствуясь индивидуальным подходом и стремясь максимально точно учесть интересы потребителя».
«Новые модели белой обуви для атомщиков мы планируем адаптировать и для других отраслей промышленности, где соблюдение чистоты и стерильных условий также имеет решающее значение. Это в первую очередь медицина, фармацевтика, лаборатории, современное пищевое производство, производство точной электроники и приборов».
Эта обувь обладает дышащими свойствами, легко поддается чистке, её можно стирать, она не боится моющих средств и намокания. В комплекте с постиранной спецодеждой чистая обувь будет приятным дополнением к защитной экипировке, так что комфортные условия работы и опрятный внешний вид гарантированы!
Если вы думали, что ЧАЭС умерла после аварии в 1986-м, то ошибаетесь. Спустя 33 года после катастрофы здесь работает более двух тысяч человек, а полностью снять станцию с эксплуатации планируют только в 2065 году. Каждый день между АЭС и городом атомщиков Славутичем курсируют электропоезда — дорога занимает около 50 минут. Журналисты Onliner провели смену с работником станции, уроженцем Беларуси, от электрички до электрички.
На работу — через Беларусь
Переполненный вагон с сотрудниками ЧАЭС отправляется из Славутича в 7:20. Здесь уже давно каждый знает свое место — присесть на первое попавшееся не получится. Владимир Воробей, который родился в Гомельской области, работает на атомной станции уже 33 года. Не пройдя и полвагона, он успевает пожать около десятка рук. Начальника цеха тепловой автоматики и измерений знают здесь практически все. Владимир традиционно садится напротив своей жены Натальи и изо дня в день смотрит на давно знакомый маршрут через запыленное окно поезда.
Электричка проходит сначала по украинской территории, после пересечения Днепра — по белорусской и, проезжая Припять, прибывает снова в Украину. В середине пути наш герой показывает заросшую территорию выселенной и зарытой в землю деревни Копоренка Брагинского района, где он родился.
— Смотрите, сейчас лес закончится… Вот станция, а вот остатки улицы. Ничего здесь не напоминает населенный пункт, — говорит Владимир и указывает на озеро Прорыв, где он научился плавать, и бывшую болотистую местность, где каждую зиму на самодельных атрибутах (на три деревянных конька ставили перевернутое ведро, а в руки брали лыжные палки) катался с друзьями.
С ЧАЭС мужчина связан с 1983 года: тогда он поступил в Припятское профтехучилище.
— Моя специальность называлась «слесарь-монтажник приборов автоматического контроля, регулирования и управления систем защиты и тепловой автоматики». Повторить вряд ли сможете, для этого надо три года проучиться, — смеется герой. — В 1986 году второй секретарь украинского комсомола выписывал дипломы. Спросил, как я учился. «Естественно, хорошо, но все документы потеряны». — «Может, тебе красный выписать?» — сказал он. «Почему бы и нет?» — отвечаю. Полез в сейф, но красных не нашел — дал синий и поставил четвертый разряд. На его столе лежала газета со списком всех учебных заведений СССР: «Выбирай любое — поедешь учиться». А я застеснялся.
В окно электрички уже видны недостроенные пятый и шестой энергоблоки ЧАЭС. Подъезжаем.
«Если что-то случится на четвертом энергоблоке, я узнаю об этом первым»
Потоки спешащих людей выходят из поезда и спускаются в подземный переход, прикладывают пропуски к турникетам. Будешь медлить — собьют с ног. Кажется, что ты не на ЧАЭС, а в минском метро в час пик.
Наш герой переодевается в специальную форму и идет в свой кабинет. На стенах развешаны грамоты и дипломы, на полках стоят наградные статуэтки, на сейфе лежит Священное писание. Еще нет и девяти утра, а у Владимира уже десять писем на рабочей почте. Некоторые из них — о закупках в несколько миллионов долларов.
Если попроще, то подначальный герою цех контролирует практически все процессы, протекающие на ЧАЭС. Например, Владимир показывает нам живую съемку изнутри четвертого энергоблока станции (того самого, который взорвался в 1986-м).
— Если на нем что-то случится, я узнаю об этом первым, — говорит специалист. — А на этой неделе идут интенсивные испытания в ХОЯТ (хранилище отработанного ядерного топлива), которое поступает с первого, второго и третьего энергоблоков. Сейчас готовимся к холодным испытаниям с имитацией ядерного топлива — это как учебный процесс. А потом возьмем низкоактивное и проведем горячие испытания. Хранилище общается с топливом без присутствия человека. Даже оборудование меняется специальными роботами-манипуляторами.
Он подписывает еще пачку документов, отвечает на звонки и едет в сторону Припяти на совещание.
В этом городе у Владимира прошли студенческие годы. Пока есть время, мы заезжаем в разрушенное здание бывшего ПТУ — после 1986 года герой внутрь не заходил.
— В фойе раньше стоял бюстик Ленина на подставке — туда мы прятали свои конспекты, чтобы не носить с собой на улицу на перерыве, — вспоминает герой, но говорит, что ностальгии не испытывает: часто бывает неподалеку по делам. К слову, от ностальгии в 1997 году умер его отец. Летом 1986-го он каждый день посещал свой дом, из которого выселяли. Деревня Копоренка была сильно заражена цезием. — Видимо, нахватался альфа-частиц — повредил легкие.
Но иногда Владимир заезжает в Припять в свою бывшую квартиру, где остались обломки кроватей и пыльный шкаф.
— В советское время кроссовки было очень трудно купить. У меня были польские, новые. Они остались в этом шкафу после аварии. Я очень расстроился, но потом смирился, — вспоминает Владимир.
Из Припяти герой в спешке едет на заседание приемочной комиссии по проведению тех самых испытаний оборудования ХОЯТ. В кабинете собирается с два десятка специалистов, перед нами закрывают двери — будут говорить о секретных данных.
Тревожной кнопки на станции не было
Возвращаемся на ЧАЭС. Время обеда. На станции две столовые: обычная и диетическая. Мы с Владимиром отправляемся во вторую. У сотрудников станции есть специальные карточки с установленной суммой. Комплекс из борща, двух тефтелей, овсянки, яйца с майонезом, овощных нарезок и сока обходится в рубль двадцать.
После обеда мы с Владимиром отправляемся в зону особой опасности — энергоблоки. Работники ходят во всем белом: защитных бахилах, головных уборах и халатах. Полы длинных коридоров покрыты бежевой советской плиткой с узорами, стены — золотистой обивкой. Приглушенный и где-то мерцающий свет, железные двери, старые телефоны на дверях — кажется, что на дворе 1986-й.
Здесь цех Владимира отвечает за работу еще действующих систем: слива радиационной воды в специальные емкости, аварийной сигнализации, контроля объекта «Укрытие» («саркофаг» на четвертом энергоблоке), учета температуры в оставшихся реакторах и других. В некоторых помещениях хранятся старые печатные и учетные системы, серверы. Например, здесь можно найти железную громадную конструкцию — хранилище информации на 5 мегабайт, сделанное в 1960-х. В то время такой объем данных считался приличным.
В диспетчерской (такой же, как и в четвертом энергоблоке) еще работает часть пульта управления с кучей кнопок и лампочек, в которых разбираются только специалисты. Были случаи, когда туристы по незнанию нажимали на них и останавливали некоторые процессы на АЭС. Теперь эту сторону оградили турникетом. В неработающей части нам показывают рычаг — с помощью такого был подан сигнал тревоги 26 апреля 1986 года. Самый распространенный миф в кинематографе и среди обывателей — что это не рычаг, а кнопка.
«Героизм не в том, чтобы залезть в реактор и умереть»
Выходим с особо опасной территории и отправляемся снова в кабинет героя. Он изучает и подписывает еще пачку документов, отвечает на звонки и собирается на электричку в Славутич.
По дороге вспоминает 1986-й. 26 апреля он видел, как с развала шел дым.
— Я работал на линии электропередачи за день до аварии, потом поехал к родителям в Беларусь и пробыл там до 4 мая, пока не эвакуировали деревню. Когда сказали, что случилась авария, я ответил: такого не может быть. Поверил, когда увидел разрушенный реактор и сизый дым из него. Масштабность и угрозу почувствовал дня через три, когда полетели вертолеты и огромными колоннами двигались войска — через дорогу нельзя было перейти, — вспоминает Владимир. Потом он получил диплом и пошел работать на ЧАЭС в энергосетях.
Корреспонденты «Известий» Юлия Кривошапко и Владимир Суворов побывали на Ростовской АЭС, чтобы во всем разобраться.
Чужие здесь не ходят
Зеленый лучше красного
Зал оборудован видеокамерами. Но они нужны не для того, чтобы следить за операторами, поясняет директор Ростовской АЭС Александр Паламарчук. Видеозапись потребуется, если возникнет необходимость восстановить цепочку событий, посмотреть, как развивалась ситуация.
О ЧП главный инженер упомянул не зря.
Немногие знают, что 40% затрат при сооружении атомной станции идет на обеспечение ее безопасности. Кроме того, ежегодно на модернизацию этих систем тратится до 500 млн рублей (на каждый блок). АЭС оборудована тремя независимыми каналами системы безопасности, которые в случае ЧП включаются автоматически.
В санпропускнике нас заставляют переодеться в белые одежды: нательное белье, комбинезоны, перчатки, носки, обувь на резиновой подошве, чепчики и каски. Каждому вручают индивидуальные дозиметры и ведут в реакторный отсек.
В «грязной зоне», помимо реакторного отделения, находится хранилище радиоактивных отходов и ядерного топлива. Тем более удивительно, что после примерно часового пребывания на территории индивидуальные дозиметры у нас по-прежнему были на нуле.
Тем не менее на обратном пути, после того как мы приняли душ (процедура, обязательная для всех, кто побывал в «грязной зоне») и прошли через специальный аппарат, проверяющий, не несет ли человек на себе радиацию, нас отправили еще и на контрольный СИЧ (спектрометр излучения человека).
Компьютер выдал вполне ободряющий вердикт: радионуклиды не обнаружены.
За страх не платят
Как результат, сейчас жители 30-километровых зон платят за электроэнергию и тепло по полной. Более того, тарифы для них часто превышают те, что действуют в регионах, где станций нет вообще. Объяснить происхождение этого парадокса местные власти не могут.
«Помолимся, еще поработает»!
«АН» выяснили: похожие аварийные ситуации случились в июле-августе и на других российских атомных объектах, в частности на Ленинградской, Курской и Нововоронежской АЭС.
«Среди причин аварийных остановов и отказа техники главное атомное ведомство страны называет аномальную жару, – продолжает в своем письме Дмитрий Подушков. – Но жара не может быть истинной причиной остановов. На станции перегревается оборудование, значит, нужно снижать мощность блоков, но не гробить его. Настоящая причина серии аварийных остановов блоков видится в ином.
Это подтверждение прогнозов тех ответственных специалистов атомной отрасли, которые неоднократно предупреждали о пагубности политики пиара и показухи, выполнения планов и повышения КИУМов (коэффициент использования установленной мощности) любой ценой. В корне порочна и практика «ускоренных ремонтов» («помолимся, еще поработает!»), а также использование некачественного оборудования. А чего стоит бездумная «оптимизация персонала» – отправка на пенсию высокопрофессиональных кадров? Все это могло привести к повышению аварийности на АЭС. И привело».
Н о отличилась в эти безумные жаркие дни не только Калининская АЭС.
22 июля на Курской АЭС остановлен блок №1. Сработала аварийная защита.
4 августа. На Нововоронежской АЭС отключен от сети турбогенератор №9 блока №3. Причина? Вышел из строя трансформатор тока открытого распределительного устройства.
7 августа. На Ленинградской АЭС при выводе блока №1 после планового ремонта сработала аварийная защита быстрого снижения мощности.
16 августа. На Ленинградской АЭС блок №4 был разгружен и отключен от сети на вспомогательном трубопроводе. И плюс – в этот список – четыре останова на Калининской АЭС.
– Ситуация на атомных станциях разная, но хуже там, где у руля стоят дилетанты, – рассказывает «АН» атомщик Андрей Никифоров. – На Волгодонской АЭС второй блок глохнет каждый месяц. Зачем пускали этот блок? Очень хочется выглядеть в глазах «мирового сообщества» не лапотниками с газовой трубой, а поставщиками «высоких» технологий? В отрасли уже давно нет ни одной самоуправляющейся организации профессионалов. Работники АЭС рта не могут раскрыть, кроме как на конференциях отраслевого профсоюза. Люди Кириенко, выстроившие эту порочную схему отношений, получают новые высокие должности. Ширятся отделы с «белыми воротничками», растет численность административно-управленческого персонала.
«На Курской АЭС работаю больше 20 лет, – пишет в редакцию Сергей Пантелеев, – с приходом нового директора надеялись на перемены к лучшему. Но ничего не изменилось. Пришли новые управленцы. И еще появились ремешки на касках».
Вывод-то какой можно сделать? Аварии на АЭС множатся потому, что из отрасли продолжают вымываться профессионалы. Вместо них приходят «менеджеры». Чего ждем? Нового Чернобыля?
«Атомщики» из Таджикистана
– Строительный комплекс Росатома за последние годы сократился в 10 раз, – рассказывает «АН» доктор технических наук Игорь Острецов. – Для увеличения прибылей посреднических фирм на строительство АЭС нанимается дешевая рабочая сила из Таджикистана. Что они могут построить? Еще нужно сказать об отсутствии независимой экспертизы. Это приводит к утверждению несбалансированных и неэффективных госпрограмм и проектов, таких как Генсхема, Энергетическая стратегия, БН-800 и плавучая АЭС. В структурах Росатома сохраняется запредельный уровень коррупции. Цена строительства включает в себя не менее 40% коррупционной составляющей. Долгий срок строительства энергоблоков делает стоимость капвложений еще выше. Но и это еще не все беды. Некомпетентность «начальников» не может обеспечить стратегическое развитие отрасли. К примеру, глава концерна «Росэнергоатом» Сергей Обозов не имеет ни профильного образования, ни необходимого 10-летнего стажа работы в атомной отрасли. Значит, пожары и остановы будут на АЭС происходить и дальше?