для чего нужна национальная идентичность
Национальная идентичность
Национальная идентичность не является прирождённой чертой. Она проистекает из приобретённого осознания общности культуры, истории, языка с определённой группой людей. К этому может добавиться чувство принадлежности к определённому государству, приверженность его государственной идентичности, национальной идее и государственным символам.
Национальная идентичность может быть многоуровневой и сложносоставной. У малых народов, не имеющих собственной государственности, нередко имеет место национальная идентичность, комбинирующая региональную этнокультурную идентичность с более широкой национальной идентичностью, связанной с политической нацией и государством. Национальную идентичность мигрантов может определять как их происхождение, так и самоидентификация с их новым государством и его культурной средой.
На определённых этапах развития в рамках одной и той же этнокультурной группы могут конкурировать несколько проектов национальной идентичности. Примером может служить соперничество носителей малороссийской идентичности и носителей украинства на малороссийских землях Российской империи. В некоторых контекстах понятие «национальная идентичность» употребляется в отрыве от индивида, как некая совокупность черт и установок, присущих целой группе людей.
Позитивное и конструктивное выражение чувства, связанного с собственной национальной идентичностью, называется патриотизмом и национализмом, негативное и гипертрофированное — шовинизмом.
Связанные понятия
Упоминания в литературе
Связанные понятия (продолжение)
Среди специалистов, занимающихся исследованиями национализма, выделяют три ведущие школы: примордиализм, модернизм (конструктивизм) и этносимволизм. Основные различия между этими школами лежат в вопросах о том, когда и почему появились нации и национализм. При этом российские исследователи столкнулись с проблемой националистического дискурса, которая до сих пор не решена.
Типология государств — это особая научная классификация государств по определённым типам (группам) на основе их общих признаков, отражающая присущие данным государствам их общие закономерности возникновения, развития и функционирования.
СОДЕРЖАНИЕ
Формирование национальной идентичности
Существуют три основные школы определения национальной идентичности. Эссенциалисты рассматривают национальную идентичность как фиксированную, основанную на происхождении, общей языковой истории, этнической принадлежности и мировоззрении (Connor 1994; Huntington 1996). Конструктивисты верили в важность политики и использования власти доминирующими группами для получения и сохранения привилегированного статуса в обществе (Brubaker, 2009; Spillman, 1997; Wagner-Pacifici & Schwartz, 1991). Наконец, школа гражданской идентичности фокусируется на общих ценностях в отношении прав и легитимности государственных институтов для управления.
Несколько ученых исследовали, как популярная культура связана с процессом построения идентичности. Некоторые обнаружили, что современные музыкальные жанры могут усилить этническую идентичность, увеличивая чувство национальной гордости.
Концептуализация
Национальная идентичность требует процесса самокатегории и включает как идентификацию своей группы (отождествление со своей нацией), так и дифференциацию чужих групп (другие нации). Признавая общие черты, такие как общее происхождение и общая судьба, люди идентифицируют себя с нацией и образуют внутреннюю группу, и в то же время они рассматривают людей, которые идентифицируют себя с другой нацией, как чужие группы. Теория социальной идентичности предполагает положительную взаимосвязь между идентификацией нации и умалением других наций. Отождествляя себя со своей нацией, люди вовлекаются в межгрупповые сравнения и склонны умалять чужие группы. Однако в нескольких исследованиях изучалась эта взаимосвязь между национальной идентичностью и отступлением от других стран, и было обнаружено, что отождествление с национальной идентичностью не обязательно приводит к отступлению вне группы.
Национальная идентичность, как и другие социальные идентичности, порождает положительные эмоции, такие как гордость и любовь к своей нации, а также чувство обязательств по отношению к другим гражданам. Социализация национальной идентичности, такая как социализация национальной гордости и чувство исключительности страны, способствует гармонии между этническими группами. Например, в США, интегрируя различные этнические группы в общую идентичность американцев, людей объединяют общие эмоции национальной гордости и чувство принадлежности к США, и, таким образом, они стремятся смягчить этнические конфликты.
Заметность
Национальная идентичность может быть наиболее заметной, когда нация сталкивается с внешним или внутренним врагом и стихийными бедствиями. Примером этого феномена является рост патриотизма и национальной идентичности в США после террористических атак 11 сентября 2001 года. Американская идентичность становится очевидной после террористических атак и пробуждается американская национальная идентичность. Общая угроза или общая цель объединяет людей в нации и усиливает национальную идентичность.
Социолог Энтони Смит утверждает, что национальная идентичность обладает чертой преемственности, которая может передаваться и сохраняться из поколения в поколение. Выражая мифы об общем происхождении и общей судьбе, люди усиливают чувство принадлежности к нации. Однако национальная идентичность со временем может исчезнуть по мере того, как все больше людей проживает в зарубежных странах в течение более длительного времени, и может столкнуться с проблемой наднациональной идентичности, которая относится к отождествлению с более инклюзивной, более крупной группой, включающей людей из разных стран.
Национальное сознание
Национальную идентичность можно рассматривать как коллективный продукт. Через социализацию членам группы передается система убеждений, ценностей, предположений и ожиданий. Коллективные элементы национальной идентичности могут включать национальные символы, традиции и воспоминания о национальном опыте и достижениях. Эти коллективные элементы уходят корнями в историю страны. В зависимости от того, насколько человек подвергается социализации этой системы, люди включают национальную идентичность в свою личную идентичность в разной степени и по-разному, и коллективные элементы национальной идентичности могут стать важными частями индивидуального определения себя и личности. как они видят мир и свое место в нем.
Перспективы
Бенедикт Андерсон
Ограничено: из-за ментальных границ или концепций, которые мы устанавливаем по отношению к другим, исходя из культуры, этнической принадлежности и т. Д. Мы не представляем всех в одном обществе или под одним национализмом, но мы мысленно разделяем.
Эрнест Геллнер
Геллнер думал, что нации были случайностью, а не всеобщей необходимостью. Он сказал, что наше представление о нации было таким.
Двое мужчин принадлежат к одной нации, только если они признают друг друга частью одной нации.
Именно признание людьми друг друга как людей одного и того же типа сделало их нацией, а не их общие атрибуты.
Пол Гилберт
Номиналист : Что бы ни говорила группа людей, считающих себя нацией, нация
Волюнтарист : «Группа людей, объединенных единой волей».
Территориальный : группа людей, находящихся на одной территории или на одной территории.
Лингвистические : люди, говорящие на одном языке.
Аксиологический: группа людей с одинаковыми ценностями.
Дестинариан: группа людей, у которых общая история и общая миссия.
Вызовы
Этническая принадлежность
Иммиграция
По мере увеличения иммиграции многие страны сталкиваются с проблемами формирования национальной идентичности и размещения иммигрантов. Некоторые страны более инклюзивны с точки зрения поощрения иммигрантов к развитию чувства принадлежности к своей принимающей стране. Например, в Канаде самый высокий уровень постоянной иммиграции в мире. Канадское правительство поощряет иммигрантов к формированию чувства принадлежности к Канаде и способствует более всеобъемлющей концепции национальной идентичности, которая включает как людей, родившихся в Канаде, так и иммигрантов. Некоторые страны менее инклюзивны. Например, Россия пережила две крупные волны иммиграционного притока: одна в 1990-х годах, а другая после 1998 года. Русские люди воспринимали иммигрантов как «нежеланных и оскорбительных гостей». Иммигранты считались чужаками и не могли разделять национальную принадлежность к России.
Глобализация
Несколько исследователей, изучавших глобализацию и ее влияние на национальную идентичность, обнаружили, что по мере того, как страна становится более глобализированной, патриотизм снижается, что предполагает, что рост глобализации связан с меньшей лояльностью и меньшей готовностью бороться за свою собственную страну. Однако даже такая нация, как Турция, которая занимает важный географический торговый перекресток и международный рынок с традициями либеральной экономической деятельности с укоренившимся предпринимательством и внешней торговлей, имеет определенную степень этноцентризма, поскольку турецкие потребители могут быть в основном рациональными покупателями, не дискриминируя импортируемые продукты. но они отдают предпочтение местным товарам, которые по качеству не уступают импортным, потому что их покупка помогает национальной экономике и занятости внутри страны.
Проблемы
Маркеры
Для чего нужна национальная идентичность
Проблема определения того, кто мы, с какой своей историей мы себя ассоциируем, являемся ли мы самостоятельной, но периферийной частью Европы и хотим ли ей быть, стоит. Как стоит и вопрос о нашей связи с нашей собственной культурой.
Во время дискуссии на прошлогодней юбилейной — двадцатилетней — Ассамблее Совета по внешней и оборонной политике (СВОП) ее некоторые российские участники высказались за то, чтобы члены организации занялись бы определением российской идентичности. Значительной части своповцев, справедливо причисляющих себя к просвещенной части российской элиты, идея показалась дурным тоном. Ведь до сих пор поисками идентичности занимались самые кондовые и консервативные российские интеллектуалы.
Но проблема определения того, кто мы, с какой своей историей мы себя ассоциируем, являемся ли мы самостоятельной, но периферийной частью Европы и хотим ли ей быть, стоит. Как стоит и вопрос о нашей связи с нашей собственной культурой. Великая литература XIX — начала ХХ века, крупнейший вклад России в мировую цивилизацию, стала выходить из российского общественного оборота. Большинство даже думающих людей не ощущает связей нашей культуры с античной. А ведь в последней заложен генетический код нашей цивилизации, собственной культуры, в том числе поведенческие модели, воспроизведенные и развитые в христианстве. А как мы можем понять величайшего русского писателя Пушкина, не понимая, что он вырос на античной истории и культуре?
Еще более остро стоит вопрос о том, какими мы хотим быть и куда мы (большинство российской элиты, населения) хотим идти. Один из популярнейших ответов известен: мы слишком разные, и не договоримся. И разве можно договориться с «ними»? Болотниками? Коррумпированными авторитаристами? Националистами? Если такой ответ останется преобладающим, и элиты не найдут в себе мозгов и чувства самосохранения, чтобы начать договариваться на основе какой-то общей программы, наше обычно малопредсказуемое будущее станет предсказуемым. Мы станем нацией самоубийц, обрекающих себя и свою страну на застой, деградацию и новый развал.
Конечно, главная проблема современной российской идентичности или ее отсутствия — трагическая российская история XX века, когда над народом был совершен безбожный эксперимент, а большинство ему не воспротивилось. Когда уничтожались вера, совесть, честь, человеческое достоинство, чувство сопричастности с великой историей и его носители — священнослужители, аристократия, интеллигенция, трудовое крестьянство. По сути все лучшее и лучшие.
Советский Союз создал свою идентичность. В ней было и немало хорошего. Но он развалился. Социалистическая экономика советского образца оказалась неработоспособной.
После развала нужно было выживать. Выжили чудом. Не устану повторять: единственно «правильным» политологическим объяснением того, что мы не сорвались в новую кровавую гражданскую войну и не совершили в прошлое двадцатилетие окончательного национального самоубийства, является, с моей точки зрения, то, что Всевышний простил народу страшный грех коммунизма.
Выживание не предрасполагало к творческим поискам новой идеологии нации. Тем более что само слово «идеология» вызывало тяжелую оскомину после семидесяти лет коммунизма. Было как бы решено, что само общество, народ родит себе новую идентичность и новую идеологию. Не получилось. С советской идентичностью с грехом пополам расстались. А нового, кроме единственной на сегодня национальной идеи — памяти о Великой Отечественной войне — не создали.
И до сих пор ни общество, ни власть, ни интеллектуальная элита не нашли идей, объединяющих страну, движущих ее вперед. Была успешная реставрация государства, которая была дополнена идеей «вставания с колен» и идиотизмом «великой энергетической державы». Затем все увлеченно заговорили о модернизации, не вкладывая в образование и людей и предпочитая не замечать ускоряющейся демодернизации страны.
Отсутствие сформулированной национальной идеи, основанной на идентичности, устремленной вперед и разделяемой большинством элиты, выгодно части этой элиты, предпочитающей воровать, и не связывающей себя с будущим страны или не способной думать о нем.
Но экономический рост затихает. Общественное недовольство подспудно растет, элиты разделены, часть их просто уезжает или вывозит деньги и детей.
В недавней истории уже был очень похожий период — рубеж 1970-1980-х гг. Правящая элита благоденствовала, интеллигенция тихо ненавидела власть, но жила по советским меркам комфортно. Часть недовольных (евреи) уезжали. Народ безмолвствовал. И никто уже ни во что не верил. Все надо всем издевались. Советская идентичность умирала. Затем посыпались нефтяные цены, и страна развалилась.
Кое-какие дебаты в стране все-таки ведутся. Но они разнонаправлены, и их сторонники не хотят вести диалог.
«Соборники» верят в особую русскую духовность, коллективизм. Запад — враг, Россия — наследница Византии. Во внешнеполитическом отношении — ориентация на всех противников Запада, в том числе на ислам и мусульманские государства. До начала 2000-х — еще и на Китай (в этой группе были сильны коммунисты). Но теперь боятся и его.
На смену уже совсем оторванных от жизни «соборников» идут идеологи «русской доктрины». Они опираются на традиционные православные ценности, но в модернизированном варианте с упором на успех в жизни земной и на умеренный национализм. «Особый коллективизм» русских обосновано отвергается. «Русскую доктрину» поддерживает, видимо, нынешнее относительно модернистское руководство РПЦ.
Сторонники и «соборности», и «русской доктрины» не жалуют европейский период русского развития. Но вторые приемлют Россию со всей ее историей. Если первые почти однозначно позитивно относятся к советскому, «сталинскому» периоду русской истории, то вторые более осторожны. Первые представляют просто неконкурентоспособные круги российского общества, вторые ориентируются на мелкую и среднюю национальную буржуазию. Эта школа, видимо, имеет будущее, хотя в ней немало устремленности в никогда не существовавшее далекое прошлое.
Растут ультранационализм и ксенофобия. Они мало представлены в формальной интеллектуальной сфере, но мощно присутствуют в блогосфере и общественном сознании. Лозунг — «Россия для русских», неприятие не только Запада, но и всего внешнего мира. Среди россиян, придерживающихся этих взглядов, особенно сильны настроения против «кавказцев», выходцев из Азии. Заметен и антисемитизм, ушедший из риторики националистов, в той или иной степени ориентирующихся на власть.
Пытается возрождаться неоимперская (она же неосоветская) школа. Ее главный тезис: Россия не может существовать без империи. Смысл существования — в восстановлении бывшего Советского Союза, в том числе и с опорой на военную силу. Вокруг враги, война неизбежна, к ней нужно готовиться. Все силы на оборону, развитие армии и ОПК. Требуется огосударствление всей крупной частной собственности. Т.е. по сути, предлагается вернуться на путь военно-экономической мобилизации, который уже раз погубил страну (СССР). С этой школой власть заигрывает, но она малоперспективна, слишком очевидно нереалистична.
Все более явно растет популярность левых идей. Причина очевидна — нелегитимность крупной собственности из-за приватизации без права, несправедливость социальной и политической систем, слабость социальных лифтов для активной части населения. Отсутствие понятной и приемлемой для большинства стратегии развития.
«Новая левая» концепция еще не оформилась в самостоятельное течение, находится в тени «старых левых» — коммунистов. Ее мощно подавляют, но у нее, видимо, есть сильные перспективы. Три четверти российских граждан — за национализацию крупной частной собственности. При этом, что такое «крупная» — сформулировать никто не может. По опыту знаем: вся, что крупнее моей. Т.е. при полностью демократических выборах мы можем получить новую социалистическую революцию.
Либерально-западническое крыло политиков и интеллектуалов, не готовых к жесткой оппозиции, предлагает мечты о том, какой бы хотелось видеть Россию, и критикует власть за авторитаризм. Однако не обращает внимания на реальное состояние страны и народа, ориентируется на недостижимый идеал и только на продвинутое меньшинство.
Как и прежде, предлагается равнение на Европу. Но та потеряла часть привлекательности, находится в поиске самой себя. И теперь неясно, на какую Европу ориентироваться. Нынешнюю, отходящую от христианства в сторону политкорректных ценностей тотального равноправия и общества потребления? Или ту, что была раньше, — с динамичной социальной рыночной экономикой, элитистской демократией и без диктата меньшинств? Или на ту, что появится после глубокой адаптации в результате нынешнего системного кризиса?
Правое большинство «креативной» оппозиции предлагает только всеобщую демократию и почти тотальное отторжение власти, любых ее инициатив и бойкот тех, кто из соображений выгоды или разума готов к сотрудничеству с ней. Пока эта фронда, несмотря на высокое качество и уровень образования участвующих в ней людей, не предлагает никакой альтернативы политике властей или ее отсутствию. Поэтому и проседает.
Правящие же верхи не предлагают ни очевидной стратегии развития, ни внятного идеологического проекта. Главное, хотя и несформулированное в официальной политике — умелое поддержание раскола элит и общества, их пропагандистское отвлечение от действительно важных проблем. Одновременно усиливаются элементы реакции и пока точечные, но все более расширяющиеся репрессии. Особую тревогу вызывает то, что, стремясь ограничить оставшееся от 1990-х гг. внешнее влияние на внутреннюю ситуацию, власть де-факто давит один из важнейших источников развития, — самодеятельные общественные организации граждан (СОГ), которые иначе еще называются НПО или НКО.
И все эти направления мысли пронизывает тотальный пессимизм.
Так что национальная идея нужна, нужна выработка в себе и восстановление духовной связи со своей страной. Необходимо преодолевать «хаос в головах» и самоедское недоверие, вырабатывать в себе идентичность, устремленную в будущее, но основанную на реалистическом понимании своих слабостей и сильных сторон, своих корней.
Толчок этим поискам и призваны дать дебаты на юбилейной сессии Валдайского клуба, который в десятый раз организуется РИА «Новости» и СВОП. Спорить будут в основном россияне. Иностранные участники оценят реалистичность и уровень российских споров и поделятся своим опытом и проблемами. Ведь кризис, хотя и свой, идентичности испытывают почти все — и китайцы, и европейцы, и даже американцы.
Но для России проблема стоит гораздо острее — без понимания, кто мы и куда мы хотим идти, мы в лучшем случае обречены на уже начавшееся ослабление своих позиций в мире. А в худшем — выглядящем все более реалистичным — на повторение уже не рубежа 1970-1980х гг., а рубежа 1980-1990-х гг.
С чего начинается Родина: как формируется национальная идентичность и зачем она нужна
Теории и практики
Разнообразие современного мира — расовое, этническое, религиозное, гендерное — это ценность. «Знакомство с различными способами мышления и действий может стимулировать инновации, творчество и предпринимательство», — объясняет экономист и политолог Фрэнсис Фукуяма в своей книге о феномене идентичности и его роли в текущих политических процессах. T&P публикуют сокращенную главу «Мы, народ», в которой Фукуяма описывает, на чем строится национальная идентичность и почему от нее зависит экономическое процветание государства.
Идентичность. Стремление к признанию и политика неприятия
Фрэнсис Фукуяма
Альпина Паблишер. 2019
[…] Слабое чувство национальной идентичности давно является серьезной проблемой на Большом Ближнем Востоке, где Йемен и Ливия превратились в недееспособные государства (failed states), а Афганистан, Ирак и Сомали сотрясают внутренние мятежи и хаос. Другие развивающиеся страны более стабильны, однако по-прежнему сталкиваются с проблемами, обусловленными слабым чувством национальной идентичности. Именно эта проблема является одним из главных препятствий на пути развития Черной Африки. Кения и Нигерия переживают этнический и религиозный раскол; стабильность сохраняется только потому, что различные этнические группы поочередно приходят к власти, чтобы грабить страну. Результатом является высокий уровень коррупции, бедность и экономический застой.
Национальная идентичность в Японии, Корее и Китае, напротив, была хорошо развита задолго до того, как эти страны начали модернизироваться — еще до столкновения с западными державами в XIX в. Впечатляющие темпы их роста в XX и начале XXI в. отчасти объясняются тем, что этим странам не пришлось решать внутренние вопросы идентичности, открываясь для международной торговли и иностранных инвестиций. Им доводилось страдать от гражданских войн, оккупации и раскола. Но как только кризисы удавалось разрешить, эти страны могли опереться на уже существующие традиции государственности и общенациональные цели.
Национальная идентичность начинается с общей веры в легитимность политической системы страны, независимо от того, является она демократической или нет.
Идентичность может быть закреплена в официальных законах и учреждениях, определяющих, как преподавать историю страны в школах или какой язык будет официальным национальным языком. Однако национальная идентичность распространяется и на сферу культуры и ценностей. Она состоит из историй, которые люди рассказывают о себе: откуда они пришли, какие праздники празднуют, что хранится в их общей исторической памяти, что нужно, чтобы стать подлинным членом общества.
Разнообразие также имеет решающее значение для стрессоустойчивости. Биологи- экологи отмечают, что искусственно созданные сельскохозяйственные монокультуры часто уязвимы к болезням из-за отсутствия генетического разнообразия в популяции. Фактически генетическое разнообразие является двигателем эволюции, основанной на генетической изменчивости и адаптации. Общая озабоченность утратой разнообразия видов по всему миру обусловлена угрозой для долгосрочной биологической устойчивости.
Наконец, есть вопрос индивидуального поиска идентичности. Люди часто сопротивляются поглощению более мощными культурами, особенно если не родились в них. Они хотят, чтобы их личности признавались и ценились, а не подавлялись. Они хотят ощущать связь с предками, помнить свои корни. Даже не будучи частью определенной культуры, люди хотят сохранить оказавшиеся под угрозой исчезновения языки коренных народов мира и обычаи, которые напоминают о прежнем образе жизни.
В Кении разнообразие обостряет конфликты между этническими группами и подпитывает политическую коррупцию. Этническое многообразие десятилетиями, еще до начала Первой мировой войны, раздирало либеральную Австро-Венгрию, пока населявшие ее народы не решили окончательно, что не могут больше жить в общей политической структуре, что и привело к распаду империи. Венский плавильный котел конца XIX в. дал миру Густава Малера, Гуго фон Гофмансталя и Зигмунда Фрейда. Но когда более узкие национальные идентичности в составе общеимперской — сербы, болгары, чехи и австрийские немцы — осознали себя, регион содрогнулся в приступе насилия и нетерпимости.
В этот период национальная идентичность пользовалась дурной славой именно потому, что ассоциировалась с эксклюзивным, этнически обусловленным чувством принадлежности, известным как этнонационализм. Этот тип идентичности предполагает преследование людей, не входящих в идентифицируемую группу, и агрессию против других стран от имени (или для защиты) соотечественников, проживающих в них. Проблема, однако, не в самой идее национальной идентичности; проблема заключается в узкой, основанной на этнической принадлежности, нетерпимой, агрессивной и глубоко нелиберальной форме, которую принимает национальная идентичность.
Но такая ситуация вовсе не является исторической неизбежностью.
Национальную идентичность можно строить на либеральных и демократических ценностях и общем опыте,
формирующем прочную основу, на которой могут процветать различные сообщества. Подобные попытки предпринимались в Индии, Франции, Канаде и Соединенных Штатах. Мера инклюзивности национальной идентичности по-прежнему имеет решающее значение для сохранения эффективного современного политического порядка по целому ряду причин.
Первое — физическая безопасность.
Крайним проявлением того, к чему может привести отсутствие чувства национальной идентичности, является распад государства и гражданская война,
как, например, в Сирии или Ливии, о чем говорилось выше. Но даже если дело не доходит до этого, слабое ощущение национальной идентичности создает другие серьезные угрозы безопасности. Крупные политические единицы сильнее более мелких и могут лучше защитить себя. Они имеют больше возможностей для формирования международной обстановки, отвечающей их интересам. Великобритания, например, не имела бы и части того политического влияния на геополитической арене, которым она обладала несколько веков назад, сохрани Шотландия независимость. То же можно сказать и об Испании, если бы от нее отделилась Каталония — самый богатый регион страны. Разобщенные страны слабы, поэтому путинская Россия оказывает закулисную поддержку движениям за независимость по всей Европе и вмешивается в американскую политику, чтобы углубить политический раскол в США.
Во-вторых, национальная идентичность имеет большое значение для качества управления. Качество государственного управления, то есть эффективность государственных услуг и низкий уровень коррупции, зависит от того, ставят ли чиновники общественное благо выше личного.
В системно коррумпированных обществах политики и бюрократы отвлекают государственные ресурсы на обслуживание интересов своей этнической группы, региона, племени, семьи, политической партии или набивают собственный карман, поскольку не чувствуют необходимости защищать интересы общества.
Это указывает на третью функцию национальной идентичности — содействие экономическому развитию. Если люди не будут гордиться своей страной, они не станут работать на ее благо. Сильное чувство национальной идентичности в Японии, Южной Корее и Китае породило элиты, которые были сосредоточены на экономическом развитии своих стран, а не на личном обогащении, особенно в первые десятилетия быстрого экономического роста. Такой вид общественной ориентации лежит в основе государства развития**; он гораздо менее характерен для стран Черной Африки, Ближнего Востока или Латинской Америки. Многие группы, идентичность которых построена на этнической или религиозной принадлежности, предпочитают торговать только «со своими» и используют доступ к государственной власти в интересах только своей группы. […]
Четвертая функция национальной идентичности заключается в расширении круга доверия. Доверие действует как смазка, облегчающая и экономической обмен, и вовлечение в политические процессы. Доверие основано на так называемом социальном капитале — способности сотрудничать с другими людьми на основе неформальных норм и общих ценностей. Группы идентичности способствуют укреплению доверия между своими членами, однако их социальный капитал нередко ограничивается узкой внутригрупповой аудиторией. При этом сильная идентичность часто снижает доверие между членами группы и «чужаками».
Доверие обеспечивает процветание общества, но для успешного развития радиус его действия должен быть максимально широким.
Пятая важнейшая функция национальной идентичности заключается в поддержании эффективных систем социальной защиты, смягчающих экономическое неравенство. Если члены общества чувствуют себя членами «большой семьи» и имеют высокий уровень доверия друг к другу, они с гораздо большей вероятностью одобрят социальные программы, помогающие их более слабым землякам. Сильные государства всеобщего благосостояния в Скандинавии опираются на не менее сильное чувство национальной идентичности. Напротив, в обществах, разделенных на замкнутые, обособленные, озабоченные только собственным благополучием социальные группы, эти группы, скорее всего, будут соперничать за ресурсы, и всегда окажется в проигрыше.
задача национальной идентичности заключается в том, чтобы сделать возможной саму либеральную демократию.
Либеральная демократия — это неявный договор между гражданами и правительством, а также между самими гражданами, в соответствии с которым они отказываются от определенных прав для того, чтобы правительство защищало другие, более фундаментальные и важные права. Национальная идентичность строится на легитимности этого договора; если граждане не верят, что являются частью одной и той же политии***, система не будет функционировать. […]