дни нашей жизни книга микита франко о чем
Зачем читать «Дни нашей жизни» Микиты Франко — роман о подростке, воспитанном гей-парой в современной России
Подписаться:
Поделиться:
В издательстве Popcorn вышел роман о повседневности ребенка, который растет в однополой семье в России. Умирая от рака, мама 3-летнего Мики просит своего брата, молодого художника Славу, чтобы после ее смерти заботу о мальчике взяла на себя не бабушка, безоговорочно верующая в Иисуса и авторитет Елены Малышевой, а Слава и его партнер – врач-реаниматолог Лев. Так у Мики, биологический отец которого давно скрылся в тумане, внезапно появляется сразу два приемных отца.
Уже два года Popcorn открывает российским читателям хиты западной литературы для «молодых взрослых». Зачастую это романы о сложностях пубертата, о нетерпимости и принятии себя, о расовых предрассудках и гомофобии (подростковая литература вообще охотнее высказывается на острые социальные темы). Читая эти книги, невольно задаешься вопросом: а что было бы с их героями, если бы они жили в России и ходили в наши школы? Их бы просто не поняли? Затравили бы, избили до полусмерти странице на десятой – тем бы все и кончилось, не получилось бы книжки? Микита Франко – первый русскоязычный автор издательства, и от его романа ждали в том числе ответов на эти вопросы.
«Дни нашей жизни» давно стали хитом в интернете, но появление романа на бумаге – все равно событие для нашей страны удивительное. Popcorn – не первое издательство, проявившее интерес к книге, но единственное, не побоявшееся табуированной темы. В печатном виде книга выходит необыкновенно своевременно: ей «посчастливилось» быть напечатанной через несколько недель после выхода небезызвестного ролика о карикатурной однополой семье, агитирующего за поправки в Конституцию. Впрочем, повышенного внимания книге Франко и без этого было бы не избежать.
Резонансная тема – к счастью, не единственный повод обсудить эту книгу. У «Дней нашей жизни» есть по крайней мере два редких достоинства, которыми произведения литературных вундеркиндов (а Франко юн) обычно не обладают. Во-первых, книга неожиданно оказалась очень смешной. Если бы в ней не было юмора, история о российской однополой семье легко могла бы превратиться либо в «чернуху», либо в одномерную утопию. Но Франко находит немало поводов для смеха. Взять хотя бы комичную историю знакомства Славы и Льва («А вот когда тебе нужна была берцовая кость, я тебе ее достала!» – так подруга убеждает Льва, необщительного студента-медика, сходить с ней в гей-клуб, где он и встречает Славу).
Во-вторых, книга не грешит упрощениями и отказывается давать однозначные ответы. Ее герои – противоречивые и не всегда приятные, проще говоря – самые обычные люди со своими слабостями и предрассудками. Слава и Лев – вовсе не идеальные родители. Да и с чего бы? Они не планировали заводить ребенка – просто когда он внезапно оказался на их попечении, оказались готовы принять на себя роль, которой они не просили, но которая принесла всем троим немало радости. Слава, сам еще почти ребенок, для Мики он поначалу скорее старший брат, чем отец. Лев, принципиальный и строгий к себе и окружающим, легко теряет терпение и пару раз даже поднимает на Мику руку (за что потом не может себя простить). Но, как говорит один из важных второстепенных персонажей книги, «все предки – косячники, от этого никуда не деться. [Ты] тоже будешь косячить – может, даже похлеще. Такой круговорот родительских ошибок». И действительно – сам Мики тоже не подарок. Он по-детски зациклен на самом себе, с трудом входит в положение других людей, легко поддается злости и не задумываясь обижает тех, кого любит.
Все это обычные проблемы, возникающие в любой семье. Единственное, что отличает эту семью от какой-нибудь другой – необходимость постоянно лгать. Лгать из страха, что кто-то узнает: Мика живет не с отцом-одиночкой (легенда, придуманная для школы), а в полной и вполне счастливой семье с двумя родителями и собакой. Эта ложь отравляет все, становится образом жизни и причиной львиной доли проблем, которые приходится решать героям. «Дни нашей жизни» оказываются в первую очередь историей подростка, который настолько привык лгать другим, что автоматически начинает лгать себе. Утопая в океане обмана, он рискует потерять сначала себя, а потом и своих близких: из-за боязни себя принять он становится непомерно строг к другим и ожесточается, несмотря на попытки близких ему помочь.
Выбранная перспектива повествования (точка зрения ребенка, обитающего словно на границе двух миров – семейного и школьного) позволяет Франко убедительно показать контраст между нормальной семейной жизнью и предрассудками, царящими за пределами дома. И даже то, что стилистически книга периодически напоминает «Марти Стью»-фанфик, выглядит вполне органично: ведь герой-рассказчик – современный ребенок, для которого такой язык куда естественнее языка произведений школьной программы.
Роман Франко не состоит из одних лишь достоинств. Несмотря на завидную композиционную стройность (400-страничное повествование не провисает практически нигде), некоторые сюжетные линии закрываются не слишком опрятно (Лена, Ярик), а арка с усыновлением второго ребенка и вовсе появляется ниоткуда, тормозит развитие основных персонажей и обрывается, словно автор вдруг теряет к ней интерес. Также не очень ясно, зачем автор настойчиво противопоставляет Славу и Льва другим гомосексуалам. Конечно, с одной стороны, это позволяет ему показать, что все люди разные и вопреки тиражируемому мнению обывателя, «геи» – это неоднородная масса, это очень разные люди, которых характеризует множество самых разных факторов. С другой стороны, этот контраст между родителями Мики и другими героями ЛГБТ+ кажется слишком искусственным – как будто для читательского принятия того факта, что два мужчины могут воспитывать ребенка, нужно непременно показать родительскую пару максимально нестереотипной и десексуализированной
И все-таки обаяние «Дней нашей жизни» компенсирует недостатки. Это не только очень своевременная и важная книга, помогающая прокачать эмпатию и в очередной раз задуматься о несовершенстве нашего общества. Это многослойный психологический роман, который все время держит читателя в напряжении заставляет смеяться и злиться вместе с главными героями. Микита Франко с успехом открывает русскоязычную программу издательства Popcorn и ставит очень высокую планку не только будущим авторам серии, но и самому себе.
Громкая книга об опыте взросления в гомосексуальной семье: зачем читать «Дни нашей жизни»
Роман воспитания о жизни в ЛГБТ-семье «Дни нашей жизни» вышел в издательстве Popcorn Books аккурат к месяцу прайда. Книга, аналогов которой трудно найти на российском рынке, стала настоящим событием, а ее чтение — чуть ли не политическим жестом. Рассказываем, почему стоит прочитать «Дни нашей жизни», если вы еще не сделали этого.
В центре сюжета — мальчик Мики, который после смерти матери оказывается на попечении своего дяди. Новому опекуну Славе чуть больше 20, он скорее подходит на роль старшего брата, чем строгого отца. А еще у Славы есть друг Лев, который живет с ними. Очень скоро Мики начинает подозревать, что между взрослыми не просто дружба. Их ждет серьезный разговор, с которого и начинается взросление главного героя: «Я был вынужден признать, что Золушку можно поменять на мальчика без потери основной сюжетной линии. Или принца — на принцессу. Но если все это правда, почему тогда писатели пишут только про мальчиков и девочек?»
С этого момента маленький Мики вынужден вести двойную жизнь. Самые обычные вещи — сочинение на тему «Моя семья», дружба с одноклассниками и приглашение домой друзей — становятся для него невозможными без страха разоблачения. Тайна Мики делает его непохожим на остальных ребят: он избегает участия в школьных перепалках, а мужской социализации предпочитает прогулки с одноклассницей Леной.
Школа и ее реалистичное описание занимают отдельное место в романе. Дед Мороз в найках, пластилиновые танки на уроке труда, исписанные ругательствами школьные туалеты — на эти и другие детали детской повседневности не взглянешь без слез то ли ностальгии, то ли сострадания. По точности передачи российского колорита книгу можно сравнить с другой смелой отечественной премьерой этого лета — сериалом «Чики». В обоих случаях локальность становится частью истории, утоляя нашу жажду видеть в книгах и на экране такую родную, хоть и убогую иногда, реальность.
По мере взросления главного героя меняется и сюжет. Первая часть романа строится на интриге с семейной тайной и антропологическом любопытстве к ЛГБТ-быту. Во второй же части проблематика меняется в сторону стандартного для литературы young adult набора: невзаимная любовь, проблемы в школе, поиск и принятие себя. Семейные отношения уходят на второй план, уступая место внутреннему миру Мики. Стремление быть «нормальным» и попытки успешной социализации каждый раз рушатся о всю ту же детскую травму — закрытую жизнь в нетипичной для России семье. Так, когда герой впервые оказывается на прайд-фестивале, где начинает осознавать собственную сексуальную идентичность, вместо солидарности он чувствует злость на родителей и самого себя.
Микита Франко сначала писал ВКонтакте, затем читатели предложили сделать из его записей книгу. Фото: Екатерина Луценко
Переживания и мысли воспроизводятся с такой честностью и прямолинейностью, что внешний мир и гнетущий российский контекст оказываются уже не так важны. Второстепенные герои исчезают так же внезапно, как появляются. Угроза в виде разоблачения в какой-то момент перестает нависать: кому бы Мики ни рассказал про двух отцов, все считают, что он просто виртуозно шутит.
Изначально главы романа были постами в закрытой группе во ВКонтакте. Восторженные подписчики и подписчицы предложили автору собрать их в книгу и заказали печать нескольких бумажных экземпляров. Пожалуй, из-за этого «Дни нашей жизни» можно даже в какой-то степени назвать сетевой прозой. Отсюда некоторая нестройность сюжета и стилистическая простота. Можно было бы втиснуть повествование в строгие рамки романа, но зачем? Автору удается сохранить главное в своей истории — неподдельную искренность, с которой она рассказана.
Появление первой громкой книги об опыте взросления в гомосексуальной семье именно в жанровой прозе не случайно — авторы романов young adult уже не раз доказывали, что сегодня не стоит бояться актуальных тем. Российская проза тоже все чаще обращается к событиям, происходящим здесь и сейчас. Весной на Bookmate появились сразу две антологии, откликающиеся на изменения в стране и мире: «Страсти по Конституции», где отправной точкой для художественных текстов стали статьи и поправки к Конституции, и «Окно во двор» — сборник историй о самоизоляции.
Не за горами и волна российских квир-текстов. К пионерам и пионеркам ЛГБТ-литературы в жанре young adult, кроме Микиты Франко, можно отнести автора романа «Письма до полуночи» и небинарную персону Максима Сонина. Эти два романа и теплый читательский отклик на них еще раз подтверждают, что пришло время писать не только про мальчиков и девочек.
«Дни нашей жизни»
В издательстве Popcorn Books выходит книга Микиты Франко «Дни нашей жизни» — основанный на личном опыте роман о жизни мальчика-сироты в приемной семье, выросший из рукописи «ВКонтакте». У всех есть мама и папа, а у Микиты — больше нет мамы, зато есть два любящих папы. Редкую для России ситуацию герою приходится сначала объяснить самому себе, а затем и скрывать от остальных. С разрешения издательства The Blueprint публикует отрывок из книги — о том, в каком вынужденном обмане приходится жить ЛГБТ-семьям в России.
Дома я не рассказывал, что обстановка в классе оставляет желать лучшего. Говорил, что никто никого не обижает, а учительница мной довольна. Про учительницу — правда. Ей понравилось мое сочинение «Как я провел лето». В нем я написал, что отдыхал с бабушкой на даче, ел немытые огурцы и брызгался из шланга. Все это, конечно, я выдумал.
Будь сочинение правдивым, я бы написал, что днем ходил на пляж со Славой. Но плавать я не любил, поэтому мы не купались, а строили дворцы из песка. Однажды мы построили настоящий замок с комнатами и балконом. Слава — очень талантливый, и шедевры у него получаются не только на бумаге, но и когда он творит руками.
Если у него было много работы, то днем мы обычно никуда не ходили; тогда я либо смотрел, как он рисует, либо выходил во двор один — иногда даже играл с другими детьми в прятки или казаки-разбойники, но не часто.
Вечером Лев возвращался с работы, и мы шли гулять втроем на набережную — мое любимое место в городе.
Но рассказывать об этом было нельзя. Поэтому я выдумал дачу, которой у бабушки даже нет. В одном советском фильме я видел, как дети проводят лето на даче, и мне понравилось. Поэтому я решил об этом написать. Инна Константиновна сказала, что сочинение очень хорошее. Хотя, по-моему, если бы я написал правду, вышло бы еще лучше. Я бы тогда смог рассказать ей, как мы однажды кинули «Ментос» в колу, может, она бы тоже попробовала.
Однако это было не самое тяжелое испытание для моего воображения. Через неделю нам задали сочинение о семье. Хорошо, что дали его на дом, потому что, если бы пришлось писать все на уроке, я бы запаниковал и ничего не успел придумать.
Дома я сидел над ним до позднего вечера. Было уже десять часов, а передо мной лежал лист всего с двумя предложениями: «В моей семье только я и папа. Моего папу зовут Слава».
Тогда я не в полной мере понимал всю серьезность происходящего. Мне было не ясно до конца, почему же все-таки важно не раскрываться. Я постоянно заключал сделки с совестью: мол, если расскажу, какие они классные, — все будет нормально.
Измотанный, сонный, уставший, не способный выдавить из себя ничего, я решил пойти по пути наименьшего сопротивления. Изложить все так, как есть.
Я не стал писать на черновик, потому что на переписывание не было сил. Я сразу открыл тетрадь:
«У меня два отца. Они говорят, что другие люди думают, что это плохо, но мне так не кажется. На самом деле один из них мой дядя, а другой — человек, которого он любит, но я стал называть их папами, потому что им это нравится и потому что мы живем вместе уже сто лет, как одна семья. Моя мама умерла, и я ее почти не помню. Она умерла от рака, но это не животное, а болезнь. Иногда я хожу на место, где она теперь лежит, и оставляю там рисунки. А еще мы с папой Славой иногда отправляем деньги на лечение людям, которые тоже болеют. Я думаю, что моя мама — тоже моя семья, хоть я и все про нее забыл. Просто она не может быть со мной рядом и воспитывает меня с небес, а на планете меня воспитывают Слава и Лев — так зовут моих пап. Кстати, они работают художником и врачом. Еще у меня есть бабушка, но на самом деле у нее нет дачи, я вас обманул. Я люблю бабушку, но иногда она ругается. И я люблю свою семью».
Поставив точку, я отложил ручку и почти на автомате поплелся к кровати. Когда я переоделся в пижаму и пошел чистить зубы, в коридоре меня остановил Лев.
Он спросил: — Ты написал сочинение? — Да. — Покажи. Он говорил почти приказным тоном. У него всегда был такой тон, когда речь шла об уроках. Будто считает меня обманщиком, который ничего не делает и которого нужно постоянно контролировать.
Мы вернулись в комнату, и я отдал ему свою тетрадь.
Думаю, он не дочитал до конца. Он смотрел в нее буквально секунд двадцать. Потом резко закрыл и кинул на стол.
— Ты что, придурок? — Этот тон не был похож ни на какой другой, который я слышал от него раньше.
Он не кричал. И не было похоже, что ругался. Но говорил так, словно. ненавидит меня.
Никогда раньше они меня не обзывали. У меня противно ослабели руки и ноги, как бывает от понимания, что сейчас случится что-то очень плохое.
— Какого хрена ты об этом написал? — Он снова поднял мою тетрадь и посмотрел на аккуратно подписанную обложку. — Даже не в черновик!
— Я не знал, что писать, — пробормотал я. И чувствовал, как у меня дрожат губы.
— В смысле — ты не знал, что писать. Тебе сто раз объясняли, что писать!
Я стоял, прижавшись спиной к дверце шкафа, и смотрел на него мокрыми глазами. Мне казалось, что я смотрю на чужого человека.
— И если бы я не перепроверил, ты бы просто сдал это завтра?
Я молчал. Сердце бешено колотилось от страха. Он снова бросил мою тетрадь на стол. — Вырывай лист и переписывай, — вдруг очень спокойно сказал он. Но это было какое-то пугающее спокойствие.
Я медленно подошел к столу, открыл тетрадь. — Тут с обратной стороны классная работа. — Значит, ее тоже переписывай. Сочинение не вместилось на одну страницу и заходило на второй лист. — Мне тогда придется вырвать два листа, — сказал я. — Да. И два с конца, потому что они все равно не будут держаться. — Тогда тетрадь станет совсем тонкой! — возмутился я.
Лев приблизился ко мне. Светила только настольная лампа, и его тень нависала надо мной так, будто вот-вот поглотит. А еще я подумал, что он ударит меня.
— Тогда будешь переписывать всю тетрадь, — сказал он.
Когда он вышел, я наконец-то смог расплакаться. Рыдая, я яростно вырывал листы ненавистного сочинения, комкал их и бросал под стол. Я понял, что мне действительно придется переписывать всю тетрадь — хотя бы потому, что от моих резких движений скрепляющие ее скобы совсем расшатались.
Когда я, заплаканный, сел переписывать все с самого начала, в комнату зашел Слава. Я сидел спиной к двери, поэтому, когда она со скрипом открылась, сначала вздрогнул от страха — подумал, что это Лев вернулся. Но я различаю их по шагам.
— Уходи! — буркнул я ему через плечо, не оборачиваясь. Славу я не боялся. — Я хочу прочитать твое сочинение, — сказал он. — Я его выкинул!
— Куда? — Никуда! Он прошел к столу и присел возле моего стула — начал доставать скомканные листы. Затем принялся разворачивать их в поисках сочинения. В какой-то миг он затих и перестал шуршать — видимо, нашел.
Мне было все равно, что он скажет. Даже если тоже начнет ругаться — плевать.
— Это очень хорошо, — наконец сказал он. — Нет. Это плохо!
— Это нельзя никому показывать, но это хорошо. — Выкинь его! — Не буду. Я его сохраню. — Зачем?
— Буду перечитывать, когда стану старым. Сидя в кресле-качалке у камина.
— Надеюсь, что без него, — съязвил я.
Слава ничего не ответил. Он поцеловал меня в макушку и вышел из комнаты вместе с моим сочинением.
А меня охватило злое, яростное вдохновение. Я был счастлив написать новое сочинение. Злорадно я рассказывал, что у меня только один папа, что его зовут Слава и что люблю я только его.
Перед тем как лечь спать, я специально оставил тетрадь открытой. Пускай зайдет утром и прочитает.
«Эпилог моей книги никому не нравится, но я настаиваю на нем»: Микита Франко говорит с Прохором Чеховским
Теперь Букмейт выпускает аудиокниги собственного производства — одной из первых стал роман Микиты Франко «Дни нашей жизни», который озвучил актер Прохор Чеховской (его голос вы точно слышали в сериале «Ведьмак»). В рамках кампании «Послушайте!» мы предложили Миките и Прохору поговорить друг с другом в прямом эфире в инстаграме издательства Popcorn Books и поделиться впечатлениями. Вот этот разговор.
«Я и мои геи»
Прохор Чеховской: Привет! Я рад с тобой познакомиться. Ты такой клевый.
Микита: Взаимно. Ты тоже.
Прохор: И очень рад, что кто-то выбрал меня читать твою книгу.
Микита: Это я.
Прохор: Что, правда? Я не знал. Я на самом деле кайфанул. У меня небольшой опыт чтения аудиокниг, потому что я обычно отказываюсь делать такую работу — это долго и сложно. Кстати! Прости, я с темы на тему перескакиваю, это для меня нормально. Я хотел задать один вопрос: почему ты так назвал книгу? Почему «Дни нашей жизни»?
Микита: Потому что там же был этот… как он называется… эпиграф.
Прохор: А! Из Queen, да? (Цитата из песни «These Are the Days of Our Lives», подарившей название книге — Прим. ред.)
Микита: Да. Тебе не нравится?
Прохор: У тебя очень крутая книга, но название меня как читателя не цепляет.
Микита: Там просто мало что происходит.
Прохор: Может быть, очень большой комплимент с моей стороны, но это практически как «Над пропастью во ржи». Такая же подростковая драма — такие же метания, такие же терзания, как были у Сэлинджера в свое время. Но если бы я, идя по библиотеке или книжному магазину, увидел название «Дни нашей жизни», я бы просто не понял, что за названием стоит такой материал, понимаешь? Кстати, моя замечательная жена, когда узнала, что я читаю «Дни нашей жизни», говорит: «Ой, а это же был такой сериал!» Знаешь об этом?
Микита: Конечно, знаю, мне об этом сказали почти все.
Прохор: Я не знал, потому что даже сериал «Друзья» посмотрел только несколько серий — сейчас полетят камни в мой каменный сад, я понимаю. Там даже один из друзей, Джоуи, снимался в этом сериале. «Дни нашей жизни» шел одновременно с «Друзьями», это какая-то большая эра американского мыльного кино.
Микита: Это сериал, который я не смотрел, но заранее ненавижу, потому что мне все про него говорят.
Прохор: Понимаю! Я просто к тому, что вот тебе говорят: сериал «Дни нашей жизни». Ты будешь смотреть? Нет. Ну потому что — че?! Вот так же и с названием книги. Мне обидно, что многие просто могут не знать, как это круто и какая там драматичная история. Вот. Ты большой поклонник Queen, как я понимаю?
Микита: Да. А как бы ты предложил назвать? «Я и мои геи»?
Прохор: Не-не-не. Слушай, у меня была идея. Есть замечательная книга Роберта Кийосаки, называется «Богатый папа, бедный папа». Может быть, ты слышал о ней.
Микита: Ну да.
Прохор: Когда я читал, думал: вот что-то такое, тоже с двумя этими папами поиграть. Тут же тоже в основе твоей истории стоят отцы, потрясающие отцы, крутые отцы, разные отцы. И это прямо круто, прямо вау! Так что, я не знаю, тоже что-то типа… «Красивый папа, умный папа» (смеется), но не так в лоб.
Микита: Мне было принципиально важно, чтобы это имело отношение к Queen. Я перебирал названия песен и больше не нашел ничего подходящего этой истории, поэтому как-то так и получилось.
Прохор: Еще мне очень забавно было, когда твой герой повзрослел и пошел в старшую школу, вошел, так сказать, в тот возраст, когда он девчонок водит на «Богемскую рапсодию» — фильм, который я смотрел в кино недавно. Это же вот только что было! У тебя до упоминания «Богемской рапсодии» события могли происходить в любом времени, а премьера «Богемской рапсодии» четко дает понять. Это очень приблизило меня к персонажам — именно по ощущению. Спасибо тебе, это круто.
«Герой и я — это одно и то же»
Прохор: Тебя зовут Микита, и главного героя зовут Микита. Но мне те замечательные люди, которые нас сейчас свели с тобой здесь, сказали, что это не автобиографическое произведение. Почему ты назвал героя в честь себя?
Микита: Просто это не автобиография, потому что в классическом понимании автобиография — это что-то документальное, прямо с точностью до минуты, это нон-фикшн. Ну, частично книгу можно назвать автобиографией, потому что действительно герой и я — это одно и то же. Некоторые ситуации, которые он переживает, в принципе, точно такие же, как были в моей жизни. Но я их закончил так, как хотел бы, чтобы они закончились, а не так, как было на самом деле. То есть что-то я брал из своей жизни и потом перерабатывал так, чтобы мне было легче, чем в жизни, — для меня это было даже терапевтично. Это же сначала вообще был блог.
Прохор: Я помню, я читал твое интервью, по-моему, «Снобу», где ты как раз рассказывал, что ты сначала писал в блоге во «ВКонтакте». И, кстати, я хотел спросить: это как — просто раздвинулись облака, оттуда пролился свет с надписью «Popcorn Books», и тебе сказали: «Давай сделаем книгу» — и ты такой: «Да!»? Так было?
Микита: Да.
Прохор: Каково это — чувствовать, что твоя книга стала важной и на нее обратили внимание? Особенно если ее похвалила Галина Юзефович. Каково чувствовать, что тебя прославила твоя книга, а ты не особо рассчитывал на это?
Микита: Может, я рассчитывал, откуда ты знаешь? Не знаю, что-то я не чувствую себя важным. Поэтому мне сложно на это ответить. Я все время еще сомневаюсь в том, что книга важная. Это такой, наверное, синдром самозванца. Поэтому сомнительно. Я, наверное, так отвечу: сомнительно.
Прохор: У меня такая же штука произошла с «Ведьмаку заплатите чеканной монетой», которую я спел. Тоже просто пришел, сделал свою работу… Ну, я много песен пел до этого, много песен спел уже после этого, но именно она взорвала чарты России.
«Почему именно Микита?»
Прохор: Давай поговорим про твое имя. Я читал, по-моему, в твоем инстаграме, что ты его придумал.
Микита: Ну конечно. Так всегда бывает у таких, как я. Да-да-да, естественно, сам.
Прохор: Почему именно Микита? Почему ты его придумал? И почему оно?
Микита: Не знаю, мне кажется, все началось с имени Никита, потому что у меня был знакомый в детстве по имени Никита. Мне казалось, что-то не то, и я все время эту первую букву убирал и подставлял другие. В общем, я пришел к этому опытным путем. Потом еще выяснилось, что это украинский или белорусский вариант имени, оно действительно существует.
«Слава — это Джуд Лоу, а Лев — это Том Харди»
Микита: Был ли у тебя момент, когда тебе было интереснее всего читать и когда было, наоборот, неинтересно? Какие-то провалы, подъемы?
Прохор: В напряженных моментах меня так захватывало, что я прямо без ошибок шпарил, потому что мне было интересно: как, как, как? Вот, например, когда Миките стало плохо и Лев к нему приехал, потому что у него астма или еще что-то. У него же астма, по-моему, была?
Микита: Да. У меня астма на самом деле.
Прохор: Вот. А какие-то более простые моменты… Знаешь, когда интересно, ты помнишь, а когда неинтересно — просто забываешь. Мне, наоборот, знаешь, нравились какие-то штуки, которые круто работают: про первое алкогольное опьянение, например. Не знаю, может быть, ты читал, есть такая повесть «Я хочу в школу» Андрея Жвалевского и Евгении Пастернак?
Микита: Нет.
Прохор: Это белорусские авторы. У нас в театре идет спектакль по этой повести, я лично знаю авторов, я там играю одну из главных ролей. И там есть тоже момент, когда парень напивается, и он как бы этого не понимает и говорит: «Да я вообще трезвый, да все нормально!» И это очень круто у тебя описано.
Мне очень понравилось, какие у тебя разные отцы вышли. Вот если бы снимали фильм, кого из актеров ты видишь в их ролях? Потому что я подумал, что Слава — это Джуд Лоу, а, например, Лев — это Том Харди. Я их такими увидел. А у тебя какие? Как ты их видишь?
Микита: Блин, я не знаю. Потому что мне вообще сложно представить на их роли каких-то западных актеров.
Прохор: А, видишь, я — наоборот.
Микита: Да. Мне, кстати, хотелось спросить: кого из них ты бы озвучил?
Прохор: Ну конечно Славу, на Льва я точно не подхожу. А Славу я очень хорошо понимаю.
Микита: Или Мики. Можно еще раз озвучить.
Прохор: Мики — да. Вот с Мики мне вообще было комфортно.
«Безрадостный парень»
Прохор: А ты уже слушал аудиокнигу?
Микита: Да, я все слушал.
Прохор: Ну и как?
Микита: Мне очень понравилось.
Прохор: Е-е-е! Мне показалось, что главный герой очень безрадостный парень. Это твое мироощущение такое? Ну правда, его мало что радует.
Микита: Да, я такой был раньше.
Прохор: Сейчас поменялся?
Микита: Да, гораздо лучше стал. Как раз когда я закончил писать книгу. Я ж говорю, для меня это было психотерапевтично, это реально помогло.
Прохор: Я читал, что ты даже эпилог переписывал.
Микита: Да, переписывал. Никому не нравится, но я настаиваю на нем. (Смеется.)
«Моя бабушка не верила в геев»
Прохор: Спасибо тебе за эту книгу, это прям крутой опыт. Мне теперь хочется, чтобы жена послушала — именно в моем исполнении. Чтобы, может, в чем-то меня разнесла. Когда я понял, о чем эта книга, я вспоминал этот дурацкий ролик, где два гея из детдома забирают сына, и я прям думаю: «Да! Отлично! Наконец-то про это будет нормальная история, а не вот эта ерунда, которая шла по телевизору». И у меня некоторые подписчики писали: «О, наконец-то аудиокнига и в твоем исполнении — как круто!» Потому что эта тема, мне кажется, важная, актуальная, и ты попал в нужное время.
Микита: Этот ролик и эта книга — они в один день вышли. Если не в один день, то буквально друг за другом. Это прям как какая-то PR-кампания была. (Смеется.)
Прохор: Просто этот ролик — это, конечно, дно.
Микита: Я когда посмотрел, подумал, что даже если бы я был гомофобом, то мне было бы противно, что так бездарно спекулируют на этом. Даже если бы я такое поддерживал, мне, наверное, все равно бы это не понравилось.
Прохор: А смешно, что моя бабушка — папина мама — она не верила в геев.
Микита: Какая у нее была теория? Что их просто нет?
Прохор: Да. «Это ерунда, вы все придумываете, такого не бывает». (Смеется.)
Микита: Неплохо. Знаешь, мне кажется, из всех видов гомофобии это — меньшее зло, просто не верить. Ты хотя бы не будешь бороться с этим — зачем бороться с тем, чего нет.
«Тетрадь в клеточку» мог бы снять Уэс Андерсон
Прохор: Если бы книга не бомбанула, что бы было? Куда бы ты пошел?
Микита: Я учусь на сценариста. Думаю, я бы занимался кино.
Прохор: А расскажи, пожалуйста, про «Тетрадь в клеточку». Это же твоя вторая книга, которая, насколько я знаю, уже есть.
Микита: Да, в электронном виде есть. В бумажном скоро выйдет, просто ее еще не напечатали. Это книга в стиле личного дневника мальчика, который переезжает в новый город со своим отцом. Там он пытается адаптироваться к новой жизни, знакомится с разными людьми и переживает некоторую личную трагедию, которая случилась у него в прошлом. Вот. Это так, чтобы без спойлеров.
Прохор: 👍
Микита: На самом деле, если говорить про кино, для меня это с самого начала был как какой-то фильм, я сразу видел это как киношную историю. Причем как какую-то…
Прохор: Как сценарий, да?
Микита: Да, наверное. Просто сразу как кино. Знаешь, у меня любимый режиссер — один из любимых — Уэс Андерсон. Я как-то сразу видел это все в таком геометричном стиле, с выкрученными цветами, с немножечко странными диалогами, такими, не совсем естественными. И когда я писал, для меня это была прямо такая история, которую снял бы Уэс Андерсон. Если говорить о кино, то именно эту книгу я вижу как кино. Даже вижу для нее конкретного режиссера.
Книги Микиты Франко
В рамках кампании «Послушайте!» мы рассказываем про аудиокниги, которые доступны только на Букмейте и создаются совместно с издательствами Individuum и Popcorn Books. Все новинки ищите в специальном аудиоразделе.