дочка садилась к папе на колени и что то чувствовала
Дочка садилась к папе на колени и что то чувствовала
Прошло два года. На второй день приезда Серёжи Тётя снова истопила баню и привела детей мыться. Первым делом тётя попарила детей у себя на бёдрах. Сначала уложила Серёжу и похлестал его веничком, потом легла Люда и тоже получила свою порцию веничного прогрева. Попарив детей, тётя встала, поддала ковшиком горячей воды на камни печи и устроила себе веничную экзекуцию, да такую, что берёзовые листья летели по сторонам.
Серёжа сидел с Людой на скамейке и с любопытством смотрел как хлещется тётя Тамара. Скамейка нагрелась и Серёжа стал ерзать на ней. Это заметила сестра и хлопнув по своим бёдрам, пригласила семилетнего братика к себе на колени. Серёжа вопросительно взглянул на Люду и пожал плечами. В городе, Серёжа не видел нигде: ни дома, ни в школе, ни в транспорте, чтобы мальчики его возраста сидели у девочек на коленках. Все сомнения решила Людочка, взяв руками подмышки и пересадив его к себе на бёдра боком.
Пока тётя готовила воду, дети баловались. Девочка подняла мальчика сзади и покружила. Серёже опять стало приятно: голая спина и попка его чувствовала шёлковую горячую кожу своей сестры. Серёжа заметил, что его писюлька стала чуть больше, вытянулась в длину. Тётя снова разрешила Люде помыть Серёжу. Тётя помогла Люде помыть волосы и спину и занялась мытьём самой себя. Люда приготовила таз воды, намылила мочалку и стоя начала мыть Сёрёжу. Начала с головы. Дома его в ванне мыла мама, а здесь девочка. Но чувство лёгкого стыда окончательно ушло. Ласковые и ловкие её пальчики перебирали волосы. Серёжа немного даже опустил голову, чтоб сестрёнке было удобнее мыть голову.
Серёжа думал, что сестричка опять заведёт его меж коленок, но Люда предложила братику упереться руками о скамейку и стала натирать его спину мыльной мочалкой, прикасаясь бёдрами к попке. Серёже это показалось приятным. Бёдра девятилетней девочки, отметил Серёжа, заметно отличались от бедер мальчиков этого возраста. Они пошире и круглее. Закончив мыть спину братика, Люда зачерпнула ковшиком воду из тазика и облила туловище. Осталось домыть ягодицы и ноги Серёжи. А он, предвкушая удовольствие очутиться снова на руках сестры, заранее поднял руки и обнял её за шею.
Покачав братика на руках, Люда поставила его на ноги. Взяв за руку, она вывела Серёжу в предбанник одеваться. Здесь Люда опять подняла Серёжу на скамейку, сама залезла на неё и стала обтирать братика большим махровым полотенцем. Обтёрлась сама. Отложила полотенце в сторону, слезла со скамейки и помогла мальчику надеть трусики. Попадая ногой в трусики, Серёжа держался одной рукой за плечо Люды. Брючки он одел сам, также держась за плечо сестры. После того, как он одел майку и рубашку, Люда наконец- то занялась собой. Одевшись, девочка сняла братика со скамейки на пол и, взяв за руку повела из бани на улицу. Спросив согласия Серёжи, Люда снова подхватила его под бёдра и понесла на руках как куклу. У дома она спустила его на землю.
Прошло ещё два года. В предыдущем год Серёжа был отправлен в пионерский лагерь. От пионерского лагеря у него остались некоторые впечатления. Серёжа участвовал в конкурсе девочек из старшего отряда. Двенадцатилетние девочки соревновались за звание «лучшая нянечка». Необходимо было накормить малыша и укачать его на руках. «Малышей» конкурсантки выбирали сами из младших отрядов. Худенький и невысокий Серёжа тоже был замечен и выбран в качестве «малыша».
Он приник к ней и, обняв руками за шею, закрыл глаза. Разомлев от сытости и других приятных чувств, он и на самом деле уснул. Счастливая от предвкушения победы, девочка с умилением посмотрела на спящего на её руках девятилетнего малыша, покачала его и передала Серёжу его вожатой. Катю наградили за победу медалью «лучшая няня», цветами и коробкой конфет. Конфетами она потом угощала Серёжу. Она стала ему старшей подружкой и опекала до конца смены. Катя во время пеших прогулок водила за руку, а в транспорте держала его на коленях. Так как жили они в одном городе, возвращались из пионерлагеря тоже вместе, в одном автобусе. Расставаясь с Серёжей, она подхватила его на руки, поцеловала и подержав с минуту на руках опустила на землю.
А сейчас он снова встретился с любимой сестричкой. Люда тоже ждала его приезда. Во время его отсутствия она, конечно, нянчилась с младшими братишками своих одноклассниц. Все они отметили её как ласковую нянечку. Она пробовала покружить даже мальчиков на год младше себя и брала их на колешки. Но лучшие взаимоотношения были у неё с Серёжей. «Моя куколка» негласно, в душе, называла она его. Ей был приятен даже запах его пота.
При встрече Серёжа прыгнул на милую его сердцу сестричку и повис у неё на шее. Люда на голову оставалась выше его. Она в ответ прижала его к себе и, шутливо спросила, пойдёт ли он с ней в баню. Серёжа ничего не ответил, лишь сильнее прижался к Люде. На следующий день тётя истопила баню и приготовила бельё на себя и детей. Предварительно она спросила у Люды, помоет ли она Серёжу, не будет ли она стесняться подросшего мальчика или лучше это сделать тёте. Люда ответила, что если Серёжа не будет стесняться, то и у неё не будет стеснения.
Серёжа в это время гонял мяч. Люда пошла за ним. Она поиграла с ним в мяч, а потом, улучив момент, обняла его сзади и покружила. Когда Люда предложила Серёже идти с ней в баню, он помолчал немного, так как дома в ванной он уже мылся сам, но согласился с условием, что будет мыть себя сам. Они пошли в баню, взявшись за руки, но через пару шагов Сережа поскользнулся, и ласковая сестрёнка подхватила его на руки.
В предбаннике, Люда, заметив некоторое смущение Серёжи при снятии одежды, предложила взаимное раздевание: Серёжа снимает с неё одежду, а она раздевает его. Мальчику это понравилось и он, войдя между бёдер девочки,( она сидела) довольно ловко и быстро снял с неё футболку. Она тоже стянула с него футболку и подставила мальчику свою спину, так как чтобы снять лифчик, ему нужно расстегнуть застёжку. Ловкие пальчики Серёжи быстро справились и с застёжкой. Взору его открылись маленькие, ещё только начинающиеся наливаться прелестью грудки. Серёжа, глядя на Люду, робко протянул руки и погладил их. Однако она прижала его руки к своей гордости, в её взгляде сквозило смущение.
Но еще большее смущение поразило Серёжу, которому предстояло снять штаны с девочки. Никогда он даже не представлял, что ему позволит раздеть себя девчонка, которая к тому же старше его. Заметив его смущение, Люда придвинула его руки к пуговицам на брючках. Ещё раз, окинув полуобнажённую Люду взглядом, он расстегнул пуговицы и, обняв торс девочки, стащил с неё штаны. Немного схитрив, как бы нечаянно, Люда стащила с Серёжи вместе со штанами и трусы. Плавки с себя она сняла сама, да Серёжа и не противился. Во первых ему достаточно оказалось снять с девочки штаны, даже встала торчком его трубочка, а во вторых Серёжа увидел её красивое обнажённое тело. Он видел, конечно, полуголых, в трусиках, девочек на пляже в лагере, но его Людочка с полноватыми круглыми бёдрами оказалась куда как прекрасней.
Серёжа и Люда пришли в парилку. Люда плеснула ковшиком кипятка на раскалённые камни, детей окутал горячий пар. Серёжа ждал, что она сейчас сядет на скамейку и посадит его на колени, но Люда усадила младшего брата на скамейку и села к нему на колени, обняв за шею. Серёжа предложил ей поиграть в игру «на кочках», в которую он играл с одноклассницами на переменах. Игра заключалась в следующем: девочки садили кого- нибудь к себе на коленки трясли коленями, изображая кочки и неожиданно раздвигали бёдра, роняя сидящего в «ямку».
Минут пять Люда попрыгала на его коленках. А потом настала очередь Серёжи падать в «ямку». Она села на скамейку и хлопнув по своим бёдрам, с улыбкой пригласила братика сесть на коленки. Серёжа прельстился голыми красивыми ножками своей двенадцатилетней сестры и присел к ней на самые кончики коленей. Люда придвинула его теснее к себе, поиграла с ним в игру «по кочкам», попросив привстать, положила колено на колено, а наверх опять посадила братика. Вставший членик мальчика свидетельствовал, что Серёжа испытал наслаждение, сидя голой попкой на горячем бедре сестры.
Насидевшись и напарившись вдоволь, дети пошли мыться. Серёжа попросил сестру покружить его. Люда сзади обняла его, приподняла и крутнула пару раз, потом подняла его спереди и покружила. Серёжа млел от удовольствия, соприкасаясь с обнажённым телом девочки. Голову каждый мыл себе сам, а потом Люда намылив мочалку, опять предложила брату мыть друг друга и, не дожидаясь ответа, упёрлась руками в скамью, чтобы братик помыл ей спинку.
Серёжа, держась за нижнюю часть спины, начал осторожно покрывать спину мылом. Его членик касался попки девочки. Люда, краснея от смущения, терпела несколько минут и, дождавшись, когда мочалка стала действовать в нижней части спины, поднялась и предложила Серёже наклониться.
Серёжа упёрся руками в скамейку, отпятив попку, а сестрёнка, намылив жирно мочалку, стала тереть его спинку. Серёжа чувствовал ягодицами нежную горячую кожу паха и бёдер сестрёнки. Его членик напрягся, на самом кончике выступила капелька прозрачной жидкости. В отличие от Люды, Серёжа готов был так стоять вечность, лишь бы голое тело девочки соприкасалось с его телом. Заодно Люда решила помыть у него и нижнюю часть тела.
По приказу сестры мальчик выпрямился, а она, подняв, поставила его на скамейку и прошлась мыльной мочалкой по ягодицам и ногам. Ловкие девичьи ручки сновали между ногами мальчика и, когда она случайно задевала и так уже возбуждённый членик, словно маслом по сердцу проводили по сердцу Серёжи. Помыв нижнюю часть Серёжиного тела, и доставив ему немало приятных минут Люда снова обхватила братца за пояс и сняла со скамьи.
В предбаннике, обтерев друг друга полотенцами. они затеяли игру со взаимным одеванием. Сначала Серёжа, сижа на корточках надел Люде трусики, пока она стояла, держась за его плечо. А когда сестра тоже, опустившись коленками к полу, надевала ему трусы, он держался обеими руками за ее плечи. За трусами последовали шорты. Людочка расширила в них отверстия и, взяв за лодыжку, направила ногу братика в штанишки. Одев друг друга, Люда и Серёжа вышли из бани взявшись за руки. Через пару шагов Серёжа попросился на руки и девочка, обняв за ягодицы, подняла девятилетнего мальчика на руки и так несла до самого дома.
Руками не трогать: как меняются отношения папы и взрослеющей дочери
У постулата «отцы больше любят дочерей, а матери — сыновей» есть масса научных и ещё больше бытовых подтверждений. Очень часто можно наблюдать близкие, доверительные, а иногда очень нежные отношения между папами и дочками. И растиражированный в массовой культуре образ, от которого слегка подташнивает, но ещё выносимо: все эти милые фоточки и видео с подписями «папина принцесса», «папа — мой герой» и прочие «мы одна команда!».
Страшные бородатые мужики с кучей розовых резиночек, футболки с надписью «Да, моя дочь — красавица, а ещё у меня есть овчарка и дробовик», неизменно вызывающая потоки слёз сцена «гордый отец ведёт свою дочь под венец». Как трогательно!
Первые лет семь-девять отношения маленькой девочки и взрослого мужчины развиваются вполне бесконфликтно и асексуально, если не считать довольно сложного этапа так называемого эдипального конфликта, о котором уже тонны всего написаны, но я напомню. В возрасте около трёх лет мальчик влюбляется в маму, девочка в папу, выглядит это как настоящая романтическая страсть с подарками, ревностью, предложениями руки и сердца и фантазиями о том, куда бы половчее сплавить соперника/соперницу.
Неправильный вариант разрешения эдипального конфликта случается, когда родитель по той или иной причине принимает «предложение» малыша: например, родители в разводе, и мама делает из сына своего «партнёра по жизни», спит с ним в одной постели, называет его «мой маленький мужчина», спрашивает его совета по поводу отношений с другими взрослыми. Или пусть даже формально семья существует, но папа отселён жить на диван в гостиную, а его место в супружеской спальне занято маленьким оккупантом.
Девочки тоже бывают втянуты в разрушительные отношения с отцом. В мягкой форме — когда папа предпочитает общение с дочерью, а не с женой, в самом тяжёлой — когда случаются инцестуозные сексуальные отношения, сильно, а иногда и непоправимо, калечащие детскую психику.
Сейчас я хочу рассказать о более простых, бытовых и повседневных вещах, которые часто интересуют родителей.
1. До какого возраста допустимо, чтобы отец купал девочку?
Во всех традиционных религиях и культурах это возраст установлен чётко: или вообще никогда, или до трёх лет. После трёх лет отец не должен видеть девочку голой, и девочка тоже не должна видеть отца в белье, а тем более — без белья. Да простят меня нудисты и остальные приверженцы «что естественно, то не постыдно», но я горячо поддерживаю это правило. Обратите внимание, запрет касается именно внутрисемейных отношений. В конце концов, если пятилетняя малышка в садике сидит на горшке рядом с приятелем и может ознакомиться с анатомией мальчика, в этом нет ничего зазорного или опасного. Фильмы, атласы «Как устроено наше тело» не наносят детской психике абсолютно никакого вреда, одна сплошная польза. И любопытство удовлетворено, и безопасность соблюдена.
2. Должен ли отец стучать, входя в комнату дочери?
Я бы сказала так: все должны стучать, входя в пространство другого человека. Раньше в интеллигентных семьях было принято стучаться даже в открытую дверь. То есть люди останавливались при входе, стучали в открытую дверь и спрашивали, можно ли войти. Мне это кажется очень ценным и правильным, это приучает уважать, прежде всего, внутреннее пространство — и своё и чужое. Так вот, родители, берегите нервы, стучитесь, прежде чем войти. И дожидайтесь приглашения. Зачем вам лишние переживания? Мало ли чем девочка может быть занята, включая подробное рассматривание себя, разрисовывание себя, а также удовлетворение себя. Глядишь, и к вам никто врываться не станет, когда вы целуетесь. Показывайте хороший пример.
3. Может ли отец интересоваться личной жизнью дочери?
Тут важно правильно употреблять слова. «Интересоваться» — это значит «проявлять интерес, внимание». Не более того. Вместо «что это за наглый хмырь провожал тебя из школы?» можно спросить: «Тебе нужна моя помощь с математикой/физикой/китайским?» — и во время совместных занятий внимательно слушать комментарии типа «Вот и Макс говорит, что физичка идиотка». Или предложить свозить всю компанию в боулинг, на квест или что там сейчас модно.
Огромное количество проблем в личной жизни девушек из-за того, что они получили от своих родителей два вида посланий: «Сексом занимаются только проститутки» и «Твои проблемы — сама расхлёбывай». Во всех случаях семейного насилия, с которыми я работала, мне рассказывали истории об агрессивных, вторгающихся, унижающих отцах, которые «ждали с прогулки с ремнём в руке», проверяли карманы, дневники и даже нижнее белье девушек старше 13 лет. И при этом никак не реагировали на жалобы, что кто-то пристаёт, обижает или преследует. В результате девочка вырастает с уверенностью, что: сама во всём виновата и заступиться за неё некому.
В семьях, где папа последовательно, с раннего детства давал девочке понять «я на твоей стороне, что бы ни случилось», даже в случае семейного абьюза женщина справляется с ситуацией и может из неё выйти.
4. Может ли папа обнимать, целовать, трогать подросшую девочку?
Тут очень важно соблюдать меру. На самом деле принцип очень простой: обращайтесь со своей дочерью, как с другим взрослым человеком женского пола. Что принято в вашей культуре? Слегка приобнимать при встрече, целовать в щёку? Вот так и дочку встречайте. Как будет расценено прикосновение в груди или ягодицам вашей коллегой по работе? Представили? Вот и девушка в вашем доме так же себя чувствует.
В норме девочки сами начинают сторониться, закрываться, прятаться от родителей примерно после девяти лет
Но у некоторых детей этот ограничитель слегка сбит, тогда мы видим вполне себе взрослую кобылку, которая норовит взгромоздиться на колени другу семьи, вгоняя его в краску и жуткое смущение. Если вы родитель такой безудержной девицы, стоит поинтересоваться (только очень доброжелательно!), где она наблюдала такое поведение, кто приглашал её посидеть на коленках у дяди и знает ли она, что означает подобное гостеприимство. Иногда девочки действительно не в курсе, а иногда подобная «распущенность» — не что иное, как отчаянная попытка сигнализировать родителям «я в беде».
Должно насторожить, если до этого ласковая девочка вдруг начинает отпрыгивать от любых прикосновений, как ошпаренная кошка. Расспросите, не было ли каких травмирующих событий. Вот навскидку вам список самых распространённых жалоб, с которыми я сталкиваюсь в работе:
Как вы понимаете, это всё называется «сексуальное домогательство» и требует немедленного вашего вмешательства и защиты. И отец должен выступать в качестве абсолютного, непоколебимого, 100% гаранта того, что дочь не останется один на один с обидчиками. Кстати, когда девочка в этом уверена, она и сама может дать отпор.
Ч. 7 Плата за счастье Гл. 1 Убогий домишко
Часть первая
Глава первая Убогий домишко
Говорят, что сам Никита Сергеевич Хрущев придумал давать на бескрайних российских просторах дачникам только по шесть соток земли. Чтобы те наверняка не смогли обеспечить себя продуктами и не переставали покупать продукты в магазинах. И теснятся убогие дачные коробочки вокруг больших и малых городов, вызывая жалость у тех, кто на них смотрит, и, составляя смысл летнего существования для тех, кто в них живет. Ну, куда еще можно вывести на лето ребенка, если денег хватает только на еду?
Семейство Наташеньки не было исключением: участок садоводстве и дачный домик из разного хлама составляли все недвижимое имущество. Впрочем, Наташенькино детство можно назвать счастливым, если бы не одно обстоятельство: папа слишком часто брал в руки ремень, чтобы поучить дочурку уму-разуму…
– Папочка, ну прости меня! – Наташенька, тринадцатилетняя девочка-подросток девочка стояла перед Федором, своим отцом, в маленькой комнатке летнего домика и по детской еще привычке шмыгала носиком.
Сейчас, все ее вдруг вытянувшееся за год тельце протестовало: зная по опыту, чем должен кончиться разговор, хотелось убежать, куда глаза глядят. А глаза глядели только на убогую обстановку дачного домика. Из мебели в комнатке были только печка-буржуйка, небольшой обеденный стол, стул, диван, да большие солдатские табуретки. В свое время военные ремонтировали казармы, вынесли казенную мебель на помойку, откуда ее растащили по домикам– скворечникам экономные дачники. Стены убогой «коробочки» изнутри были обиты оргалитом и оклеены вырезками из журнала «Огонек». А для утепления и звукоизоляции внутри стен Федор положил старые кассеты из-под яиц.
«Бежать мне некуда! – подумала девушка, решив покориться судьбе. – Неужели я когда-нибудь вырасту, и папа перестанет меня наказывать?»
– Это так ты помогаешь папе? – Федор не торопился начинать экзекуцию. – Ты что обещала маме? Забыла или напомнить?
Ответом было неловкое молчание. Да, конечно она обещала маме слушаться папу во всем, помогать в вечном строительстве дома и на огороде, но какая тут работа, когда рядом пруд, лес, а подружки и друзья зовут играть! Да и мало ли дел у девочки летом?
Она привыкла проводить лето на даче: сначала отпуск брал папа, а мама приезжала на выходные, а потом родители менялись ролями. Денег в семье на курорты не было, а летняя зелень и ягоды росли на грядках. Впрочем, такой вид отдыха еще не самый худший: сколько детей на лето вообще оставались в городе!
– Что заслужила, то и получишь! – Федор сидел на старом диване, в глядя на дочку.
По причине летней жары, она была босиком, в шортиках и выцветшей футболке из секонд-хенда.
«Я все лето молотка и пилы из рук не выпускаю, а она, негодница, шляется невесть где, на огороде работать не хочет!» – Папа окинул взглядом до боли знакомую обстановку:
– Папа, ну а меня же нет часов! – пыталась оправдываться девочка.
– Это ничуть не уменьшает твоей вины! – Заметил папа. – Ты что думаешь, пока мама на работе, в городе, я на тебя управы не найду? Ошибаешься!
Наташенька стояла, рассматривая жука, ползущего по выцветшему линолеуму куда-то по своим делам. Линолеум папа подобрал на свалке, омыл и оттер трансформаторным маслом.
– Ты можешь током объяснить, почему опоздала? – потребовал ответа отец.
Девочка робко помотала головой. «Ну, как тебе объяснить, что вода в пруду теплая, бабочки и стрекозы порхают прямо над головой, – подумала Наташа, – а мальчики с интересом поглядывают на проклюнувшиеся груди?»
– Ты знаешь о последствиях, не так ли? – продолжил Федор. – Посуда осталась невымытой, я волнуюсь, места себе не нахожу, а ты… Что ты себе позволяешь?
На этот раз девочка взглянула папе в глаза, а потом, стараясь избежать стального взгляда, снова стала следить за жуком. «Ну что он тянет?» – девочка не понимала, зачем такие долгие разговоры: итак понятно, что порки не миновать.
Наташенька хоть и выросла в считанные месяцы, еще не могла понять, насколько папу радуют эти минуты перед наказанием. Федору нравилось наблюдать, как трясется и сопит дочка, предчувствуя неизбежное и весьма суровое наказание.
– Ну, моя дорогая, сколько раз я говорил тебе не приходить домой поздно? – Продолжал отец допрос.
– Много… – Девочка шмыгнула носом, – много раз! «Выпорет! – вертелась в голове у девочки одна мысль. – Обязательно выпорет! И будет очень больно!»
– Слушай, раз уговоры не помогают, может сбегаешь, принесешь крапивы…
– Нут! – Наташа с ужасом вспомнила жуткую боль после того единственного раза, когда ее поймали на воровстве клубники и зверски отстегали мокрыми жгучими стеблями.
– Значит, не хочешь крапивы… – В комнате снова повисла нехорошая пауза. Наконец, отец холодно сказал дочери:
– Очень жаль, Наташенька, но ты сама знаешь, что заслужила! Раздевайся!
–
Да, папа! – Девочке слишком хорошо была известна процедура, разработанная папой много лет назад. Сколько точно – Наташа сама не знала, в памяти сохранилось очень яркое воспоминание, как в пять лет за воровство игрушки из детсада ей крепко влетело от отца ремнем по голой попе, а мама не только не заступилась, но и наоборот, потребовала всыпать Наташе как следует. «Чтоб в другой раз воровать неповадно было!» – как тогда говорила мама.
Сердечко ребенка отчаянно колотилось, мозг лихорадочно искал спасения из создавшейся ситуации, но не находил его. Напрасно она пыталась утешить себя мыслью, что и раньше, что она много раз она оказывалась перед папой с голой попой, но почему-то с каждым разом эта процедура становилась все более постыдной и унизительной.
– Папа, а как же я завтра на речку пойду? – По-прежнему стоя лицом к отцу, она сняла шортики, сложила их и повесила на спинку одного из стульев.
Папа ничего не ответил.
Наташа вздохнула, сняла зеленые трусы, сшитые мамой из старой отцовской футболки, и положила туда же, где и шорты. Теперь только маечка служила защитой девичьей стыдливости.
– Что ты ждешь? Майку тоже долой! – Строго приказал отец, чувствуя, как от нервного напряжения у него потеют ладони.
Наташенька сняла через голову майку и положила ее на тот же стул.
– Руки на голову! – Отец откровенно любовался наготой дочери, обратив внимание, что у нее начали проявляться первые признаки женской красы.
На загорелом тельце остались следы трусиков и двух узких лоскутков материи служивших Наташеньке купальником.
– Готовь-ка место!
Смахнув набежавшую слезинку, девочка поставила на середину комнаты две табуретки, а сверху положила полированную доску, бывшую когда-то дверцей шкафа. Дверцу трудолюбивый Федор добыл на той же помойке, но решил не употреблять ее на стройку, а оставил специально для воспитательных целей. Уголки державшие когда-то полки, в том же шкафу папа укрепил на доске так, чтобы табуретки не разъезжались в стороны.
Импровизированная скамья была готова.
– А теперь – ремень!
Девочка, ссутулившись, и прикрывая ладошкой, низ живота повернулась к папе спиной и вышла из комнаты на веранду к небольшому шкафу, оборудованному Федором под лестницей на чердак. На его строительство и ушли другие детали от старого шкафа.
«Неужели он сам не может ремень взять? – думала Наташенька, чувствуя, что ноги становятся ватными. – Ну, зачем он это делает?»
Линолеум под ногами был теплыми, босоножки у порога ждали свою хозяйку, и, казалось, звали на улицу, где зеленая трава и поют птицы. Но сейчас девушке предстояла процедура, не имеющая ничего общего с прогулкой по садоводству, купанием или прогулкой в ближней лесополосе. Она открыла дверцу: на обратной стороне дверцы ждал своего часа любимый отцовский брючный ремень. Девочке показалось, что он хищной змеей перекинулся через перекладину: Наташа очень хорошо был знакома с его ужасными и очень болезненными укусами.
«Неужели он пряжкой меня бить будет?» – От предвкушения порки девочке вдруг стало холодно, и это, не смотря на то, что жара стояла как на юге.
– И мамы нет, некому за меня заступиться! – Наташа закрыла дверцу, сжимая ремень в руках, пошла обратно.
«Дрожит, как осиновый лист!» – Мужчина получал основательную энергетическую подпитку от страха своей любимой доченьки.
– Что, милая, по пять минут без крапивы будет маловато! – Он решил продлить вводную часть. – Пересчитай-ка по удару за три минуты!
– Двадцать! – Промолвила девочка, и тут ей нестерпимо захотелось в туалет.
Папа давно заметил, что Наташа переминается с ноги на ногу: с детства она страдала перед поркой приступами медвежьей болезни. Когда девочке было шесть лет, во время порки имел место «несчастный случай», Наташа оказалась не в состоянии предохранить себя от опорожнения мочевого пузыря и описалась.
– Хорошо, – улыбнулся папа, – сходи в туалет и готовь место!
С тех пор перед каждым наказанием девочку отец отправлял посетить туалет, которым служило ведро под раковиной на веранде. «Теперь, в туалете она еще раз пожалеет об опоздании!» – Подумал он.
«Боится, – подумал мужчина, услышав журчание струи о железное дно ведерка, – ремень, как говорил мой папа надежный, проверенный и заслуженный способ воспитания! И мне доставалось, когда был маленьким, и из Наташки поможет человека вырастить!»
– Папа, – девочка возвратилась в комнату, стыдливо прикрываясь ладошками, – пожалуйста, не бей меня!
Отец просто указал ремнем дверцу от шкафа. Девочка покорно легла, а руками привычно ухватилась за ножки табуретки. Она знала, что должна лежать так, пока папа не разрешит встать. Если она встанет, повернется на бок или положит руки на попку во время порки, то отец обязательно добавит удары. Повернув голову, она со страхом наблюдала за последними приготовлениями: намотает на руку? Сложит вдвое или просто выпустит «селедку»?
От страха девочка вспотела и теперь кожа неприятно прилипала к лакированной поверхности.
– Три! – Наташа орала так, что если бы не изоляция из яичных кассет половина садоводства сбежалась бы выяснить, что тут происходит.
Долгими интервалами между ударами мужчина продлевал свое наслаждение этим переживанием: на коже успевала проявиться красная полоса.
– Четыре! Пять!
Удар следовал за ударом, каждый сопровождался все более жалостными воплями и слезливым счетом от девочки.
– Что поделать, раз Наташа провинилась, попке получать наказание! – Отсчитав, пять ударов, папа перешел на другую сторону скамейки, чтобы поровну разделить боль между половинками.
– Папа, я больше не буду! – Успела крикнуть девочка, прежде чем папа снова ударил ее ремешком. – Шесть!
По ходу наказания папа стал увеличивать интервалы между ударами, чтобы дать плачу немного утихнуть. «Если бить часто, – думал папа, – болевые рецепторы потеряют чувствительность! Тогда бей – не бей – толку не будет!»
– Девять! Десять! – Наташенька в очередной раз прокляла лакированную поверхность: каждый раз дергаясь от удара, кожа отлипала. А потом снова приклеивалась, причиняя дополнительные страдания.
– Папа снова обошел вокруг скамейки и критически оценил свою работу. «А теперь надо класть удары вдоль! – решил он. – Так больнее будет!»
– Ой! Одиннадцать! – Ремень, попав на надранный участок, вызвал у девочки крик. Если бы не пауза, подаренная папой, она наверняка сбилась бы со счета. – Двенадцать, тринадцать!
– Ты у меня запомнишь надолго, что отца надо слушаться, приходить домой вовремя! Папа продолжал махать ремнем, в глубине души жалея, что наказание так быстро кончилось. «Надо бы еще вспомнить про немытую посуду, но, со времен Римского права два раза за один поступок не наказывают, да и дочка не разу не сбилась со счета…»
– Девятнадцать! Двадцать!
– Вставай! – Приказал папа, любуясь результатом работы ремня. Попа была красная как переспелая клубничина, но и одного синяка, ни одного разрыва детской кожицы не было.
– Спасибо, папа! – Девочка знала, что ее ожидает. Она подобрала ремень и вернула его в шкаф. Затем она возвратилась в комнату и разобрала скамейку. Полированная дверца опять заняла свое место за диваном, а табуретки встали около стола. Больше ничего не напоминало о разыгравшейся только что сцене, если не считать, конечно, наказанной попочки.
Он взглядом художника-знатока осмотрел свою работу: действительно, беленький, не загоревший кусочек кожи стал красно-малиновым, но за пределы воспитательной зоны удары не легли ни разу. Сказался большой папин опыт.
– Можешь умыться и заодно помыть посуду! – Довольный папа сел на продавленный диван читать газету.
«Повезло!» – Девочка поняла, что у нее есть минута, чтобы снять боль. Намочив кухонное полотенце, она приложила его к пылающей попе так, как это делала мама после строгой отцовской порки. Боль стала понемногу утихать.
– Все, я посуду помыла! – Наташа стояла, прикрываясь руками.
– Молодец! – Пойдем, выльешь помойное ведро в компост, а потом заглянем в теплицу.
– Можно я одену…
– Нельзя! – строго сказал папа и вышел вслед за дочерью.
«Только бы ребята не видели! – Думала Наташа прикрылась ведром и, дрожа от стыда, дошла до компостной кучи. – Позор-то, какой!»
До парника на маленьком клочке земли было всего несколько шагов.
– Молодец! – папа зашел в парник следом. Толстая армированная пленка, украденная со стройки по случаю делала атмосферу жаркой и влажной, как в тропическом лесу. Становись!
– Пусть смотрят! Как будто бы их самих никто никогда не порол!»
Потом она взяла одежду со стула, и отнесла ее в свою крошечную комнатку под крышей. «Какие тут шорты, сарафан одевать надо! – Думала Наташа, хрустя огурцом. – Завтра мама приедет, и за меня заступится!»
Остаток вечера она провела на чердаке вместе с романом Барбары Картленд. Засыпать пришлось на животе.
Ночью ей снилось, что папа униженно просит у нее прощения за опоздание с прогулки, а она раскладывает его на дверце от шкафа и щедро, не скупясь, угощает ремешком.
– Ничего! – Проснувшись утром, девушка поняла, что попка приобрела почти обычную цвет и форму. – Как говорила мама, до свадьбы заживет!