дверь это прилагательное потому что к двери прилагается
10 цитат из пьес Дениса Фонвизина
Наличные деньги — не наличные достоинства. Золотой болван — всё болван
Писатель-сатирик Денис Иванович Фонвизин (1745 — 1792) вошел в историю литературы как основоположник русской бытовой комедии. В своих произведениях он высмеивал невежество и «традиционное воспитание» дворянства XVIII века. Его пьесы, среди которых знаменитые «Недоросль» и «Бригадир», стали классикой отечественной драматургии еще при жизни автора.
Мы выбрали из них 10 цитат:
Имей сердце, имей душу, и будешь человек во всякое время. «Недоросль»
Наличные деньги — не наличные достоинства. Золотой болван — всё болван. «Недоросль»
У кого чаще всех Господь на языке, у того чёрт на сердце. «Бригадир»
В человеческом невежестве весьма утешительно считать все то за вздор, чего не знаешь. «Недоросль»
Не тот богат, который отсчитывает деньги, чтоб прятать их в сундук, а тот, который отсчитывает у себя лишние, чтоб помочь тому, у кого нет нужного. «Недоросль»
Знаю, знаю, что человеку нельзя быть ангелом. Да не надобно быть и чёртом. «Недоросль»
Совесть, как друг, всегда остерегает прежде, нежели как судья наказывает. «Недоросль»
Слава Богу, милость Божия, что на вранье-то пошлин нет. Вить куда бы какое всем нам было разорение! «Бригадир»
Не хочу учиться, хочу жениться! «Недоросль»
Правдин. Дверь, например, какое имя: существительное или прилагательное?
Митрофан. Дверь? Котора дверь?
Правдин. Котора дверь! Вот эта.
Митрофан. Эта? Прилагательна.
Правдин. Почему ж?
Митрофан. Потому что она приложена к своему месту. Вон у чулана шеста неделя дверь стоит еще не навешена: так та покамест существительна.
Стародум. Так поэтому у тебя слово дурак прилагательное, потому что оно прилагается к глупому человеку?
Митрофан. И ведомо. «Недоросль»
фрагмент как сдавал экзамен митрофан из произведения «недоросль» фанвизин
Несколько лет тому назад в одном из своих поместий жил старинный русский барин, Кирила Петрович Троекуров. Его богатство, знатный род и связи давали ему большой вес в губерниях, где находилось его имение. Соседи рады были угождать малейшим его прихотям; губернские чиновники трепетали при его имени; Кирила Петрович принимал знаки подобострастия как надлежащую дань; дом его всегда был полон гостями, готовыми тешить его барскую праздность, разделяя шумные, а иногда и буйные его увеселения. Никто не дерзал отказываться от его приглашения или в известные дни не являться с должным почтением в село Покровское. В домашнем быту Кирила Петрович выказывал все пороки человека необразованного. Избалованный всем, что только окружало его, он привык давать полную волю всем порывам пылкого своего нрава и всем затеям довольно ограниченного ума. Несмотря на необыкновенную силу физических способностей, он раза два в неделю страдал от обжорства и каждый вечер бывал навеселе. В одном из флигелей его дома жили шестнадцать горничных, занимаясь рукоделиями, свойственными их полу. Окны во флигеле были загорожены деревянною решеткою; двери
148
запирались замками, от коих ключи хранились у Кирила Петровича. Молодые затворницы в положенные часы сходили в сад и прогуливались под надзором двух старух. От времени до времени Кирила Петрович выдавал некоторых из них замуж, и новые поступали на их место. С крестьянами и дворовыми обходился он строго и своенравно; несмотря на то, они были ему преданы: они тщеславились богатством и славою своего господина и в свою очередь позволяли себе многое в отношении к их соседям, надеясь на его сильное покровительство.
Всегдашние занятия Троекурова состояли в разъездах около пространных его владений, в продолжительных пирах и в проказах, ежедневно притом изобретаемых и жертвою коих бывал обыкновенно какой-нибудь новый знакомец; хотя и старинные приятели не всегда их избегали за исключением одного Андрея Гавриловича Дубровского. Сей Дубровский, отставной поручик гвардии, был ему ближайшим соседом и владел семидесятью душами. Троекуров, надменный в сношениях с людьми самого высшего звания, уважал Дубровского несмотря на его смиренное состояние. Некогда были они товарищами по службе, и Троекуров знал по опыту нетерпеливость и решительность его характера. Обстоятельства разлучили их надолго. Дубровский с расстроенным состоянием принужден был выйти в отставку и поселиться в остальной своей деревне. Кирила Петрович, узнав о том, предлагал ему свое покровительство, но Дубровский благодарил его и остался беден и независим. Спустя несколько лет Троекуров, отставной генерал-аншеф, приехал в свое поместие, они свиделись и обрадовались друг другу. С тех пор они каждый день бывали вместе, и Кирила Петрович, отроду не удостоивавший никого своим посещением, заезжал запросто в домишко своего старого товарища. Будучи ровесниками, рожденные в одном сословии, воспитанные одинаково, они сходствовали отчасти и в характерах и в наклонностях. В некоторых отношениях и судьба их была одинакова: оба женились по любви, оба скоро овдовели, у обоих оставалось по ребенку. Сын Дубровского воспитывался в
149
Петербурге, дочь Кирила Петровича росла в глазах родителя, и Троекуров часто говаривал Дубровскому: «Слушай, брат, Андрей Гаврилович: коли в твоем Володьке будет путь, так отдам за него Машу; даром что он гол как сокол». Андрей Гаврилович качал головой и отвечал обыкновенно: «Нет, Кирила Петрович: мой Володька не жених Марии Кириловне. Бедному дворянину, каков он, лучше жениться на бедной дворяночке, да быть главою в доме, чем сделаться приказчиком избалованной бабенки».
Все завидовали согласию, царствующему между надменным Троекуровым и бедным его соседом, и удивлялись смелости сего последнего, когда он за столом у Кирила
Дверь это прилагательное потому что к двери прилагается
1.1. Как характеризует Митрофана и его ближайших родственников приведённая сцена?
1.2. Какую роль в сцене импровизированного экзамена играет ирония?
Правдин (Митрофану). Чему ж бы, например?
Митрофан (подаёт ему книгу). Вот, грамматике.
Правдин (взяв книгу). Вижу. Это грамматика. Что ж вы в ней знаете?
Правдин (Митрофану). А далеко ли вы в истории?
Г-жа Простакова (сыну). Слышишь, друг мой сердечный? Это что за наука?
Митрофан (тихо матери). А я почём знаю.
Д. И. Фонвизин «Недоросль»
Выполните ОДНО из заданий: 2.1 или 2.2. В бланк ответов № 2 запишите номер выбранного задания. Выберите другой фрагмент предложенного произведения и проанализируйте его в соответствии с заданием, формулируя прямой связный ответ (3–5 предложений).
Аргументируйте свои суждения, опираясь на анализ выбранного фрагмента.
2.1. Выберите другой фрагмент комедии с участием Простаковой. На основе анализа текста выявите черты Простаковой, проявившиеся в данном фрагменте.
2.2. Выберите другой фрагмент комедии, в котором Митрофанушка подтверждает своё невежество. Проанализируйте поведение героя в сложившейся ситуации.
2.1. Комедия Д. И. Фонвизина «Недоросль» начинается сценой, когда Простакова распекает Тришку за сшитый кафтан. Она не стесняется в выражениях: «А ты, скот, подойди поближе. Не говорила ль я тебе, воровская харя, чтоб ты кафтан пустил шире». Простакова не только груба, но и глупа: она не понимает, что любому делу надо учиться, чтобы делать его хорошо. На контрасте показано её отношение к Митрофанушке — Простакова любит своё чадо, а остальным крепко от неё достается, причём и без всякой на то причины. Так с первых страниц в образе Простаковой мы видим худших представителей дворян.
2.2. Есть в явлении VII комедии Фонвизина сцена, когда Простакова уговаривает Митрофанушку поучиться для вида. Вот уж где невежество раскрывается в полном объёме. Ни в одном уроке Митрофанушка не преуспел: ни в грамматике, ни в арифметике, ни в географии. Невежество и грубость — отличительные черты героя в анализируемом отрывке. «Ну! Давай доску, гарнизонная крыса! Задавай, что писать», — со злостью обращается он к Цыфиркину. Он настолько глуп, что даже не понимает, чего от него хотят, и настолько эгоистичен, что расстраиваться по этому поводу не собирается — ему и так хорошо, его всё устраивает.
1.1. Комедия Фонвизина называется «Недоросль». Словарь дает два определения слову «Недоросль». Первое — «это молодой дворянин, не достигший совершеннолетия и не поступивший на государственную службу». Второе — «глуповатый юноша — недоучка». Оба определения подходят под описание главного героя Митрофанушки. В приведенной сцене находим подтверждение этому. Митрофанушка — неуч, не знает элементарных вещей и при этом не ощущает своей ущербности, потому что его интересы ограничены укладом, царящим в доме матушки. У Простаковой есть план — пробраться в недосягаемый для нее мир через женитьбу сына на Софье. В этом и заключается цель Простаковой, когда она уговаривает Митрофанушку поучиться «для виду». Итоги этого учения мы можем пронаблюдать в приведенном отрывке.
1.2. Ирония — насмешка, употребление слов в значении, прямо противоположном их прямому значению. Ирония основывается на контрасте внутреннего значения и внешней формы. Можем наблюдать это в словах Стародума, когда он, видя уровень «образованности» Митрофанушки, продолжает его «экзаменовать»: «Вижу наперёд, какому грамотею ему быть надобно, учася у Кутейкина, и какому математику, учася у Цыфиркина». Ирония звучит даже в говорящих фамилиях учителей. Митрофанушки.
И/ИЛИ допущены одна-две фактические ошибки
И/ИЛИ допущено три или более фактические ошибки
1 Под искажением авторской позиции понимается грубое искажение наиболее важных
Об одном известном фрагменте комедии Д.И.Фонвизина
Уже в детстве, в средних классах школы, мы изучаем творчество Д.И.Фонвизина и его комедию «Недоросль». Одной из центральных тем, отмечаемых всеми исследователями XVIII века и авторами учебников любого уровня, и школьных, и вузовских, является тема воспитания и образования героя комедии, получившего в результате нарицательное имя и ставшего «образцом» необразованности и нежелания учиться.
Несмотря на то что диалог Митрофанушки с Правдиным, демонстрирующий «глубину» познаний Митрофанушки в области разных наук и в первую очередь грамматики, безусловно, известен всем, напомним все-таки этот фрагмент комедии.
Итак, в VIII явлении четвертого действия г-жа Простакова предлагает Стародуму и Правдину проэкзаменовать сына в науках, которым «всем» обучен Митрофан. (Правдин) «Чему ж бы, например?» – (Митрофан) «Вот, грамматике». – «Вижу. Это грамматика. Что ж вы в ней знаете?» – «Много. Существительна да прилагательна..» – «Дверь, например, какое имя: существительное или прилагательное?» – «Дверь, котора дверь?» – «Котора дверь! Вот эта». – «Эта? Прилагательна». – «Почему же?» – «Потому что она приложена к своему месту. Вон у чулана шеста неделя дверь стоит еще не навешена: так та покамест существительна». – «Так поэтому у тебя слово дурак прилагательное, потому что оно прилагается к глупому человеку?» – «И ведомо». Комизм этого диалога, в конце которого выясняется, что самая ненужная наука – география (ведь это, по словам г-жи Простаковой, «наука-то не дворянская», а «дело извозчиков»), способен понять любой школьник. Ведь «существительные» и «прилагательные» известны сегодня каждому уже со второго – третьего класса (а великовозрастный недоросль XVIII века этого не знает!).
Однако при обращении к материалу грамматик XVII-XVIII веков диалог Правдина и Митрофана предстает несколько в ином виде. Сама ссылка на понятие «существительное» и «прилагательное», а не на иные грамматические характеристики, дает возможность предположить, что этот диалог демонстрирует противоречия научного описания грамматических систем – старой, реализованной в грамматиках церковнославянского языка, и новой, отраженной в грамматиках русского языка. Различие в подходах к описанию системы языка отражалось в разном принципе организации обучения.
Митрофан учится грамматике у семинариста Кутейкина. Фрагмент урока мы читаем в явлении VIII третьего действия, когда Кутейкин открывает часослов и вместе с Митрофаном начинает читать: «Аз есмь червь…». Очевидно, что обучение чтению по часослову предполагает использование учителем и учеником церковнославянской грамматики. Обратившись к грамматикам церковнославянского языка, мы можем понять, какие проблемы испытывает Митрофан во время экзамена Правдина.
Наиболее авторитетной грамматикой церковнославянского языка является грамматика Смотрицкого в её московском издании 1648 года [1]. Именно этот текст М.В.Ломоносов называл «вратами» своей учености, именно она была основным пособием по церковнославянскому языку вплоть до конца XVIII века [1, 604]. В грамматике церковнославянского языка традиционно выделяются восемь частей речи, существительные и прилагательные относятся к первой из них – имени.
Имя в грамматике Смотрицкого делится на два разряда – собственное и нарицательное, нарицательное же имя в свою очередь – на существительное, собирательное и прилагательное [1, 74]. Данная классификация не основывается на перечислении грамматических характеристик, объяснение дается так: существительное не может быть приложено к другому имени, тогда как прилагательное – может [там же]. Конечно, на основе приведенных в тексте грамматики примеров можно увидеть, что «дверь» и в церковнославянском языке может быть только «существительна», тогда как к прилагательному отнесены «честный», «святый», «благий»– те же лексемы, которые и сегодня грамматики определяют как прилагательные. Однако не может не обращать на себя внимания, как похоже данное в грамматике Смотрицкого определение на то, на котором основывает свои рассуждения Митрофан.
Классификации, лежащие в основе разделения частей речи на разряды, носят в церковнославянской грамматической системе отчетливо семантическое наполнение. Формальные критерии также принимаются во внимание, но они не оказываются основными. Так, определяя «имя», Смотрицкий говорит, что к нему относятся склоняемые по падежам слова, не имеющие характеристики времени [1, 73]. Данное определение подходит как к именам существительным, так и к прилагательным, а в основе внутренней классификации имени лежит семантический критерий. Первенство семантического разделения по разрядам оказывается актуализированным и в классификации других частей речи, а в ряде случаев (наречие, союз, предлог) это единственный критерий.
Кроме того, анализ церковнославянской грамматики показывает, что одни характеристики частей речи оказываются актуализированы в большей степени, другие – в меньшей. Так, в грамматике 1648 года дан грамматический разбор молитвы «Отче наш» [1, 437-443]. Для характеристики существительных («отче», «небесехъ», «имя», «царствие» и т.д.) ни разу не использован сам термин «существительное», они определены как нарицательные (то есть использовано определение более крупного разряда). Для единственного же в тексте прилагательного «лукаваго» нет определения «нарицательное», оно сразу отнесено к прилагательным (хотя именно в тексте «Отче наш» с точки зрения современной грамматики данное слово употреблено как субстантивированное). То есть потенциальная вероятность «быть приложенным к другому слову» актуальнее для составляющих грамматический разбор, чем реальная принадлежность к части речи в тексте.
Не искушенный в грамматических премудростях Митрофан путает слово и предмет действительности, поэтому вызубренный на уроках Кутейкина критерий применяет не к грамматике, а к окружающей реальности. У него «прикладывается» не слово как часть лексикона, а сама дверь, понятие же «приложена» герой понимает буквально.
Однако семинарист Кутейкин, исходя из его собственных слов, не может являться хорошим учителем, так как «ходил до риторики, да богу изволившу, назад воротился», «убоялся бездны премудрости» (действие II, явление V). Таким образом, грамматика была единственным «предметом учености» Кутейкина. Мы не знаем, когда точно он покинул семинарию (комедия «Недоросль» написана в 1781 году) и в какой именно епархии обучался. Зато известно, что в середине XVIII века арифметика в семинариях не преподавалась, даже в Троицкой и Харьковской (хотя по Духовному Регламенту 1721 года должна была быть в перечне предметов), тогда понятно, зачем пришлось нанимать еще и Цыфиркина. Хотя Регламент рекомендует параллельно грамматике изучать историю и географию [2, 67], на деле лишь в 40-х годах их вводит Петербургская Невская семинария, сведений о таких классах в других семинариях нет [2, 449].
Итак, проанализировав грамматические сочинения XVII-XVIII веков, специально предназначенные для практических целей – обучения школьников и семинаристов, мы можем предположить, что методика преимущественного внимания к семантике при обучении теории сочеталась к формальным подходом к «вызубриванию» парадигм. Ту же методику Кутейкин вполне мог применять для обучения своего нерадивого ученика. Тогда ответы Митрофана предстают совсем в ином виде: привыкнув на уроках Кутейкина долго и «по смыслу» относить к определенному разряду каждое разбираемое им слово, он пытается максимально полно раскрыть обретенное умение перед Правдиным.
К сожалению, Правдин говорил с Митрофаном на ином языке. Очевидно, что Правдин должен был получить образование светское, изучать грамматику русскую, а не церковнославянскую. Вполне возможно, что, как и Фонвизин, он мог проходить обучение в гимназии при Московском университете (в которой писатель учился в 1755-1760, потом в 1761-62 Фонвизин обучался на философском факультете). В этом случае Правдин в своем обучении русскому языку пользовался грамматическими сочинениями, восходящими к М.В.Ломоносову. В «Российской грамматике» имя хотя и разделяется на три разряда, как у Смотрицкого, но определение существительного и прилагательного дается более четко: «имена, значащие вещь самую, называются существительные, например, огонь, вода, значащие качество именуются прилагательные: великой, быстрая, чистая» [5].
Представления об учебных пособиях второй половины XVIII века и о принципах обучения русской грамматике можно найти, к примеру, в изданных в 1784 году в Университетской типографии «Кратких правилах российской грамматики», составленных на основе разных грамматик [6]. Обобщающее сочинение показывает, что прежние критерии определения принадлежности слова к грамматическому разряду оказываются пересмотрены.
По-прежнему в качестве единой части речи выделяется имя (Правдин: «Дверь, например, какое имя. »), но первым пунктом разделения имени на разряды будет бинарная оппозиция «существительного» и «прилагательного» (Правдин: «…какое имя: существительное или прилагательное?») [6, 27-28]. Постепенное движение грамматической мысли от семантического к формально-семантическому критерию Правдину не известно, ему (как и сегодняшнему школьнику) не составляет труда различить два разряда.
Мы не пытаемся реабилитировать Митрофанушку. Конечно, принцип «не хочу учиться, а хочу жениться», продекларированный героем комедии, не может не вызывать отрицательных эмоций. Но проанализированный с привлечением грамматических сочинений XVIII века диалог Митрофанушки и Правдина, традиционно рассматриваемый как свидетельство полной безграмотности Митрофана, должен быть перечитан.
Вероятно, здесь можно увидеть и определенную ограниченность Правдина: он не владеет грамматикой церковнославянского языка и даже не догадывается, какие трудности испытывает Митрофан при ответе на его вопрос. Экзаменуя главного героя с позиций новой российской грамматики, Правдин сам попадает в комическую ситуацию, демонстрируя полный разрыв с предшествующей традицией. Митрофан же как раз показывает, как умело он овладевает грамматическими (а в целом – учитывая незнание им географии) и вообще научными взглядами предшествующей эпохи. То, что герой не успевает за новыми научными веяниями, – не его вина, это проблема подобранных ему учителей (хотя такой набор в целом характерен для XVIII века, у многих литературных героев нет и такого – Петруша Гринев вообще проходит мимо церковнославянского языка и его грамматики).
Диалог Митрофана и Правдина демонстрирует гораздо более глубокую проблему, чем неспособность неуча ответить на вопросы образованного человека. Это проблема двух сосуществующих в обществе типов образования. «Недоросль» демонстрирует, как попытка угнаться за образованием вообще терпит крах, потому что избирается консервативная модели образования. Если в начале XVIII века сам факт приобщения ребенка к грамматике уже является несомненным шагом вперед, то к концу века выбор должен быть сделан в пользу прогрессивной модели. Иначе все стремления г-жи Простаковой вырастить образованного человека (не чета родителям, вообще не получившем образования!) обречены на провал.
Мы считаем, что известный диалог Правдина и Митрофана представляет нам тип «диалога глухих», представленного затем в комедии «Горе от ума» разговорами Чацкого и членов фамусовского общества. При таком понимании текста комедии поднятая Фонвизиным тема воспитания и образования оказывается глубже и ярче раскрывает перед современными читателями противоречивость культурной ситуации XVIII века.
2. Знаменский П.В. Духовные школы в России до реформы 1808 года. – СПб., 2001.
4. Николенкова Н.В. Описание системы церковнославянского языка в «Грамматике» Ивана Иконника: традиция и новаторство // История русского языка и культурная память народа. – Спб., 2007, с. 67-75.
6. Kratkija pravila rossijskoj grammatiki. Moskva 1784. – München, 1980.
Те же, г-жа Простакова, Простаков, Митрофан и Еремеевна
Г-жа Простакова (входя). Все ли с тобою, Митрофанушка? Митрофан. Ну, да уж не заботься. Г-жа Простакова (Стародуму). Мы пришли, батюшка, потрудить вас теперь общею нашею просьбою. (Мужу и сыну.) Кланяйтесь. Стародум. Какою, сударыня? Г-жа Простакова. Во-первых, прошу милости всех садиться.
Все садятся, кроме Митрофана и Еремеевны.
Милон. Вы, господин Скотинин, сами признаете себя неученым человеком; однако, я думаю, в этом случае и ваш лоб был бы не крепче ученого. Стародум (Милону). Об заклад не бейся. Я думаю, что Скотинины все родом крепколобы. Г-жа Простакова. Батюшка мой! Да что за радость и выучиться? Мы это видим своими глазами и в нашем краю. Кто посмышленее, того свои же братья дворяне тотчас выберут еще в какую-нибудь должность. Стародум. А кто посмышленее, тот и не откажет быть полезным своим согражданам. Г-жа Простакова. Бог вас знает, как вы нынче судите. У нас, бывало, всякий того и смотрит, что на покой. (Правдину.) Ты сам, батюшка, сколько трудишься. Вот и теперь, сюда шедши, я видела, что к тебе несут какой-то пакет. Правдин. Ко мне пакет? И мне никто этого не скажет! (Вставая.) Я прошу извинить меня, что нас оставлю. Может быть, есть ко мне какие-нибудь повеления от наместника. Стародум (встает, и все встают). Поди, мой друг; однако я с тобою не прощаюсь. Правдин. Я еще увижусь с вами. Вы завтра едете поутру? Стародум. Часов в семь.
Милон. А я завтра же, проводя вас, поведу мою команду. Теперь пойду сделать к тому распоряжение.
Милон отходит, прощаясь с Софьею взорами.
Г-жа Простакова, Митрофан, Простаков, Еремеевна, Стародум, Софья
Г-жа Простакова (Стародуму). Ну, мой батюшка! Ты довольно видел, каков Митрофанушка? Скотинин. Ну, мой друг сердечный? Ты видишь, каков я? Стародум. Узнал обоих, нельзя короче. Скотинин. Быть ли ж за мною Софьюшке? Стародум. Не бывать. Г-жа Простакова. Жених ли ей Митрофанушка? Стародум. Не жених. Г-жа Простакова. А что б помешало? Скотинин. За чем дело стало? Стародум (сведя обоих). Вам одним за секрет сказать можно. Она сговорена. (Отходит и дает знак Софье, чтоб шла за ним.) Г-жа Простакова. Ах, злодей! Скотинин. Да он рехнулся. Г-жа Простакова (с нетерпением). Когда они выедут? Скотинин. Ведь ты слышала, поутру в семь часов. Г-жа Простакова. В семь часов. Скотинин. Завтре и я проснусь с светом вдруг. Будь он умен, как изволит, а и с Скотининым развяжешься не скоро. (Отходит.) Г-жа Простакова (бегая по театру в злобе и в мыслях). В семь часов. Мы встанем поране. что захотела, поставлю на своем. Все ко мне!
Г-жа Простакова (к мужу). Завтра в шесть часов, чтоб карета подвезена была к заднему крыльцу. Слышишь ли ты? Не прозевай. Простаков. Слушаю, мать моя.. Г-жа Простакова (к Еремеевне). Ты во всю ночь не смей вздремать у Софьиных дверей. Лишь она проснется, беги ко мне. Еремеевна. Не промигну, моя матушка. Г-жа Простакова (сыну). Ты, мой друг сердечный, сам в шесть часов будь совсем готов и не вели лакеям из комнат отлучаться. Митрофан. Все будет сделано. Г-жа Простакова. Подите ж с богом. (Все отходят.) А я уж знаю, что делать. Где гнев, тут и милость. Старик погневается да простит и за неволю. А мы свое возьмем.
Конец четвертого действия
Стародум и Правдин