гораздо легче обойтись без обедни и проповеди чем без башмаков
5 октября родился Дени Дидро
Дени Дидро (1713-1784)
Французский философ, писатель и просветитель. Родился 6 октября 1713г. Являлся последовательным критиком абсолютизма с позиции деизма. Критиковал догматы христианской религии, что нашло отражение в работах «Философские мысли» и «Аллеи, или Прогулка скептика».
В 1749 г за «распространение опасных мыслей» Дидро был арестован и заточен в Венсенском замке.
В «Племяннике Рамо» Дидро рассматривал вопрос принципиального несоответствия жизни гения и потребностей конвенциональной морали. В «Письмах об изучении природы» он выводит учение материалистического редукционизма, которое можно применять к сложным явлениям, например, к ощущению.
Материю Дидро рассматривал как единую, вечную и несотворенную объективную реальность, существующую независимо от сознания. Материя состоит из бесчисленных элементов, каждому из которых присуще особое качество.
Движение материи есть результат столкновения этих разнородных элементов (работа «Философские принципы материи и движения»). Под влиянием Локка (некоторые из его сочинений Дидро впервые перевел на французский язык) отстаивал наблюдение и эксперимент как более важные способы познания по отношению к размышлению.
В области биологии и физиологии выдвинул учение о том, что все живые существа, в том числе и человек, проходят через определенные ступени развития, предвосхитив последующие открытия в области теории эволюции. Утверждал единство материи и сознания, признавая, что потенциально ощущение свойственно всем формам материи, отличаясь лишь уровнем сложности.
Критиковал агностицизм, признавая познаваемость мира на основе чувственных ощущений и восприятий.
Отличался последовательным атеизмом, призывал короля упразднить церковь. Считал, что все теологические системы и священная история являются совокупностью заблуждений и фальсификаций. Принимая концепцию «общественного договора», Дидро отвергал тезис о божественном происхождении королевской власти.
Выступал за конституционную монархию и верил в идеал «просвещенного государя».
Верх безумия — ставить себе целью уничтожение страстей.
Вообще, всякий язык беден для писателя с живым воображением.
Все определяется полезностью.
Гении читают мало, делают много и сами создают себя.
Глубокие мысли — это железные гвозди, вогнанные в ум так, что ничем не вырвать их.
Гораздо легче обойтись без обедни и проповеди, чем без башмаков.
Даже у самых решительных скептиков имеется надежда, что они ошибаются.
Для истины — достаточный триумф, когда ее принимают немногие, но достойные: быть угодной всем — не ее удел.
Если и существует свобода, то вследствие незнания. Когда перед нами две возможности и у нас нет причины для предпочтения одной из них, тогда лишь мы выбираем ту из них, которую хотим. Кто сомневается потому, что не знает оснований достоверности, тот простой невежда. Настоящий скептик тот, кто подсчитал и взвесил основания.
Лица, столь сильно ненавидящие гениев… считают себя гениальными.
Люди, выдающиеся своими талантами, должны тратить свое время так, как этого требует уважение самих к себе и к потомству. Что подумало бы о нас потомство, если бы мы ничего не оставили ему?
Нет ничего более противоречащего природе живого, одушевленного и чувствующего существа, чем покой.
Награждая хороших, мы тем самым наказываем дурных.
Напрасно трус бьет себя кулаком в грудь, чтобы набраться храбрости; ее нужно иметь прежде того и лишь укреплять в общении с теми, кто ею обладает.
Неудобство не в том, что имеешь взгляды, а в том, что ими ослепляешься, предпринимая опыт.
Нужно стремиться к тому, чтобы сделать философию популярной. Если мы хотим, чтобы философия прогрессировала, приблизим народ к уровню философов.
Правда, добро и красота имеют свои права; их оспаривают, но в конце концов ими восхищаются; то, что не отмечено их печатью, может некоторое время вызывать восхищение, но в конце концов вызовет зевоту.
Правдивость не лишена пикантных черт, которые можно уловить, если обладаешь гениальностью.
Природа напоминает женщину, любящую переодеваться, — ее разнообразные наряды, от которых ускользает то одна часть тела, то другая, дают настойчивым поклонникам надежду некогда узнать ее всю.
Разве тот, кто вас слушает, обладает лучшими данными, чем тот, кто говорит? Отнюдь нет. А потому едва ли и два раза на день во всем большом городе вас понимают так, как вы говорите.
Свободно сознающийся в незнании того, чего он не знает, побуждает меня верить тому, что он берется мне объяснить.
Страсти без конца осуждают, им приписывают все человеческие несчастья и при этом забывают, что они являются также источником всех наших радостей.
Таланты — не дворянство, чтобы передаваться от поколения к поколению.
Умен лишь тот, кто так же глуп, как мы.
Умный человек видит перед собой неизмеримую область возможного, глупец же считает возможным только то, что есть. Вследствие этого один может сделаться робким, а другой — дерзким.
Умный человек есть сочетание безумнейших молекул.
Я заблудился ночью в дремучем лесу, и слабый огонек в моих руках — мой единственный путеводитель. Вдруг предо мной появляется незнакомец и говорит мне: «Мой друг, задуй свою свечу, чтобы верней найти дорогу». Этот незнакомец — богослов.
Кто есть кто в мире науки и техники (95 стр.)
Дидро Дени (1713–1784) – французский мыс литель, писатель. Сын зажиточного ремесленника, он огорчил отца тем, что не стал продолжать его дело, а увлекся философией. Окончив коллеж в Париже, с 1746 г. участвовал в переводе с английского «Всеобщего медицинского словаря». Через два года принял предложение редактировать французское издание «Циклопедии, или Всеобщего словаря искусства и наук» Э. Чеймберса, исправленное и дополненное.
Он опубликовал «Письма о слепых в назидание зрячим» (1749). Труд запретили, автора заточили в тюрьму за богохульство. Здесь Дидро задумал одну из основополагающих работ эпохи Просвещения: «Энциклопедию, илн Толковый словарь наук, искусств и ремесел». Вместе с Даламбером осуществил этот грандиозный замысел, собрав замечательный авторский коллектив: Вольтера, Монтескьё, Руссо, Бюффона, Гельвеция… Работа продолжалась с 1750 по 1780 г.
Он написал: «Мысли об объяснении природы» (1754), «Разговор Д’Аламбера и Дидро» (1769), «Сон Даламбера (1769) «Философские основания материи и движения» (1770); художественные произведения: «Племянник Рамо», «Монахиня», пьесы… В 1773 г. приехал в Петербург по приглашению Екатерины II и пробыл здесь полгода. Она постоянно встречалась с ним. О своих впечатлениях написала в Париж: «Ваш Дидро – человек необыкновенный, после каждой беседы с ним у меня бока помяты и в синяках. Я была вынуждена поставить между ним и собой стол, чтобы защитить себя от его жестикуляции».
Судя по всему, Дидро не робел перед ней и обладал пылким темпераментом. Его избрали почетным членом Петербургской АН. От Екатерины II он и раньше получал деньги, а теперь она ему назначила крупную премию.
Дидро считал сотворение мира фантазией. Изумляясь красоте крыла бабочки и совершенству глаза насекомого, полагал, что с позиций материализма такое объяснить невозможно. По его мнению, «совершенно неважно, верить или не верить в Бога»; «гораздо легче обойтись без обедни и проповеди, чем без башмаков». «Все определяется полезностью». Он сравнивал человека с инструментом, одаренным ощущением и памятью, а чувства – с клавишами, по которым ударяют внешние силы, вызывая внутренний резонанс. Чувства являются источником наших знаний.
Этот образ вспомнил столетие спустя Ф. М. Достоевский, отметив характерную черту мыслящего существа: способность пойти наперекор давлению среды. У Дидро эта тема развивается в диалоге «Племянник Рамо», где сталкиваются философ-просветитель и обыватель-приспособленец, «честное сознание» и «разорванное сознание» – по определению Гегеля. Один говорит о высоких идеалах, другой – о жизни, где торжествуют ничтожность, невежда и наглец, мошенник (так характеризует себя племянник композитора Рамо). В ответ на доводы мыслителя следует неопровержимый аргумент: «В природе пожирают друг друга виды, в обществе пожирают друг друга сословия».
Некоторые высказывания Дидро:
– Всё беспрестанно меняется… Любое животное есть более или менее человек; всякий минерал есть более или менее растение; всякое растение есть более или менее животное.
– Природа не бог, человек не машина, гипотеза не факт.
– Стройте систему… но не давайте ей порабощать вас.
Эпоха Просвещения пробудила интерес к науке и технике, к знаниям практически полезным. Это определило появление энциклопедий. Мы уже упоминали об «Историческом и критическом словаре» П. Бейля (1686 и 1697). Английский священник Джон Харрис издал «Технический лексикон, или Словарь искусств и наук» (1704). В том же году в Лейпциге вышел «Реальный Лексикон» Иоганна Хюбнера. Через четверть века в Англии увидела свет «Циклопедия…» Эфраима Чеймберса.
Но именно французские просветители – скептики и вольнодумцы – создали великий труд: «Энциклопедия, или Толковый словарь наук, искусств и ремесел». Идейными руководителями были Дидро и Даламбер, активными участниками – Монтескьё, Вольтер, Гольбах, Руссо. Авторы верили в благотворную силу знаний. Они находились под обаянием математики, физики, астрономии, механики. По словам Дидро, весь материал был сведен «к трем главным отделам: наук, свободных искусств и механических искусств». Написал он «Проспект» этого издания, находясь в тюрьме.
Первый том вышел в 1751 г. После выхода второго из-за нападок церковников Королевский совет запретил их продажу. Нашлись и влиятельные покровители, в частности, фаворитка короля мадам Помпадур, а также королевский казначей (тогда пришлось бы возвращать подписчикам деньги, а в казне их было мало).
Когда продолжили издание, число подписчиков увеличилось втрое, до трех тысяч. Нападки на Энциклопедию продолжались. Даламбер в начале 1758 г. оставил редакцию. Издание осудил папа Климент VIII. Издателя Лебретона посадили на неделю в Бастилию. Но хотя запрещение официально не было отменено, в 1772 г. вышел 28-й том. Всего их было 35; из них 11 занимали гравюры. Завершилось издание полностью в 1780 г.
Подписчиков стало более 4 тысяч, издатель обогатился, чего нельзя сказать о Дидро. У него была другая привилегия. Он писал: «Мы испытали все, что история говорит нам о темных происках зависти, лжи, невежества и фанатизма. В течение двадцати лет подряд мы едва ли имели хоть несколько минут покоя».
Пока печаталась французская энциклопедия, в 1768–1771 гг. вышли три тома, на титуле которых стояло: «Энциклопедия Британика, или Словарь искусств и наук, составленный группой шотландских джентльменов, напечатанный в Эдинбурге». Это была ставшая позже знаменитой «Британика».
Даламбер Жан Лерон
Даламбер Жан Лерон (1717–1783) – французский математик, философ, просветитсль. Он был подкидыш, воспитывался в семье ремесленника Аламбера (позже выяснилось, что его матерью была светская дама). В коллеже он изучал богословие, юриспруденцию, медицину, но посвятил себя наукам. С 1741 г. стал членом Парижской АН. Был одним из создателей французской «Энциклопедии наук, искусств и ремесел», где вел разделы математики и физики. Ему принадлежат работы по вопросам музыкальной эстетики и теории.
В «Трактате о динамике» (1743) он сформулировал общие правила составления дифференциальных уравнений движения тел, сведя задачи динамики к статике (принцип Даламбера). По этому принципу он обосновал гидродинамику в трактате «Об общей причине ветров», где доказывал существование приливов в атмосфере. Он заложил основы математической физики. В теоретической механике исследовал правило параллелограмма сил, определил свободные оси вращения твердого тела. В астрономии разработал теорию возмущения (нарушения) движения планет и дал строгое обоснование теории предварения равноденствий и нутации.
В работе «Элементы философии» (1759) он изложил свои взгляды на Вселенную и ее познание. Даламбер полагал, что для человека окружающий мир всегда будет сохранять великую тайну, в которой удается высвечивать только отдельные фрагменты. О существовании или небытии Бога можно только догадываться.
Гельвеций Клод Адриан
Гельвеций Клод Адриан (1715–1771) – французский философ. Родился в Париже в семье придворного врача. Окончил иезуитский коллеж, а в 1738 г. получил должность генерального откупщика. Под вляинием Вольтера написал свои первые сочинения, в том числе «О ремеслах», «О любви к знанию».
Клод Адриан Гельвеций. Скульптор Ж.-Ж. Кафьери
В 1751 г. оставил службу и посвятил себя научной деятельности, войдя в кружок Дидро и Гольбаха. Через 7 лет написал монографию «Об уме». Вышла она по счастливому недосмотру цензора, была запрещена и сожжена рукой палача. Гельвеций не рискнул опубликовать вторую свою крупную работу, и она увидела свет уже после его смерти: «О человеке, его умственных способностях и его воспитании».
Он клеймил невежд: «Вы ничего не читали и ни над чем не размышляли, – как можете вы быть так же умны, как человек, много потрудившийся для приобретения знаний? Вы обвиняете его в самоуверенности; но ведь это вы хотите считать себя равным ему, не проявляя ни знания, ни размышления».
Стремясь пробудить в читателе веру в силу разума и потребность в познании, он опровергал врожденную гениальность: «Все люди наделены, в сущности, правильным умом». Но по-разному проявляют свой умственный потенциал из-за социальных условий, воспитания, давления общественного мнения, когда «не ум поощряется и ценится, а модные идеи».
«Нужны особые умения и метод, чтобы сделать человека глупым и суметь заглушить в нем природные способности; нужно, чтобы воспитание забило нашу голову разными заблуждениями и чтобы усиленное чтение книг умножало число ваших предрассудков», – считал Гельвеций. Он определял ум как совокупность идей и комбинаций, дающую возможность создавать новое знание.
Общество существует и процветает благодаря трудящимся: «Если бы нас поддерживал… только ум власть имущих, мы не имели бы ни хлеба для пропитания, ни ножниц, чтобы стричь ногти. Не вельможам обязаны мы открытиям в области искусств и наук, не их руки начертали план Земли и неба, построили корабли, воздвигли дворцы».
Гораздо легче обойтись без обедни и проповеди чем без башмаков
Значение и лечение : камень «Мукаит»
Дидро Дени (1713 – 1784 гг.) Афоризмы.
Французский философ, писатель и просветитель. Являлся последовательным критиком абсолютизма с позиции деизма. Критиковал догматы христианской религии, что нашло отражение в работах «Философские мысли» и «Аллеи, или Прогулка скептика». В1749 г. за «распространение опасных мыслей» Дидро был арестован и заточен в Венсенском замке. В «Племяннике Рамо» Дидро рассматривал вопрос принципиального несоответствия жизни гения и потребностей конвенциональной морали. В «Письмах об изучении природы» он выводит учение материалистического редукционизма, которое можно применять к сложным явлениям, например, к ощущению. Материю Дидро рассматривал как единую, вечную и несотворенную объективную реальность, существующую независимо от сознания. Материя состоит из бесчисленных элементов, каждому из которых присуще особое качество. Движение материи есть результат столкновения этих разнородных элементов (работа «Философские принципы материи и движения»). Под влиянием Локка (некоторые из его сочинений Дидро впервые перевел на французский язык) отстаивал наблюдение и эксперимент как более важные способы познания по отношению к размышлению. В области биологии и физиологии выдвинул учение о том, что все живые существа, в том числе и человек, проходят через определенные ступени развития, предвосхитив последующие открытия в области теории эволюции. Утверждал единство материи и сознания, признавая, что потенциально ощущение свойственно всем формам материи, отличаясь лишь уровнем сложности. Критиковал агностицизм, признавая познаваемость мира на основе чувственных ощущений и восприятий. Отличался последовательным атеизмом, призывал короля упразднить церковь. Считал, что все теологические системы и священная история являются совокупностью заблуждений и фальсификаций. Принимая концепцию «общественного договора», Дидро отвергал тезис о божественном происхождении королевской власти. Выступал за конституционную монархию и верил в идеал «просвещенного государя».
-Без идеи целого нет философии.
-Верх безумия — ставить себе целью уничтожение страстей.
-Вообще, всякий язык беден для писателя с живым воображением.
-Все определяется полезностью.
-Гении читают мало, делают много и сами создают себя.
-Глубокие мысли — это железные гвозди, вогнанные в ум так, что ничем не вырвать их.
-Гораздо легче обойтись без обедни и проповеди, чем без башмаков.
-Даже у самых решительных скептиков имеется надежда, что они ошибаются.
-Для истины — достаточный триумф, когда ее принимают немногие, но достойные: быть угодной всем — не ее удел.
-Если и существует свобода, то вследствие незнания. Когда перед нами две возможности и у нас нет причины для предпочтения одной из них, тогда лишь мы выбираем ту из них, которую хотим. Кто сомневается потому, что не знает оснований достоверности, тот простой невежда. Настоящий скептик тот, кто подсчитал и взвесил основания.
-Лица, столь сильно ненавидящие гениев. считают себя гениальными.
-Люди, выдающиеся своими талантами, должны тратить свое время так, как этого требует уважение самих к себе и к потомству. Что подумало бы о нас потомство, если бы мы ничего не оставили ему?
-Нет ничего более противоречащего природе живого, одушевленного и чувствующего существа, чем покой.
-Награждая хороших, мы тем самым наказываем дурных.
-Напрасно трус бьет себя кулаком в грудь, чтобы набраться храбрости; ее нужно иметь прежде того и лишь укреплять в общении с теми, кто ею обладает.
-Неудобство не в том, что имеешь взгляды, а в том, что ими ослепляешься, предпринимая опыт.
-Нужно стремиться к тому, чтобы сделать философию популярной. Если мы хотим, чтобы философия прогрессировала, приблизим народ к уровню философов.
-Правда, добро и красота имеют свои права; их оспаривают, но в конце концов ими восхищаются; то, что не отмечено их печатью, может некоторое время вызывать восхищение, но в конце концов вызовет зевоту.
-Правдивость не лишена пикантных черт, которые можно уловить, если обладаешь гениальностью.
-Природа напоминает женщину, любящую переодеваться, — ее разнообразные наряды, от которых ускользает то одна часть тела, то другая, дают настойчивым поклонникам надежду некогда узнать ее всю.
-Разве тот, кто вас слушает, обладает лучшими данными, чем тот, кто говорит? Отнюдь нет. А потому едва ли и два раза на день во всем большом городе вас понимают так, как вы говорите.
-Свободно сознающийся в незнании того, чего он не знает, побуждает меня верить тому, что он берется мне объяснить.
-Страсти без конца осуждают, им приписывают все человеческие несчастья и при этом забывают, что они являются также источником всех наших радостей.
-Таланты — не дворянство, чтобы передаваться от поколения к поколению.
-Умен лишь тот, кто так же глуп, как мы.
-Умный человек видит перед собой неизмеримую область возможного, глупец же считает возможным только то, что есть. Вследствие этого один может сделаться робким, а другой — дерзким.
-Умный человек есть сочетание безумнейших молекул.
-Я заблудился ночью в дремучем лесу, и слабый огонек в моих руках — мой единственный путеводитель. Вдруг предо мной появляется незнакомец и говорит мне: «Мой друг, задуй свою свечу, чтобы верней найти дорогу». Этот незнакомец — богослов.
На сём прощаюсь, удачи вам мира и благоденствия!
I. Дидро о взаимодействии социально-политических принципов религии и общества
В борьбе против религии Дидро стремился доказать враждебность ее делу общественного прогресса. В сочинениях французской мысли раскрывается отрицательное влияние религии на различные стороны социальной жизни: политику и науку, нравственность, культуру и искусство. При этом Дидро исходил из того, что реакционность религии вытекает из самой ее сущности.
Дидро и его соратники критиковали религиозную идеологию с позиций разума и справедливости, добродетели и общественной пользы. «0бщее благо, — писал Дидро, — должно бить высшим правилом нашего поведения, и мы никогда не должны искать нашей личной выгоды в ущерб отставшей пользе»[252]. Дидро противопоставлял общественный интерес узкокорыстным интересам господствующего класса. То, к чему Дидро подходил интуитивно, Ф. Энгельс определил четко и однозначно: «Низкая алчность была движущей силой цивилизации, с ее первого до сегодняшнего дня; богатство, еще раз богатство и трижды богатство, богатство не общества, а вот этого отдельного жалкого индивида было ее единственной, определяющей целью”[253].
Социально-политическая доктрина Просвещения подразумевала обоснование необходимости равенства, свободы, частной собственности, твердого законодательства, народоправства, целесообразных и справедливых форм политического правления, форм и способов общественных преобразований. Именно с этой точки зрения Дидро подвергал критике социальные и моральные принципы христианской религии. В этой критике выражалось требование равного блага для всех, она была одновременно и обоснованием того, что в справедливом обществе не должно быть обездоленных людей и бесполезных социальных институтов.
Основной социальной задачей христианства, по мнению Дидро, была «поддержка и покровительство деспотизму ради своего собственного усиления»[254]. Достигнув господствующего положения, религия начинает соперничать с деспотизмом в порабощении народов[255]. Тираны же, опираясь на религию, внушают идею божественного происхождения гражданской власти.
Другой социальной задачей христианства была поддержка неравенства между гражданами одной и той же страны[256]. Дидро отчетливо видел несправедливость в обществе, где один обладает всем, а другие рождены быть угнетенными. «Подлинное изобилие в центре, а вокруг него глубокая и всеобщая нищета”[257].
Опираясь на традиции своих предшественников, которые указывали на союз тирании и религии, Дидро просто не мог не видеть реакционной роли религии в политической и социальной жизни общества. Еще Ж.Мелье утверждал, что религия была придумана политиками для того, чтобы «держать в узде массы и заставить их плясать под свою дудку»[258]. Эту мысль разделял и Дидро.
Мелье решительно выступал за уничтожение всякой религии. Выражая интересы угнетенных масс, он требовал уничтожения тех социальных и экономических условий, которые создают основу религии. Иного мнения на этот счет придерживался Вольтер. Он не выдвигал радикальных требований в отношении религии и это ослабляло его критику. Тем не менее, влияние Вольтера на Дидро было огромным. Дидро использовал критические положения Вольтера в своей борьбе против религии и церкви, и пошел значительно дальне него.
Дидро отрицал всякую религию; в отличие от Вольтера он рассматривал борьбу против религии как составную часть борьбы за материалистическое мировоззрение, как борьбу против того социально-экономического строя, который не приносит никакой общественной пользы. Он систематически разоблачая религиозный фанатизм и ставил вопрос о правомерности религии, постоянно подчеркивая при этом, что религия не должна вмешиваться в дела государства, что цели гражданского и религиозного общества различны. Дидро показывал, что церковники постоянно вмешивались в дело управления государством, а это вело лишь к разнообразным злоупотреблениям, противоречащим общественным интересам. «Я не склонен допускать вмешательства в действия верховной власти тех лиц, которые проповедуют перед сувереном воле высшего существа и говорят от имени этого существа все, что им вздумается»[259].
Следует отметить, однако, что, хотя Дидро и был близок к мысли об отделении церкви от государства, все же он оказался в этом вопросе менее последовательным и радикальным, чем в свое время Meлье.
Критика религии и церкви у Дидро имела прямое отношение к политической борьбе с феодально-абсолютистской реакцией. Он видел, каким злом для народа является церковь с ее огромным аппаратом. Церковников, живущих за счет народа, Дидро считал бесполезными людьми: «каких колоссальных сумм стоят его государству эти надменные и бесполезные бездельники… — сто пятьдесят тысяч человек, получают от вас и ваших подданных ежедневно почти сто пятьдесят тысяч экю за то, чтобы бормотать чепуху в храмах и оглушать нас своими колоколами»[260]. Чтобы избавиться от священников, государство, по мнению Дидро, может применять экономические санкции. Он советует держать церковников на жаловании, «ибо получающий жалование священник — это малодушное существо, боящееся, что его прогонят и погубят таким образом»[261]. Предлагая эту и ей подобные меры, Дидро исходит из принципа общественного интереса; он показывает, что частные интересы класса имущих, а том числе и церкви, входят в противоречие с интересами всего общества. Дидро считает, что основой экономической структуры общества должен быть общий принцип: если человек хочет быть счастливым, то он должен считаться и с другими людьми, которые также хотят счастья. Человек не только не должен вредить другим людям, а более того, должен находить удовольствие в оказании добра другому. Вполне понятна поэтому неприязнь, которую вызывают у него монахи и монахини, давшие ложный обет бедности, отречения от мира, воздержания, которые много говорят о любви к ближнему, а в действительности действуют, исходя из своекорыстных, эгоистических интересов. Па вопрос о том, чем занимаются монахи, что они делают, Дидро кратко и емко отвечает — ничего![262] Институт монашества он считает самым худшим видом лености. Не занимаясь общественно-полезным трудом, монахи вымогательствами и с помощью лжи грабят людей, ввергая их в бедность и нужду. Один час полезного труда, говорит он, приносит больше пользы, чем годы, затраченные на молитвы. «Гораздо легче обойтись без обедни и проповеди, чем без башмаков»[263].
Дидро критикует христианство за стремление поддерживать деспотические режимы, социальная деятельность которых находится в противоречии с общественными интересами. Рассматривая деспотическую власть как законченную систему несправедливости, он считает, что неограниченная власть одновременно является и менее устойчивой[264], подрывая тем самым основу собственного положения.
Пагубный характер носит и социальный облик деспотизма, делающего каждого поданного рабом высшей власти. Испытывая на себе ненависть всего общества, деспотизм оказывается бессильным перед лицом этой ненависти, поэтому он обречен на неминуемую гибель.
В борьбе с религиозной идеологией Дидро постоянно указывал на то, что церковь всегда выступала притеснительницей политических свобод. «Горе нации, у которой воспитание юного короля вверено священнику! Священник будет воспитывать короля для бога, то есть для самого себя. Он станет вбивать ему в голову два принципа: отказ от разума и глубокую преданность религии; он постарается развить в нем нетерпимость и независимость от всякой другой власти, кроме власти божьей”[267]. При этом Дидро отмечал, что связь религии с политикой установилась еще в давние времена. Уже у древних египтян политическое и религиозное были взаимосвязаны.
Подчеркивая тесную связь и взаимовыгодный союз религии с деспотизмом, Дидро обращая внимание на то, что в сложные периоды истории, они защищают друг друга и помогают друг другу. Часто монархия просила содействия у церкви в борьбе против социальных движений своего времени. С другой стороны, если христианская церковь не могла своими силами справиться с еретическими движениями и вольнодумцами, она обращалась за помощью к светской шести. «Когда народу возвещают какой-нибудь догмат, противоречащий господствующей религии, или что-нибудь противное общественному спокойствию, те пусть провозвестник даже подтверждает свое призвание чудесами: правительство имеет право прибегнуть к мерам крайней строгости»[270].
Как и другие Французские материалисты, Дидро усматривал отсталость той или иной страны не в трудностях экономического развития, а в засилии деспотизма и религии, которые всегда были тормозом в развитии человечества, препятствием на его пути к счастью. «Я охотно сказал бы государям: если да хотите, чтобы ваши законы соблюдались, пусть они никогда не противоречат природе; я сказал бы духовенству: пусть ваш мораль не препятствует удовольствиям невинного характера. Громите, угрожайте сколько будет угодно, открывайте перед нашими глазами врата ада — да все равно не заглушите во мне желания быть счастливым. Падание быть счастливым есть первая статья того кодекса, который предшествует всякому законодательству, всякой религиозной системе»[271].
Дидро справедливо отмечал, что светская власть пользуется религией, как политическим средством угнетения своих подданных. «Дурные короли нуждаются в дурных богах, дабы у них черпать примеры для своей тирании; нуждаются и в священниках для того, чтобы заставить почитать этих богов-тиранов»[272]. Отмечая тесную взаимосвязь государства и религии, Дидро приближался к верному пониманию реакционной социальной роли религии, но тем не менее его рекомендации сводятся к тому, что “мудрая и просвещенная политика должна строго предписывать священникам темы, на которое они могут говорить публично, и не дозволять отклоняться от этих тем под угрозой самых тяжких кар”[273]. Важно отметить, что Дидро настаивал на подчинении религии и церкви интересам государства, на ограничении политической активности ее служителей. Он считал, что церковь должна вести свою деятельность только исходя из интересов всего общества. Это, конечно, не самое радикальное требование Дидро в отношении религии и церкви, но тем не менее, положительное значение не следует упускать из виду.
Критикуя связь религии с монархией, понимая, что в системе монархического режима невозможно ликвидировать религию, он не смог довести свой анализ до классовой основы и сущности этой связи, ограничивался рекомендациями, направленными против религии. “Расстояние между алтарем и тронам должно быть, как можно большим. Опыт всех времен и всех стран показал, сколь опасным для трона является близкое соседство алтаря”[274]. Он не видел классовой основы этой связи, которая основывалась на феодальной собственности на орудия и средства производства, на феодальной эксплуатации, не понял, что корни религии лежат в любом эксплуататорском способе производства, что и новые, едущие на смену феодальному способу производства, буржуазные экономические отношения, в основе которых лежит все та же эксплуатация человека человеком, не смогут ликвидировать, а лишь только приспособят религию к своим нуждам и целям.
В трудах Дидро довольно остро ставился вопрос о несовместимости религиозной идеологии с политической свободой. “Любой разумный человек, окинув, беспристрастным взором все земные религии, не может не усмотреть в них сплетение сумасбродных и лживых утверждений, систему, в которой имеются ведущие ранги: бог, жрец, король, народ. Может ли суверен согласиться на такой породой? Даже в демократическом государстве религия приводят к печальным последствиям”[275].
Постоянно разоблачая связь религии с политическим деспотизмом, Дидро считал, что народа до тек пор не обретут свобода, пока не освободятся от религии. «Религия — это такая опора, которая служит к гибели возведенного на ней здания»[276]. «Поэтому мой совет суверенам: уничтожайте, сколько вы можете, ту систему лжи, которая уничтожает вас самих»[277]. Дидро связывает свои надежда с просвещенным монархом, что, безусловно, ослабляет его критику политического союза религии и деспотизма. Тем не менее, идеи Дидро о реакционной роли религии и церкви в общественной жизни и их несовместимости с политической свободой, не потеряли своей актуальности. И сегодня мы можем видеть, как церковь в капиталистических государствах, прикрываясь фразой о своей аполитичности, выступает проповедником политики империализма во всех областях: жизнедеятельности своих стран.
При всех протек достоинствах политическая притока религии у Дидро не переросла в критику ее социально-классовой основы. Это было связано с тем, что он рассматривая духовенство не как элемент классовой системы феодализма, а лишь как социальную группу, относящуюся к имущим слоям общества. Не связывал Дидро религию и с частной собственностью и с эксплуатацией одной части общества другой. Не отрицая он и частной собственности, а лишь отмечал, что борьба за присвоение материальных благ ведет к имущественному неравенству. «Посредством тысячи прискорбных способов. между гражданами одной и той же страны установилось немыслимое имущественное неравенство»[279]. Вследствие этого меньшая часть общества живет в роскоши, а другая, более многочисленная — в бедности и в нужде. Непосредственным следствием существования тщетной собственности, по убеждению Дидро, является неравенство сословий. «Общество распадается на два класса: на очень малочисленный класс богатых граждан и очень многочисленный класс бедных граждан»[280].
Он пытается дать классовый анализ современного ему общества, но здесь проявляется его непоследовательность как идеолога буржуазии. Его представление о классовой структуре (бедные и богатые) не может дать четкой дифференциации классов.
Необходимо отметить и то, что Дидро несколько преувеличивал роль религии в жизни общества: в ней он видел источник всех зол и несчастий, включая экономическую отсталость страны. Дидро не понял, что могущество церкви лишь отражало степень господства феодализма, препятствующего развитию ноше экономических отношений. Идеалистическим по своему существу было его мнение, что с устранением религии исчезнут все проблемы, Тем не менее, несмотря ограниченность его критика религии имела прогрессивный характер в период подготовки грядущей буржуазной революции.
Объективно деятельность Дидро находилась на том этапе когда критика религии, по словам К.Маркса, является предпосылкой всякой другой критики[281]. Дидро писал: «Если люди осмелятся каким-нибудь образом атаковать религию, которая считается наиболее могучей и уважаемой преградой, им невозможно будет на этом остановиться. Бросив угрожающий взгляд на царя небесного, они не замедлят перенести этот взгляд, и на царя земного. Канат, который связывает и душит человечество, состоит из двух веревок. Одна из них не может продержаться, если оборвалась другая»[282].