диксон поселок чем занимаются люди
Жизнь в самом северном поселке России (26 фото)
— Здесь нет кинотеатра и мобильного интернета, автобусов и кофеен, супермаркетов и рекламных баннеров. Здесь нет ни одного человека, который бы не видел полярную ночь и зеленые переливы северного сияния, не знал бы, что делать при встрече с белым медведем и во время «актировки», не ждал бы появления полярных маков и рейсового самолета. Это Диксон — самый северный поселок России.
Диксон привычно называют «краем света»: он находится на севере Красноярского края, на берегу Енисейского залива Карского моря — окраине Северного Ледовитого океана. До ближайших крупных городов, Дудинки и Норильска, отсюда больше пятисот километров необжитой тундры. Добраться до Диксона, закрытого поселка, можно только по специальному пропуску и только на стареньком АН-26, который летает из аэропорта «Алыкель» всего раз в неделю, и то когда нет пурги или тумана. Для местных жителей все, что не Диксон, — это «материк». На «материке» — Сибирь, глухая тайга, дороги, привычная смена дня и ночи. На «краю света» — дома на сваях, «вы видели, как песец гонял собаку во дворе?», дикая тундра, открытая всем ветрам, и бесконечные льды. Арктика.
Диксону 102 года, но его история — это не просто биография одинокой точки на административной карте современной Сибири. Это история встреч людей и государств с Крайним Севером — она длиннее. Еще в XI—XII веках поморы, выходцы из Великого Новгорода, шли «во все концы студеного моря-океана» искать новые промыслы и торговать с «самоядью». В начале XVII века Мангазея, первый русский заполярный город-крепость, стал центром колонизации огромной территории севера Сибири: за «мягкой рухлядью» и «моржовой костью» туда шли торговцы и сборщики ясака. Позже, уже в XVIII—XIX веках, на Север пробирались русские и европейские мореплаватели, которые искали удобный морской путь между Европой и Дальним Востоком — торговать.
15 августа 1875 года шведский географ и мореплаватель Нильс Норденшельд на зверобойной шхуне «Превен» вошел в «удобную гавань небольшого острова в Енисейском заливе». «Я надеюсь, что гавань эта, ныне пустая, в короткое время превратится в сборное место для множества кораблей, которые будут способствовать сношениям не только между Европой и Обским и Енисейским речными бассейнами, но и между Европой и Северным Китаем», — записал в своем дневнике Норденшельд, назвал безымянную гавань «Диксоном» (в честь Оскара Диксона, мецената его полярных экспедиций) и нанес ее на свои морские карты.
В XX веке Север стал для СССР местом торговли и разработки месторождений, ссылки и научных исследований, а еще, конечно, строительства новых заполярных городов и поселков. Среди них Диксон был «столицей Арктики», куда из разных концов Союза приезжали «осваивать Север» метеорологи, строители, учителя, гидрографы, военные, полярные летчики, радисты. Сегодня этот арктический поселок, как и большинство северных населенных пунктов России, переживает крайне тяжелые времена. В 1980-е, «золотые годы» Диксона, здесь проживало около 5 000 человек. Сейчас, по официальной статистике, в поселке осталось чуть меньше 600 жителей, но местные уточняют: на самом деле около 500.
Диксон расположен на берегу Карского моря. Одна его часть находится на западном краю полуострова Таймыр, другая — на одноименном острове. Эти части Диксона разделяет полуторакилометровый пролив, который зимой становится «зимником»
Здесь по привычке говорят не «в Диксон», а «на Диксон»: исторически поселок начинался с острова в Карском море, но позже стал развиваться и на соседнем полуострове Таймыр. Поэтому Диксон — это две части поселка: островная и материковая, разделенные полуторакилометровым проливом. В 2009 году «остров» закрыли, и сейчас он практически необитаем. Люди переселились на материк, улицы пусты, ветер выбил в оставленных домах окна и двери, в здании пустой школы № 2 — только заячьи следы на заметенном снегом полу. Единственные места, где еще горит свет и идет работа, это гидрометеостанция и аэропорт.
В материковой части Диксона жизни больше. По улицам ходят люди и ездят советские гусеничные снегоходы ГАЗ-71, новенькие вездеходы ТРЭКОЛ и «бураны», работают магазины, открыты школьный спортзал и библиотека, есть церковь. Но и здесь заколоченных окон и закрытых дверей с каждым годом становится все больше, а о былом величии «ворот в Арктику» напоминают только несколько памятников полярникам и суда в порту.
Сеть полярных станций, геофизическая обсерватория, порт Северного морского пути, штаб морских операций, сеть береговых аэродромов, клубы полярников, охотничьи зимовки, рыбзавод, художественная галерея — теперь только в краеведческих книгах, подшивках газеты «Советская Арктика» и памяти людей, которые приезжали обживать неприветливый Крайний Север. Погранзастава, неотапливаемый аэропорт, гидрометеостанция, котельная, дизельная, школа, администрация, библиотека и несколько магазинов — все, что осталось сегодня.
И все-таки на Диксоне живут люди. Они ездят в тундру и ловят рыбу, учат детей рисовать и решать уравнения, пишут «Тотальный диктант» и сдают ЕГЭ, собирают архивные фотографии и пекут хлеб, следят за отопительными котлами и скоростью ветра, пережидают полярную ночь и радуются первому солнцу. Здесь, на Диксоне, каждая заброшенная зимовка, закрытая дверь, зияющий чернотой проем или светящееся окно — это история. И история освоения Северного морского пути, и история «покорения Севера» в эпоху СССР, но главное — частная история семьи или человека.
Роберт Прасценис с женой Мариной возле своего дома. Роберт приехал на Диксон в середине 1970-х годов, сейчас работает в администрации, собирает архивные фотографии поселка. «Раньше люди здесь были добрее, не было злобы, а сейчас сюда часто приезжают случайные люди», — говорит Роберт
Диксон расположен в условиях вечной мерзлоты, поэтому, как и везде в Арктике, в поселке стоят дома на сваях. В таких строениях между домом и землей есть продуваемое подполье, чтобы возведенное на сваях сооружение не нагревало грунт, а, следовательно, не теряло монолитности, не подтаивало и не смещалось
В таком доме сегодня может проживать всего несколько семей. Иногда зимой наметает снега до середины двери, и тогда жителям приходится расчищать выход на улицу изнутри.
«Бураны», снегоходы, вездеходы ТРЭКОЛы и гусеничные снегоболотоходы ГАЗ-71, оставшиеся еще с советских времен, — самый распространенный транспорт на Диксоне. Только на таких «танках» зимой можно преодолеть снежные просторы тундры.
Во время полярной ночи большую часть дня на улицах Диксона безлюдно. Поселок оживает в основном только рано утром, когда диксончане выходят на работу, и в 5-6 часов вечера, когда они возвращаются домой, забирают детей из детского сада, идут в магазин или по другим делам.
Александр Сурков, выпускник школы № 1, сейчас студент Политехнического института СФУ (Красноярск). «В Красноярске слишком много людей, это напрягает. На Диксоне вышел — и никого. В автобусах мне не нравится, да и проезд 22 рубля. В поселке можно было дойти пешком куда хочешь. Деревья — тоже непривычно. У нас на Диксоне есть только искусственные светящиеся деревья, а в тундре только очень низкие лиственницы. Поначалу я хотел домой, честно. Скучал по родителям. На Диксоне у меня видно море из окна, а в Красноярске видно стройку. По сравнению с Красноярском Диксон особенный», — говорит Александр.
Михаил и Зинаида Дегтяревы — одни из немногих, кто после 1990-х занимается на Диксоне рыбным промыслом. Их дети живут в Беларуси и Канаде, но рыбаки не хотят уезжать к ним на материк, потому что плохо переносят жару и потому что вдали от Диксона не чувствуют себя нужными.
В 1960—1980-х годах берега как островной, так и материковой части Диксона были усеяны балками (балок — легкий передвижной домик. — Прим. ред.), где рыбаки и охотники хранили лодки, инструменты, сети и прочие вещи, необходимые в тундре на промысле. Места скопления балков называли «Шанхай», сейчас они пустуют.
Возле Диксона водится ценная сиговая рыба — чир, сиг, муксун, нельма, а также арктический омуль. В поселке такую рыбу продают по 200 рублей за килограмм, на материке ее цена — от 500 рублей и выше. Местные жители чаще всего не покупают для себя отдельно омуля или чира, а берут сразу мешок разной северной рыбы.
«Зимник» — дорога между островной и материковой частями Диксона, проходящая по застывшему проливу Карского моря. «Зимой люди ездят сюда на вездеходе, летом — на катере. В распутицу, когда лед тает, ни катер, ни вездеход не ходят — заказывают вертолет. То же самое происходит и осенью».
Одно из работающих зданий гидрометеостанции на острове Диксон. На крыше расположен радиозонд — устройство для измерения различных параметров атмосферы, например давления, относительной влажности, температуры.
Анатолий Бухта, океанолог и бывший начальник гидрометеостанции: «В 90-е пошла разруха. Зарплату не платили по полгода, в счет зарплаты выдавали испорченные продукты. Сложно было, произошел слом: хотелось жить и что-то делать на Диксоне, а потом нет. Многие мои ровесники спились, умерли, но они не виноваты — у каждого есть свой стержень и предел излома. Ведь многие люди, которые работали инженерами, стали дворниками. Они психологически не могли преодолеть этот барьер».
Одна из улиц островного поселка. Запорошенная снегом деревянная дорога держится на пустых металлических бочках из-под топлива, но зимой этого не видно. Утилизация ржавых бочек — одна из основных арктических проблем как в России, так и в Канаде, Норвегии, на Аляске.
Памятник морякам–североморцам, защищавшим Диксон в годы Второй мировой войны, воздвигнут в 1972-м, находится на острове. 27 августа 1942 года немецкий крейсер «Адмирал Шеер» напал на порт Диксон. Был расстрелян и погиб в бою ледокольный пароход «Сибиряков». Однако, встретив сопротивление сторожевого корабля «Дежнев» и артиллерийского орудия с берега, «Шеер» отступил. Часть моряков погибла.
Покинутая комната жилого дома на острове Диксон. Перед тем как переселиться с острова в поселок, диксончане заколотили окна и двери, но арктический ветер повыбивал их, из-за чего многие дома зимой заваливает снегом.
Вид на Самолетную бухту, покинутую рыбаками и охотниками, «Шанхай» и зимний футшток. «Балок содержал в себе и ангар для лодки, и мастерскую, и небольшую бытовку, где можно было отдохнуть или скрыться на время от гнева жены. Часто под балком вырубали морозильник или ледник с небольшими камерами для хранения мяса и рыбы. К середине 1990-х количество балков было довольно внушительным, располагались они хаотично, поэтому после посиделок многие не сразу находили дорогу домой. Отсюда и „Шанхай»», — говорит Анатолий Ломакин, житель Диксона.
Заметенный снегом класс школы № 2 на острове Диксон. «Гладиолусы на 1 сентября заказывали с вертолетом. Бутерброды со сливочным маслом и черной икрой… Обалденно было», — вспоминает водитель Дмитрий Асовский.
Табличка возле здания диксонского аэропорта. Аэропорт принимает пассажиров раз в неделю, по средам. Иногда из-за снегопада, тумана или других «неблагоприятных погодных условий» диксончане могут ждать авиарейс Диксон—Норильск или Норильск—Диксон по две недели.
Медведи на улицах и раз в год за бензином. Как живут в самом северном поселке Арктики
В поселке Диксон, самом северном населенном пункте Арктики и всей России, на территории в 220 тысяч квадратных километров живут сегодня примерно 300 человек. На каждого тут приходится почти по тысяче квадратных километров.
Корреспондент «Сибирь.Реалий» Денис Бевз неделю ждал летной погоды до Диксона в Норильске, чтобы увидеть жизнь самого северного поселка в мире своими глазами. Его репортаж публикуют Сибирь.Реалии.
«В этой разрухе кому еще, кроме медведей, жить»
В Диксоне повсюду можно встретить объявления о том, что после 20.00 нельзя ходить по-одному и выпускать детей без сопровождения – в поселок регулярно заходят белые медведи. Подкармливать их и пытаться с ними фотографироваться тоже запрещено.
«Здесь и волки ходят, и медведи. Могут неожиданно из-за дома или из дома выйти. В этой разрухе кому еще, кроме них, жить. Здесь их родина», – говорит диксончанин Михаил Григорьевич Дегтярев.
Охраняют поселок от медведей сотрудники полиции, так как преступности на Диксоне нет.
Еще нет здесь АЗС. До ближайшей заправки примерно 500 км, но дорог туда нет в принципе: ни зимников, ни летников, ни лесовозных трасс. Бензин нужно успеть заказать в период навигации, и тогда его завезут кораблем. Следующий раз это можно будет сделать только через год.
Диксончанин Александр Анисимов рассказывает, что обычно заказывают от одной до двух тонн бензина – на год хватает.
Цены на продукты в поселке пугают. Литр молока в ноябре здесь стоил 110–120 рублей, пачка масла – 180, сметана (350 грамм) – 200 рублей. Коммунальные платежи в разы больше, чем на материке: за двухкомнатную квартиру в месяц приходится платить около 15 000 рублей. Тариф на тепловую энергию в шесть раз больше, чем на материке.
Сотовая связь на Диксоне появилась лет десять назад, интернет и сейчас очень слабый.
«Видео никто даже и не пытается скачивать. Чтобы загрузить несколько фотографий, у меня полтора-два часа уходит», – рассказывает преподаватель художественного отделения местной школы Мария Васильевна Конищева. За интернет она платит 2,5 тысячи в месяц.
Рабочие в среднем получают 35–40 тысяч со всеми коэффициентами и «полярными» надбавками, рассказывает Александр Анисимов. Но жить можно, говорит он, потому что соблазнов меньше.
«Вы на материке с работы идете, в магазин заходите, думаете: дай-ка я куплю себе пару грейпфрутиков. А здесь зайдешь в магазин, посмотришь на цены и решишь: да не буду я брать этот грейпфрутик. Здесь по весне картошечка может стоить 360 рубликов за килограмм», – рассказывает Анисимов.
Самые большие заработки в поселке – 70–80 тысяч. Но для того, чтобы получать такую зарплату, нужно не один год отработать, чтобы накопить «полярку», рассказывает Роберт Прасценис, председатель Диксонского совета депутатов.
До 1 января 2007 года Диксон был административным центром Диксонского района Таймырского автономного округа. В 2007 году район ликвидировали, и Диксон стал городским поселением. Но территория бывшего района так и осталась закрепленной за Диксоном, а это 220 тысяч км², что сопоставимо с территорией Великобритании (244 820 км²).
В 80-е годы здесь проживало более 5000 человек, но сейчас население Диксона сократилось почти в 20 раз. Сегодня в Диксоне живут примерно 300 человек – на каждого получается почти по тысяче квадратных километров. По официальным данным, плотность населения здесь – ноль человек на квадратный километр.
Когда-то Диксон состоял из двух частей: часть поселка располагалась на материке, часть – на одноименном острове Диксон. Сегодня население Диксона сократилось почти в 20 раз. В 2011–2012 году с острова вывели последние семьи. Теперь там «мертвый город».
Великая Отечественная на Диксоне
Диксон – единственное место за Уралом, где в годы Великой Отечественной войны шли бои. В рамках операции «Вундерланд» немцы пытались перекрыть Северный морской путь.
25 августа 1942 года экипаж ледокольного парохода «Сибиряков» в Карском море случайно встретился с немецким линкором «Адмирал Шеер». Неравный бой длился 18 минут. 85 моряков-сибиряков погибли. 19 – попали в плен. И только одному удалось спастись. Машинист П.И. Вавилов 36 дней жил на пустынном острове, ожидая помощи.
27 августа гарнизон Диксона принял бой с «Шеером». Погибли семь моряков. «Шеер» отступил.
«Тот, кто прожил здесь, ему лучше оставаться в Арктике»
Михаил Дегтярев приехал в Диксон из Беларуси в 1956 году. Там он пережил оккупацию: отец ушел в партизаны, дом сожгли. Семья Михаила спаслась чудом.
Он всегда мечтал о море, но из-за того, что попал под оккупацию, все дороги были закрыты. Но Михаила взяли кочегаром в порт. «Здесь был рай божий. В столовой лежали большие буханки белого хлеба. Можно было наесться впрок и даже взять с собой: положить в карман и пойти», – вспоминает Дегтярев.
Отработав кочегаром и электромехаником в порту, он устроился промысловиком на отдаленное зимовье добывать песца и уехал туда вместе с женой.
В жизни супругов не раз возникали экстремальные ситуации. Во время одной из зимовок его жене Зинаиде срочно понадобилась медицинская помощь. За шкурами песцов прилетел самолет. Но летчик, следуя инструкциям, отказывался брать пассажира. Михаил поставил вопрос категорически – и Зинаиду Даниловну довезли до метеостанции на Стерлегова (пролив в Карском море), а оттуда уже регулярно ходили суда.
«На собаках я бы не смог ее вывезти. Это почти четыреста километров. Он сам пока доехал, у него три собаки на ходу замерзли», – рассказывает Дегтярев.
«Раньше меня здесь держала работа, – рассказывает Михаил Григорьевич, – а сейчас держит здоровье. Я совершенно не переношу жару. Все мои друзья, которые отсюда выехали, они все давно уже умерли. Тот, кто прожил здесь какое-то энное количество лет, ему лучше оставаться в Арктике».
Медицина
Сейчас в Диксоне один врач-терапевт. Регион живет по «общепринятым нормам» – на какое количество населения определенное количество врачей.
По его словам, помощь отдаленным поселкам оказывают мобильные бригады медиков, которые вылетают по заявкам. Но задержки рейсов на неделю и более в Таймыре – рядовая ситуация. Есть еще санитарная авиация, но санрейс может вылететь только в том случае, если существует угроза жизни. Из-за зубной боли или перелома никто не полетит.
«У нас бывали случаи с переломами. Например, у женщины был очень серьезный перелом ноги. Хирурга нет. Санрейс из-за этого не закажешь – не полетят. Дождались пассажирского рейса. Довезли женщину до самолета, погрузили. И уже в Дудинке (в районном центре) она своим ходом как-то добиралась до хирурга», – вспоминает Роберт Прасценис.
«Север притягивает людей»
Роберт Прасценис родился в Каунасе, в Литовской ССР. В училище познакомился с диксончанкой, которая стала его женой. Марина Прасценис и «открыла» для Роберта Диксон.
В 70–80-е годы люди стремились сюда попасть, в первую очередь, из-за высоких зарплат и хорошего снабжения, говорит Роберт.
«Я работал на переднем крае освоения севера – в котельной. Был электриком, начальником котельной. Одним словом, давали людям тепло. Тогда жить и работать здесь было престижно. Мы гордились тем, что с Диксона. Если на материке кому-нибудь скажешь, откуда ты – люди завидовали», – вспоминает Прасценис. Он говорит, на полярников тогда смотрели совсем по-другому: все знали тогда, что Диксон – это столица Арктики.
«Была государственная программа освоения Заполярья. Здесь была прекрасная больница. Только стоматологических кабинетов было три. Работал хирург высокой квалификации. Здесь делали сложнейшие операции».
Приезжали в поселок в основном по контракту на три года, но многие в итоге оставались.
Роберт Прасценис признается, что сам пытался уехать с Диксона: нашел работу в Москве, в «солидной организации начальником снабжения». Но через два года все бросил и вернулся.
«Север притягивает. Никто не может толком объяснить, что это за притяжение такое. Когда дует пурга, мне нравится гулять по улице. Знаешь ведь, что стихия сильнее тебя, но когда ты ее преодолеваешь, сам себя начинаешь уважать. Трудности притягивают людей», – рассуждает Прасценис.
Сегодня он возглавляет местный совет депутатов. Собирает исторические сведения об освоении Арктики, о жизни в Заполярье и мечтает разработать туристические маршруты по местам, связанным с развитием Северного морского пути.
«Освоение Арктики – одна из величайших страниц в истории нашей страны. Но о ней мало кто сегодня знает. В современных школьных учебниках об этом вообще ничего нет. А ведь мы могли бы гордиться достижениями нашей страны в Заполярье».
Похороны на Диксоне
Еще одна проблема в этих краях – похороны. По закону нельзя похоронить усопшего, пока причину смерти не исследует патологоанатом. Надо ждать, пока он прилетит. Поэтому нередко на севере покойники просто лежат в холодных сараях.
Нина Бетту, представитель народа эвенки, житель отдаленного поселка Хантайское Озеро:
– По нашим обычаям, покойник не должен долго лежать в доме. Понимаете? Если ты долго не предаешь тело земле, покойник следующего зовет за собой. Род начинает вымирать. Люди ждут, ходят в администрацию, созваниваются. Но потом люди устают ждать и хоронят.
А с другой стороны, судмедэксперта тоже надо понять, говорит Нина Бетту.
«Вот у нас был такой случай, и смех и грех. Полетел судмедэксперт в Усть-Авам. Его высадили и на обратном пути должны были заехать. Но по погодным условиям вертолет вернулся назад, не залетая в Усть-Авам. Пурга была страшная. И вот представляете, человек прилетел на полчаса, ничего с собой не взял – ни зубную щетку, ни сменное белье, а задержался на неделю».
Дети Диксона
В Диксоне, на материковой части, есть детский сад и средняя школа. Вот только детей год от года остается все меньше и меньше.
Всего в диксонской средней школе сегодня 36 учеников: с 1-го по 11-й класс.
Мария Васильевна Конищева, преподаватель художественного отделения, говорит, что северные дети – особенные. «Они более скромные. Более чувствительные к ярким цветам. У нас здесь преобладают холодные голубые, зеленоватые цвета. Наши дети редко видят осень, раннюю весну. Один из наших выпускников поступил в вуз, выехал на материк и писал оттуда маме: «Я наконец-то увидел осень. Здесь такие яркие оранжевые, красные цвета. Я никогда не видел столько ярких красок».
Единственная восьмиклассница Настя Красильникова хочет, чтобы в поселке появился хотя бы еще один ее ровесник: скучно сидеть одной в классе на занятиях.
Ученики Вадим Клестов и Александр Хомяченко остаться жить здесь не планируют, но на вопрос, гордятся ли своим происхождением, смеясь отвечают: «Конечно, всего триста человек диксончан в мире осталось».
Учитель истории Альберт Менгажем говорит, что, наверное, и сам бы не советовал ребятам оставаться в Диксоне.
«Человек живет надеждой на улучшения, на нужность: что он нужен своей стране, нужен своему поселку. А если ребенок видит, поселок умирает, медленно, вялотекуще, но умирает. И нет никакой надежды, что ты вернешься – и будет лучше, и ты будешь нужен. Самое главное – на севере потерялась надежда».
Альберт Менгажев рассказывает, что Арктику начали осваивать, потому что была стратегия освоения севера людьми, чтобы люди здесь жили постоянно. «Не так, как в Канаде, например, где вахтовым методом осваивают природные ресурсы. А мы осваивали человеком. Люди здесь жили, терпя лишения. Из года в год, из поколения в поколение, действительно, адаптировались к этим условиям. И становились такими профессионалами по выживанию в Арктике», – говорит историк.
Он считает, что идея поселить человека в Арктике утопична. Прежде всего, потому что неэкономична, убыточна. «Но это великая идея. Может быть, это идея будущего. Но в ближайшие 50–100 лет такой идеи больше не появится».
Заложники севера
«Арктика России не нужна! – почти кричит глава Диксона Павел Краус на собрании жителей поселка. Потом чуть-чуть остывает и добавляет: – Диксон стоит в программе развития после двадцатого года, никто от нас не отказывается».
Это собрание, прошедшее в мае, растянулось на два часа. Люди все пытались выяснить: когда в поселке будет нормальная жизнь – медицинская помощь, продукты, дороги, детские площадки, «коммуналка», транспорт. И почему вместо всего этого в Диксоне оказывается проще воплотить сомнительные многомиллиардные проекты.
«Здесь у половины жителей было по два высших образования»
Диксон, самый северный в мире населенный пункт из расположенных на материке, в 2015 году отметил столетие. Находится он на западной оконечности полуострова Таймыр и – практически буквально – на краю света и вдали от всех: до райцентра Дудинки – 650 км по воде, до Норильска воздухом – 526, до Хатанги – 750. До краевого центра, Красноярска – две с половиной тысячи километров.
Больше всего жителей в Диксоне было в середине 1980-х – около 5 тысяч человек. Сейчас вряд ли наберется и 500 – и это с учетом тех, кто работает здесь временно, военных, например. Местных осталось чуть больше 300 человек.
У поселка с совсем небольшим населением – богатая история. В 1915 году здесь открылась одна из первых российских арктических радиостанций. День, когда с нее был подан первый сигнал, 7 сентября, и принято считать днем основания Диксона.
Поселок – единственный воевавший во время Великой Отечественной войны в Красноярском крае – имеет звание «Населенного пункта воинской доблести»: в 1942 году возле Диксона провалилась операция гитлеровского флота по уничтожению советских ледоколов.
Метеостанции, обсерватории, мощный морской порт и хороший аэропорт, военные и научные объекты – все это было в Диксоне. «Диксон считался самым образованным поселком в СССР: здесь у половины жителей было по два высших образования – это была элита страны. Практически все выпускники местной школы, одной из самых северных в мире, поступали в вузы, – рассказывает диксончанин Юрий Ахломов. – Сейчас люди, которые все еще живут в Диксоне, – бывшие сотрудники тех предприятий, которые в большинстве своем уничтожены».
– Мне по работе приходится летать по близлежащим островам, поселкам. Арктика пуста. Это все вранье, когда говорят, что Арктика осваивается, что сюда приезжают люди. Есть военные объекты, о них говорить не будем. Но это все. Из 50 метеостанций, относящихся к Диксонской метеообсерватории, осталось четыре или пять, а самой обсерватории больше нет. То, как живут люди в поселке, – это просто позор, – говорит Юрий Ахломов.
Коммуникации в домах здесь изношены на 90%, сами дома заваливаются. Порывы труб, когда кипяток хлещет по улицам, – обычное дело.
– Канализация в поселке сейчас ни у кого на балансе не находится, денег, чтобы содержать ее, нет. Поэтому каждую зиму, которая у нас длится 9 месяцев, в Диксоне образуются огромные ледяные поля из… ну, характерного цвета, в общем, – рассказывает Ахломов. – А что касается ремонта теплотрасс, мэр нам недавно сообщил, что деньги ежегодно выделяют на ремонт от силы 100 метров труб. А у нас их больше двух километров. Аварийный резервуар не работает. Питьевой водоем загажен, туда мусор летит, дамбу на озере вот-вот прорвет. Установка по очистке воды была у нас поставлена по президентской программе – но она не работает, забивается постоянно. Дороги убитые. В Диксоне власти придумали, как их «благоустроить»: засыпали угольным шлаком. И на детской площадке из шлака с местной котельной покрытие сделали: играйте, ребятишки.
Когда-то здесь была довольно большая больница, а сейчас остался один врач-терапевт и одно койко-место. Лаборатории в больнице нет – даже элементарные анализы сделать нельзя. Аппарата УЗИ нет. Есть рентген, но нет рентгенолога. Поэтому единственное, что может сделать врач в сложных случаях, – это позвонить в райбольницу в Дудинку и посоветоваться с коллегами: чем может болеть пациент. В экстренных случаях больных доставляют в Дудинку санрейсами. Но на северах нелетная погода не редкость, поэтому гарантий, что самолет или вертолет доберутся хотя бы в одну сторону, нет.
– После этой «оптимизации» здравоохранения все поселки – наш, Караул, Носок – прикрепили к дудинской больнице. Но если из Носка и Караула зимой можно туда по зимнику добраться, то от нас – только воздухом, а это больше полутысячи километров, – рассказывает житель Диксона Александр Анисимов. – В Дудинку летают и рожать, и лечиться, и зубы драть. Рожениц, ладно, на санрейсах доставляют. А зубы – дело другое. Тут уж за свой счет. 14 тысяч билет в одну сторону, 14 – в другую, да там надо где-то остановиться. Вот и получается, что выдернуть зуб тысяч под сорок выйдет.
Лечиться на Диксоне негде, а умрешь, так родные замучаются с похоронами. Такая ситуация сейчас во многих северных районах страны. Без медицинского заключения хоронить нельзя, а судмедэкспертов на Диксоне нет. Перевезти покойного в райцентр, а потом обратно – проблема.
– Мне самому однажды пришлось в этом участвовать: своими руками я переносил умершего товарища в ледник, в котором он, пока был жив, хранил рыбу и мясо. До разрешения проблемы, так сказать, – рассказывает Юрий Ахломов.
А еще на Диксоне нет налоговой – чтобы разобраться со своими начислениями и долгами, люди тоже вынуждены ездить в Дудинку. Нет отделения Пенсионного фонда. Нет ЗАГСа. Нет СЭС – и потому иной раз в магазинах продаются продукты, просроченные в четыре раза. Кстати, цены на продукты в северном поселке зашкаливают: пакет молока – 300 рублей, картошка за кило – 300, помидоры зимой и до 700 за кило доходят. При этом огромные северные заработки на деле оказываются мифом.
– Вот говорят, что северные зарплаты большие. А на самом деле тут все просто на три-четыре ставки работают, – рассказывает Александр Анисимов. – Санитарки в больнице 18 тысяч получают, если кто-то 30–40 на двух работах – уже считается хорошо.
Пару лет назад в поселок прилетал бывший губернатор Красноярского края Толоконский. Часа два здесь пробыл и уехал, даже с людьми не поговорил. Зато, рассказывают местные, заявил: с такими деньгами, которые на вас тратятся, мне проще весь Диксон на Рублевку переселить. Речь шла о бюджете арктического поселка – 80 млн рублей в год.
Речь идет о финансировании проектов, которые активно обсуждаются в последнее время и стоимость которых перевалила за миллиард. Первый – «по очистке Арктики». Но не от мусора, который летит в водоем с питьевой водой, не от бочек с остатками ГСМ, потихоньку стекающими в море, не от угольного шлака на улицах. Не от последствий «деятельности» компании «ВостокУголь», которую уже оштрафовали на тот же миллиард за ущерб экологии и незаконную добычу. И не от строительства угольного терминала на территории Большого арктического заповедника.
Огромную сумму планируется потратить на снос старых зданий, история которых – это история Диксона. Здесь и первая радиостанция, которой 103 года, и вполне крепкие, красивые, построенные в середине прошлого столетия дома, и производственные здания. Сносить собирались и лодочную станцию, благодаря которой живет Диксон: рыбным промыслом люди в этих местах занимались и тогда, когда поселка еще не было. «Очистка Арктики» обернется уничтожением Арктики, говорят местные.
– При этом предполагается, что к «уборке Арктики» будут привлекать студентов-волонтеров из Красноярска. Только на авиабилеты для них уйдет порядка 15 млн рублей, – рассказывает Юрий Ахломов. – Раньше, вообще-то, этим местные школьники вполне успешно занимались, безо всяких там миллионов. Нет, все понятно: когда неизвестно, на что выделяются огромные деньги, украсть их легко. Бог с ним, пусть даже так. Но почему это делается за счет поселка, в котором жили мои деды и родители, в котором живу я? Почему я свою родину должен отдавать на откуп кому-то?
– Я думаю, просто никому не нужно, чтобы люди жили здесь. Государству выгоднее построить в этих местах городок для вахтовиков, а постоянное население отправить отсюда побыстрее, – считает Александр Анисимов. – Нас пока в поселке держат, чтобы обозначить, что здесь российская территория. Как таковые мы не нужны.
И вот на этом фоне в Диксоне планируется еще один дорогой проект – строительство набережной. И именно с него, а вовсе не с решения других проблем, должна начаться подготовка поселка к его 110-летию.
– Набережная на 74-м градусе северной широты. На фоне лопнувшей канализации и мусора в питьевом озере. В местах, где мы в июне на снегоходах ездим. Для 300 жителей, – говорит Юрий Ахломов. – У нас люди говорят: если в Диксоне начнут строить набережную, значит, в стране точно полный п…ц наступил. Потому что это безумие.
Люди писали обращения с требованиями отмены сноса старых зданий и лодочной станции местным властям, в администрацию президента. Подписи под ними поставил почти весь поселок. Но из администрации президента обращения все равно возвращаются на районный и городской уровень.
Почему они не уезжают?
Это, наверное, самый частый вопрос, который задают о тех, кто живет в таких местах, как Диксон. Есть ведь субсидии по переселению с севера на юг – так зачем жить в суровом климате, тем более в таких условиях?
– Чтобы этой программой воспользоваться, нужен стаж работы на севере не меньше 15 лет. Я, например, под нее не попадаю – школу окончил в 2003 году, потом в вузе учился. А кроме того, сертификат дают всего на 1,1 миллиона рублей. Плюс, если переезжает семья, положены еще какие-то выплаты на каждого члена семьи. Вряд ли можно за миллион в Красноярске купить жилье, – говорит Юрий Ахломов.
– Если бы у людей была возможность уехать, они бы все уехали, – считает Александр Анисимов. – Но очередь на субсидии раньше была только по Диксону, а сейчас в нее объединили все поселки. У меня знакомый в 2007 году был в очереди 60-м, а сейчас – двухтысячный. А ему уже 52 года. Не знаю, когда дождется…
. У поселка Диксон две части – материковая и островная, между ними 1,5-километровый пролив. Все жители поселка сейчас на материке. А на острове – только Юрий Абайдуллин и его жена. Эту часть поселка закрыли в 2009 году. Закрыли – значит признали, что людей здесь больше нет. Дома, административные и технические здания с тех пор официально ничьи. Снабжать поселок продуктами, топливом, «коммуналкой» тоже не надо, раз там никто не живет.
Юрий Абайдуллин из закрывшейся части поселка переезжать отказался. В 2009-м, когда стало известно, что островную часть Диксона закроют, там еще оставалось человек сто – пара домов на улице Папанина. Потом на материковый Диксон перебрались и они. А Юрий вместе с женой и безработным парнем Пашей, которого Абайдуллины наняли помогать, начали строить дом. Семья в нем живет до сих пор.
– Ну а что, стройматериалов хватило – вон тут сколько домов бесхозных. В дом поставили печку – топим ее сейчас дровами или углем. По электричеству – я напрямую, без всяких коммунальщиков-посредников, заключил договор с энергетиками, так что свет есть, – рассказывает Юрий Абайдуллин. – Это вы еще не знаете, где я воду беру! – многозначительно продолжает он. Но где – не говорит.
В 2014 году на острове оборудовали станцию Гидромета. Сейчас Юрий работает там, семье предлагали перебраться в общежитие, где живут приезжие сотрудники. Но Абайдуллины отказались: «Одно дело – общага, другое – свой дом».
С семьей живут две собаки – Яна и Тиша. В апреле они спасли своего хозяина от белого медведя, забредшего в бывший поселок.
– Если бы они его не отогнали – мне хана. Они у меня оба натасканы на медведя. Раньше была у меня собака – как сын мне. Я ее в четырнадцатом году похоронил, как человека. А вскоре ко мне пришел желтенький песик, стал по пятам за мной ходить, прижился. Это и был Тишка. Сам выбрал меня. Вот он мастер с медведями воевать. А потом он и Яну научил, – рассказывает Абайдуллин.
На материковую часть поселка семья выбирается только за самым необходимым. Но даже с самым необходимым из-за высоких цен особо не разгуляешься. Абайдуллин получает на станции Гидромета 30 тысяч рублей (это на две ставки), плюс подрабатывает в аэропорту. Тяжело. Но уезжать с севера он не собирается.
– Это сложно объяснить, – говорит Юрий. – Я здесь остался после армии. Сам я из Новосибирской области. Служил сначала в Норильске, а потом нас вдвоем с армейским другом в Диксон перевели. Когда мы в увольнение в Норильске ходили, я про норильчан думал: «Замороженные какие-то». А тут нам все улыбаются, здороваются, печеньем каким-то прямо на улице угощают – просто потому что мы солдатики. За мной здешний механик тогда понаблюдал и говорит: «Ну все, сейчас втянешься – останешься на севере». А мне тогда об этом даже дико было подумать: я и север! Но в итоге так и вышло, после дембеля я остался в Диксоне. А это уже двадцать лет. Пока на острове люди жили – мы были как одна семья. Я мог к соседу в любое время зайти и попросить: займи мне, допустим, сто тысяч. И он бы дал, даже не спросив, когда отдам. Ну и я ему так же. Все помогали друг другу. Я мог на работу на сутки уйти, дверь не запереть и точно знать, что дома увижу все таким, как было. Я своей настоящей родиной Диксон считаю.
Но потом Юрий называет и еще одну причину, почему он не перебирается на большую землю: ехать некуда.
– Я несколько раз ездил родителей проведать в свою деревню в Новосибирскую область. Честно сказать, был в шоке. Как говорится – вроде немцы не заходили, а война была. Все разрушено, все запущено. В конце 90-х там было три фермы на тысячу коров, сейчас вряд ли и сто голов осталось. Молодые уезжают в город – делать в селе нечего. Думаю, что и везде так. А в больших городах я после Диксона жить боюсь. Это ведь надо приспособиться, работу нужную там иметь, свою квартиру, – рассуждает Юрий.
Власти, что федеральные, что местные, он при этом не критикует, по крайней мере вслух. Но будущее Диксона, откуда не хочет уезжать, видит вполне четко:
– Да закроют его, как наш остров закрыли. Здесь люди не нужны. Очистят север от нас.
«Надежда умирает последней, а мы не собираемся»
Анатолий Бухта на Диксоне с 1981 года, приехал сюда по распределению после Ленинградского арктического училища. Затем окончил Российский гидрометеорологичекий университет, а после – Санкт-Петербургскую академию управления и экономики. Так что Анатолий Иванович как раз из той самой половины диксончан, у которых два высших образования. Бухта работал начальником гидрометеостанции, сейчас ему 58, он на пенсии. Пенсия – 21 тысяча. Говорит, хватает. В крайнем случае, можно и кашкой питаться, раз продукты дорогие. Уезжать не собирается. Чем заняться – находит. Было время, строил на острове церковь своими руками. Церковь сгорела. Сейчас он разводит арктический ботанический сад.
– Мне нравится жить на Диксоне. Как говорится, времена не выбирают – надо вокруг себя обустраивать жизнь. Мне лично есть чем заняться, у меня свой сад, – говорит Анатолий Бухта. – А проблемы, недостатки, рвачи – они везде существуют. Мое мнение – Диксон выстоял. Был плохой период, в 90-е: все, что было у нас, стало никому не нужно. А сейчас все наладится. Только надо самим что-то делать. Захочешь применения силам – найдешь. Но я что-то тут стахановцев не вижу, как и Павлов Корчагиных. Браконьерят тут многие – это да. И выпивают – для молодежи это единственный досуг. А вот на что жалуются – не знаю. Вон, в соседних малых поселках – в них правда нечего делать. Там люди загибались, всех собак переели. Ну, дали им денег на переезд – чтобы до большого города доехали и там бомжами стали. А раз к нам сейчас приходят предприятия – значит, будет и развитие, лишь бы экологию не нарушали.
К местным властям, то есть к администрации Диксона, у Бухты претензий нет. Государственная поддержка, дотации из федерального центра – это дело другое, говорит он, эти деньги правительство обязательно должно выделять северянам.
– Я сам был руководителем, знаю, что всех проблем, какие есть, ты не решишь, хоть разбейся. Местные власти решают то, что могут решить, – говорит он. – Ну и людям самим шевелиться надо. Вот бочки с остатками ГСМ у моря – чтобы их убрать, не нужны ни миллиарды, ни волонтеры. Надо просто местным один раз нормально заплатить – и за сезон проблема решится. Ну, или субботник устроить. Вон, стоят пустые дома у нас в поселке – в них горы мусора. Его власти, что ли, туда набросали? Почему бы и самим его не убрать?
После общения с Павлом Краусом, главой Диксона, критиковать местные власти действительно не хочется. Краус говорит о поселке так, что понимаешь: тема для него больная. И еще чувствуется усталость, возможно, даже некоторая ожесточенность человека, которому приходится «воевать» и с начальниками, и со своими же жителями.
– Они думают, что у меня тут под столом печатный станок стоит, я деньги печатаю и всем раздаю. Ну да, конечно! У меня весь бюджет, 80 миллионов, до копейки расписан. В прошлом году удалось немного заработать на аренде земли – по закону пришлось 50 на 50 с районом поделиться. Все говорят про возрождение Диксона, а хоть бы копейку денег дали, – говорит Павел Краус. – Вот у меня человек умер в пятницу – сегодня вторник, я не могу его вывезти, а тут медэксперта нет. И цинка нету. И досок. И яму не выкопать – я на кладбище был, там все еще мерзлое. А человека-то хоронить надо. Я вот три года прошу компрессор – дайте, мы им хоть как-нибудь, пусть за два дня, выдолбим эту яму. И мне три года его из всех бюджетов вычеркивают. А жители пишут бумаги: сделайте на кладбище теплый туалет. Я там могилу не могу выкопать, а они мне про теплый туалет. Больные, что ли? Или на материке живут? У меня тут всех предприятий – больница, школа да пожарная часть, все на бюджете сидят, а не деньги приносят.
Про миллиардные мегапроекты по «очистке Арктики» и строительству набережной Павел Андреевич отзывается сдержанно: пока это разговоры, еще ни денег нет, ни документов. А когда речь заходит о будущем Диксона, сдержанность снова теряет.
– Если не нужен поселок – давайте переселим людей и забудем про него. Ведь сюда сейчас никакой Северный морской путь не заходит, ничего. Это в советское время все работало, порт пахал круглосуточно, до 40 морских судов стояло у нас в бухте. А сейчас ни одного, – говорит Краус. – И ни людей не вывезти, ни им ничего не завезти. Вся торговля у нас – два коммерсанта. Цены не регулируются: в Норильске пакет молока 80 рублей стоит, а у нас 300. Хочешь – можешь посмотреть на него. А главное, людям как отсюда летать? Вот нам поставили самолет два раза в неделю, а летает он один раз, в среду. А если непогода – так ни одного не полетит. Раньше-то еще хуже было – вообще непонятно как летал, пока я гендиректора той авиафирмы за шиворот не взял. Билеты, главное, продает, а летает как попало. И всё так – пока не тряхнешь как следует, толку нет.
Вообще, рассказывает Павел Краус, про ситуацию на Диксоне местная администрация «уже всем министрам понаписала». И отовсюду ответ: подождите, после 2020 года военные сюда зайдут, и все наладится. А до 2020-го что людям делать?
– Надо выживать как-то, 500 человек ведь здесь не бросишь, – говорит Краус. – Если будет финансирование, если будут работать аэропорт и морпорт, зайдут инвесторы, которые зарегистрируются здесь, в Диксоне, все будет нормально. Надежда умирает последней, а мы не собираемся.