для чего нужны дети с философской точки зрения
Зачем нужны дети
Всероссийский опрос, проведенный Исследовательским центром портала SuperJob по заказу «Русского репортера», показал, что среди граждан, уровень доходов которых принято обозначать как «средний» и « выше среднего», появилась мода на семейность и многодетность. Именно эти люди будут в ближайшие годы формировать общероссийские представления о «правильной» жизни.
Давно известно: рождаемость падает. Падает во всем мире, падает в европейских странах, падает в России. И в ближайшее время, говорят демографы и социологи, изменений к лучшему не предвидится. Но одно дело — общая статистика убыли населения, другое — само население со своим личным отношением к рождению детей, да и собственно к детям.
В последние два-три десятилетия существования СССР социальной нормой для горожан были один-два ребенка в семье. К многодетным семьям общество в целом относилось презрительно. После телерепортажей о матерях-героинях во дворах на лавочках судачили, мол, тут вкалываешь-вкалываешь, а эти нарожают вагон — и корми их. Расхожее выражение «дурное дело нехитрое» — это еще вполне благожелательный комментарий по поводу тех, кто насажал себе «семерых по лавкам». Творожными сырками в школе всех кормили за деньги, а «многодетных» — бесплатно. О детях, поедающих бесплатные завтраки, учителя на переменках шушукались, презрительно поджимая губы. Многодетность означала бедность, социальную неустроенность, выпрашивание государственных подачек. Родителей, имеющих больше двоих детей, считали, в лучшем случае, легкомысленными и недальновидными, а их детей рассматривали как потенциальных «неблагополучных». Знакомясь с многодетными родителями, чиновники из органов соцзащиты первым делом спрашивали, сколько «приводов» было у их чад.
Такое отношение к многодетности, считает доцент кафедры социологии семьи факультета социологии МГУ Елена Киселева, возникло потому, что, начиная с 50−х годов, то есть сразу после Второй мировой войны, ученые — демографы, социологи, экологи — неустанно говорили о том, что Земля на грани перенаселения. Эту точку зрения транслировала пресса, картины будущего апокалипсиса рисовали писатели-фантасты. Хотя в действительности рождаемость падала уже тогда. Небольшой и вполне понятный всплеск пришелся на послевоенное поколение, а потом кривая рождаемости снова устремилась вниз.
Но за десятилетия «борьбы с перенаселением» представление о счастливой семье с одним, максимум с двумя детишками — мальчиком и девочкой — в Европе успело прочно утвердиться. В мусульманских государствах — нет, там по-прежнему рожают много детей. Но и там, вопреки общему заблуждению, рождаемость тоже падает. В Пакистане на одну семью приходится 1,9 ребенка, говорит Киселева.
Ответ китайцам
Лед тронулся. Публикации о знаменитых и богатых многодетных мамах и папах стали появляться в глянцевых журналах. Пятеро — у президента «Атона» Евгения Юрьева, трое — у политика Ирины Хакамады, три дочери у зампреда правления Сбербанка Аллы Алешкиной.
Но респонденты нашего опроса, убежденные в том, что детей в семье должно быть двое, а лучше трое, ссылаются — кто бы мог подумать! — не на опыт известных соотечественников и не на собственные представления об идеальной семье, а на демографию. Для большинства опрошенных, согласившихся прокомментировать свои ответы, дети — это решение демографической проблемы, воспроизводство нации и наш ответ китайцам.
«Для сохранения генотипа и численности населения» — так объяснил свою позицию менеджер из Петербурга, проголосовавший за двоих детей в семье. «Наша нация вымирает. Всем семьям просто необходимы как минимум три ребенка, дабы не наступил демографический кризис!» — считает девятнадцатилетний оператор ПК из Норильска. «С какой стати позволять китайцам заселять землю?!» — восклицает женщина-дизайнер 22 лет из Чебоксар, считающая, что детей в нормальной семье должно быть трое. «Два — минимум, чтобы население не сокращалось, а чтобы росло, нужно три», — уверен инженер из Южно-Сахалинска.
Но они не вполне правы. Чтобы остановить падение рождаемости, даже трое детей — слишком мало. Для этого, говорят демографы, картина должна быть такой: семей с двумя и тремя детьми поровну, а семьи с одним ребенком должны уравновешиваться таким же количеством семей с четырьмя и более детьми.
Но это все разговоры, и только. Далеко не каждый респондент реализует свои высокие патриотические устремления на практике.
К тому же на пути воспроизводства населения немало препятствий. Ученые называют это «концепцией помех». Именно от нее отталкиваются государственные чиновники, выдумывая, как рублем стимулировать рождаемость. А она не стимулируется, потому что сами дети — «помеха».
Опрос SuperJob свидетельствует о том, что в целом желающих сначала достичь карьерных высот, а уж потом обзаводиться детьми оказалось несколько меньше (35%), чем тех, для кого на первом месте дети, а не карьера (40%). При этом более решительный настрой на семью демонстрируют вовсе не женщины, а мужчины. Оно и понятно: мужчине гораздо легче совмещать карьерный рост с продолжением рода, чем женщине. Если карьеру на первое место поставили 45% опрошенных женщин, то среди мужчин за карьеру оказалось всего 25%, а абсолютное большинство — 47% — считают, что сначала надо рожать детей. Но только две женщины среди нескольких десятков респондентов, оставивших по этому поводу комментарии, сказали, что карьера и дети — вещи несравнимые.
Интересно, что, говоря о карьере потенциальной матери, мужчины и женщины имеют в виду разные вещи. Мужчины склонны рассматривать карьеру как способ самореализации женщины: «Сначала надо рожать, а потом делать карьеру для себя» или «Это для женщины не обязательно» (карьера). Женщины же говорят о карьере как о способе обеспечить безбедное будущее своего ребенка.
Система ценностей, безусловно, меняется с возрастом. Так, для большинства мужчин и женщин в возрасте 30–39 лет приоритет детей перед карьерой неоспорим. Дети на первом месте для 48%, а карьера — только для 24%.
Возраст, или, как принято говорить, «биологические часы», — едва ли не более мощный регулятор поведения человека в сфере продолжения рода, чем соображения по поводу демографической политики. Рассуждая о лучшем возрасте для рождения первого ребенка, большинство респондентов назвали период от 19 до 29 лет — оптимальный с точки зрения здоровья как матери, так и будущего ребенка, а значит, и с точки зрения сохранения генофонда нации.
Иначе объясняют преимущества многодетности респонденты, у которых уже есть трое детей, или те, кто вырос в многодетных семьях. Психолог из Альметьевска (45−летняя женщина): «Потому что в моей семье их трое. Дети должны научиться любить ближнего, заботиться друг о друге». «Я росла в семье, где было трое детей. Это здорово!» — говорит сотрудница службы безопасности из Москвы (36 лет). «Трое детей — это очень хорошо. У меня три дочери», — сообщает бухгалтер из Москвы (44−летняя женщина).
Те, кто считает, что детей в семье должно быть много, объясняют свою позицию демографическими, медицинскими соображениями или личным опытом. Вот только о любви к детям в таком разговоре упоминать почему-то не принято.
Мама спит, она устала
«У нас не любят детей, их воспринимают как помеху, — говорит Елена Киселева. — Когда социологи задают вопрос в лоб: “Любите ли вы детей?”, “Нет” не ответит никто и никогда. Это — общественное табу. Детей принято любить. Но косвенные вопросы, направленные на то, чтобы выяснить отношение к детям, дают совсем иную картину». Оказывается, дети связаны для родителей, потенциальных или настоящих, с тратами, лишениями и опасностями.
В своем исследовании Киселева анализирует отечественную детскую литературу:
— У Чуковского и Маршака вы не найдете упоминания о детях как о «лишних людях», мешающих своим родителям. У классиков дети шалят, играют, но их существование никак не противопоставлено миру взрослых. А дальше — «Мама спит, она устала». Или мама с папой в кино, а сын скучает дома. Или вот, у Успенского, про девочку Веру и обезьянку Анфису. Появляется веселая обезьянка, и родители рады, что им не нужна «вторая девчонка». И, наконец, «вредный совет» Григория Остера: «Стой спокойно в уголке до старости своей».
Без демографии
У Ольги Резниковой трое детей: Олесе девять лет, Полине — пять, а Федору — год и два месяца. О демографии и медицине она как-то не думала. Как, впрочем, и о карьере. «Я всегда хотела реализовать себя именно как мама», — говорит Ольга.
Поначалу они с мужем Виталием планировали «нормальную» семью с двумя детишками. Выполнили план и стали думать о третьем. «Но опасались», — говорит Оля. Третий «сам пришел». Опасения оказались излишними.
Стоит признать, что нынешнее поколение женщин (как и два предыдущих) воспитывалось с прицелом на образование и карьеру, а не на семью и пеленки. Олю Резникову, по-видимому, воспитывали как-то иначе. Семья на первом месте и для ее мужа — бизнес-аналитика в крупной компании. Ольга знает, что в полвосьмого он придет с работы домой. Потому что время, предназначенное для семьи ему важнее карьерных вершин. С материальной точки зрения семья вполне благополучная. Есть деньги на отдых за границей, в подъезде сидит консьерж, перед домом охраняемая автостоянка.
Ольга закончила институт легкой промышленности и иногда, если есть немного времени, берет на дом заказы. Постоянно она последний раз работала в институтской библиотеке — еще до рождения старшей дочери. Потом ушла в семью.
Пока Ольга излагает свою жизненную концепцию, в коридоре с машинкой ползают двое младших — Федя и Полина. Родив третьего, Ольга и не подумала отдавать Полину в садик. Туда, кстати, не ходила и старшая дочь. Все воспитание с закаливанием — дело рук родителей.
— Мужа часто принимают за иностранца, — делится Ольга. — Он по выходным везде ходит с детьми.
Действительно, раз отец с тремя детьми — значит, иностранец. У нас такое демонстративное чадолюбие все еще не принято.
— Когда я носила ребенка в слинге, ко мне вечно подходили «доброжелатели» и делились своими опасениями, что ребенок задохнется, у него будет искривление позвоночника, вывих бедра. Даже появление на улице женщины с коляской провоцирует людей на какие-то замечания. Вообще, у нас принято детей воспитывать, особенно чужих, делать им замечания, бояться за них и окружающие предметы: как бы чего не вышло. К детству почему-то относятся не как к радости, а как к этапу повышенного травматизма.
Дети — это для многих страшно, — резюмирует Ольга.
От патриотических, медицинских и демографических соображений до реального жизненного выбора очень далеко. Рождение ребенка все еще связано со множеством страхов. И все-таки убежденность многих людей в том, что двое или трое детей — это правильно и хорошо, наверняка будет иметь последствия. Среди успешных соотечественников утвердилась мысль, что дети должны быть, а многодетные семьи не несут никакой социальной угрозы. Не исключено, что эти настроения активного класса станут в России общепринятой нормой. А это непременно скажется и на официальной статистике рождаемости.
Фото: Юрий Козырев для «РР»; VU/Fotolink; Кирилл Лагутко для «РР»
Ребенок в философском смысле: иметь или не иметь?
Ребенок в философском смысле: иметь или не иметь?
На сегодня это чрезвычайно актуальная вещь, потому что, казалось бы, еще 100 лет назад, и даже 50 лет назад вопрос «иметь или не иметь детей» в такой плоскости, как сейчас, никогда не стоял.
Так вот, в христианском контексте рождение детей превратилось в духовную задачу. Теперь важным стало не столько производство детей, в прямом смысле, как у язычников, это переросло в христианский долг. Впрочем, как и священный брак, когда две плоти становится одной в результате священного таинства венчания, мужчина и женщина образуют то, что называется домашней церковью. И эта церковь начинает плодоносить при чистом ложе. По христианской этике ложе считается чистым, если брачные отношения узаконены, лишены измен. Именно чистое ложе порождает православных младенцев, которых на сороковой день обычно крестят и, таким образом, пополняют церковь. С помощью брака и венчания, с помощью христианской семьи воспроизводится и пополняется наша церковь. Это тоже форма духовного, религиозного продолжения рода, конкретного рода христианских семей.
Итак, у нас звонок от Ольги. Здравствуйте.
Сергей Сергеевич: Тема чрезвычайно важная и необходимая для нашего государства, для русской национальности. Я вспоминаю выступления Маргарет Тэтчер, где она довольно сурово оценивала нашу национальность. В России приняли много нездоровых решений якобы для того, чтобы наша молодежь и наши женщины были уверены, что в будущем у них не будет провалов и провокаций, чтобы они смело шли на рождение. Наше правительство, особенно во главе с Ельциным, с Путиным эти вопросы вообще не решали, а если и затрагивали, то вскользь. Поэтому все и рушится, что должно расти.
Еще один звонок. Лев, пожалуйста.
Дети с точки зрения эзотерики
Дети с точки зрения эзотерики. Эта тема дано висит в моем поле, но только сегодня я нашла силы и вдохновение, чтобы о ней написать.
Однозначного ответа, как всегда, нет. Есть множество вариаций. Если есть кармический долг, то именно он вас сводит вместе. И тут уж надо смотреть, кем вы были друг другу в прошлых жизнях, и кто кому и что задолжал. Тут и родитель может урок проходить, и ребенок.
Но дети – это не всегда раздача долгов. Иногда это договоренность на уровне душ для получения необходимого опыта. Однако и в том, и в другом случае – дети наши учителя. Они отражают наши негармоничные аспекты, помогают разглядеть их и проработать?.
Детишки приходят в конкретную семью по резонансу. Это значит, что их кармическая данность совпадает с кармой конкретного рода и семьи. То есть задачи, которые надо проработать, очень схожи. И родители всегда даются именно такие, которые максимально обеспечат необходимые условия для их прохождения: сформируют необходимые блоки, загрузят важные программы, помогут получить травмирующий опыт?.
Все это в дальнейшем формирует нашу личность и ведет в инкарнационно заданном направлении. Именно поэтому нет смысла на родителей обижаться. Они — инструменты кармы, огонь, обжигающий глину?.
До 14 лет дети связаны с нами незримой пуповиной. Их личная карма пока не активна и они по сути плывут по волнам нашей. Но бывают и исключения, когда карма ребенка реализуется в раннем возрасте. Например, если практически с рождения есть серьезные функциональные повреждения. В большинстве же случаев, если дети болеют, если с ними происходит что-то негативное, надо посмотреть на себя и на взаимоотношения внутри семьи????.
Я сама прошла через очень серьезную болезнь младшей дочки и сложную ситуацию со старшей, поэтому знаю, о чем говорю. Все это было в первую очередь для меня, для моего развития. И не за что-то, а для чего-то. Крайне важно не уйти в чувство вины. Оно деструктивно и от него необходимо избавляться☝?.
После 14 лет у детей потихоньку начинают включаться личные кармические процессы и вовлекать их в событийные ряды для отработки каких-то моментов. Но еще никак нельзя сказать, что все, они сами по себе. На самом деле личная карма максимально включается только в районе 28 лет.
Вот вам яркий пример на тему воздействия на детей. Одна женщина умела очень хорошо работать с детскими травмами у взрослых людей, исцелять их. Постепенно она пришла к мысли исцелить подобную травму у своего маленького ребенка. В ответ он получил такую же травму, но более сильную. О чем это говорит?
Про аборты расскажу в следующих постах. Сюда уже не умещается.
Правильно ли заводить детей с философской точки зрения?
Заводить детей или нет — серьезный вопрос. Его можно считать философским, и звучит он, в каком-то смысле, довольно волнительно.
Многие люди хотят иметь детей. Но они могут задаться вопросом: этично ли приводить ребенка в этот испорченный мир, где он может столкнуться со злом и несправедливостью? Другие предпочитают не иметь детей. Такой выбор тоже скрывает в себе моральные противоречия: может быть, это эгоистично — воздержаться от продолжения рода? Не отказываются ли не-родители внести таким образом вклад в будущее человечества — формирование следующего поколения — то, что каждый из нас должен сделать, если есть возможность?
Хочется отмахнуться от подобных рассуждений, обосновывая тем, что иметь детей или нет — это личное дело каждого. Конечно, это больше никого не касается, черт возьми. Ни правительство, ни общество не должны вмешиваться. Этот вопрос находится в пределах «личного пространства», которое в либеральном обществе принято уважать и не осуждать.
Вполне справедливо. Но сам факт, что это личное дело, которое другие не вправе за нас решать, не означает, что не нужно затрагивать этическую сторону этого вопроса. Каждый из нас может спросить себя: что мне делать?Возможно, есть какие-то этические аспекты, достойные внимания, которые помогут нам разрешить эти чрезвычайно важные и сугубо личные вопросы? Если затеять такое «этическое расследование», ответы могут оказаться неожиданными.
Справедливо ли давать своему гипотетическому ребенку жизнь, в которой неизбежно будет много боли, страданий, лишений и душевных мук? В своем сочинении «К учению о страданиях мира» (1850), Артур Шопенгауэр задает вопрос:
Представим себе, что акт зарождения не сопровождался бы ни потребностью, ни похотью, а был бы делом чисто благоразумного размышления, мог ли тогда еще существовать человеческий род? Не был ли бы тогда всякий настолько сострадателен к грядущему поколению, что, скорее, избавил бы его от бремени существования или по крайней мере не принял бы на себя обязанности хладнокровно возлагать на него такую обузу?
Да, вы могли бы ожидать, что в жизни вашего ребенка будет счастье, довольство, радость и любовь. Но многие все равно углядели бы здесь асимметрию. Можно предположить, что важнее не причинять вреда людям, чем помогать им. Кто-то пойдет дальше и скажет, что у нас нет подлинно нравственной причины делать жизнь счастливой (это морально нейтральный выбор, скажут они), но по прежнему мы обязаны не приносить в жизнь большие несчастья. В таком случае, новая счастливая жизнь с моральной точки зрения нейтральна, а новая несчастная жизнь — негативна. Так как в любой жизни есть и радость, и горе (а следовательно, нейтральное и негативное), можно ли сделать вывод, что, как говорил южноафриканский философ Дэвид Бенатар, жизнь, в целом, ужасна?
Пока не стоит делать такие выводы. Вряд ли можно согласиться с тем, что счастливейшая жизнь, не лишенная неприятностей, является в целом плохой. Вероятно, в таких аргументах кроется ошибка. Возможно (как поясняется ниже), нам следует отказаться от асимметричного суждения счастья и горя, и признать этическую обоснованность того, чтобы делать жизнь ребенка счастливей.
Но если такой ответ кого-то не устроит, может быть, негативным следует считать не само несчастье, а тот случай, когда оно не компенсируется. Тогда как жизнь, в которой одни проблемы, неприемлема, как насчет жизни, где горестей меньше, чем радости? Даже если отрицать то, что счастье — это хороший повод создать новую жизнь, оно может быть морально значимым, опровергая или сводя на нет причины не создавать новую жизнь, суть которых — некомпенсированное страдание.
Таким образом, мы можем оправданно подвергать сомнению этическую значимость изречения «не навреди», когда речь идет о продолжении рода. Разумеется, в любой жизни будут грустные моменты. Но если вы рассчитываете подарить ребенку жизнь, которая в целом будет положительной — такую, что он сочтет ее достойной — тогда получается, что нет ничего плохого в том, чтобы познакомить его с миром.
Правильно ли не заводить детей? Папа Франциск, очевидно, считает, что неправильно, поскольку ранее в этом году он упрекнул пары, отказавшиеся от детей, в эгоизме, и заявил: «Общество корыстолюбивых людей, которые не желают окружать себя детьми и ставят себя выше любого груза, тревог и опасений — это слабое общество». Это категоричная позиция. Где скрывается четкая граница такого идеала? Стоит ли считать «эгоистичным» заводить только одного ребенка, когда можно двоих, или двоих, когда можно троих и т.д.? Разрешается ли взрослым иметь другие приоритеты в жизни, кроме того, чтобы «окружать [себя] детьми»? Все это кажется неразумным.
С другой стороны, счастливая жизнь действительно имеет ценность, и наша возможность создавать такую ценность, несомненно, имеет значение.
Прежде чем мы сможем корректно ответить на этот спорный вопрос и определить, в чем прав или неправ был Папа Франциск, попробуем теоретически обосновать, что подразумевалось в заявлении о том, что все люди должны заводить детей (если у них есть возможность).
Мы видим, как важно отличать мораль от первого лица и мораль от третьего лица: вопрос о том, что я должен делать, и о том, что другие могут ожидать или требовать от меня. Ваше решение может быть личным в том смысле, что оно должно быть закрыто от критики и любопытства третьих лиц, но оно также может подвергаться этическому анализу от первого лица, когда личность ищет моральный ориентир.
Второе отличие возникает в рамках личных мнений и касается жесткости морального вердикта. Предположим, я выяснил, какой вариант лучше с моральной точки зрения. Но, тем не менее, мог задаться вопросом: «Должен ли я это делать? Или же это просто нечто такое, что было бы неплохо сделать?» Например, я обязан спасти младенца от утопления в футе воды или воздержаться от убийства людей. Напротив, помочь старику перейти через дорогу — хороший поступок, но это не обязательно.
Если бы моральные вердикты, применяемые к решениям в вопросах деторождения, являлись лишь рекомендациями, а не строгими требованиями, это могло бы сделать их более приемлемыми. Прошло бы некоторое время — и чувство того, что любые нравственные рефлексии в этих вопросах неизбежно навязчивы и строги, пошло бы на спад. Некоторые философы, от Элизабет Энском до Аластора Норкросса, поднимали вопрос о том, есть ли вообще смысл в самой идее моральных требований(«И кто это требует?» — спросите вы). По сути, все, что мы можем — рассмотреть шкалу вариантов от «лучше» до «хуже». Казалось бы, бессмысленно рисовать линию на каком-то уровне шкалы и заявлять: «Вы должны быть как минимум здесь!»
С другой стороны, это часть нашего общего нравственного понимания, что некоторые действия неправильны в самом прямом смысле этого слова или что они нарушают стандарты приличия. Было бы весьма правильно почувствовать вину за то, что вы позволили малышу утонуть, тогда как могли ему помочь. Напротив, неспособность помочь старому человеку перейти улицу характеризует ваше поведение как не идеальное, но все еще нравственно приемлемое,не так ли?
В большинстве случаев кажется невероятно грубым думать, что люди должны испытывать чувство вины или стыда за «неправильное» решение о продолжении рода. Так что это вполне реальная причина считать, что большая часть моральных вердиктов в отношении деторождения примет менее строгую форму. Например, не иметь детей, будучи финансово необеспеченными — это нормально, но тем не менее, в решении их завести, будучи в такой же ситуации, нет ничего неправильного.
Важно признать различие. Если мы не сделаем это, наше отвращение к строгим нравственным требованиям в вопросах воспроизведения потомства могут привести к ложному выводу, что они не подлежат общей моральной оценке. Но поскольку некоторые варианты нравственно лучше, чем другие, оценка все еще остается значимой. Ведь мы, как моральные агенты, в общем заинтересованы в достойном поведении, а не только в избежании нравственной непристойности. Добродетель может быть или не быть наградой, но мы стремимся к чему-то большему, чем минимум.
Для примера давайте использовать слово «должен», чтобы показать, что вариант хорош с нравственной стороны (или рекомендован с этой точки зрения), и «обязан» для обозначения морального требования в прямом смысле этого слова. Теперь мы можем спросить: можем ли мы быть обязанными воспроизводить потомство? Могут быть надуманные случаи, когда мы представляем, будто такое обязательство есть — говорят, что от этого зависит будущее человечества. Но что насчет обычных обстоятельств?
Предположим, вы находитесь в идеальном положении для воспитания ребенка. Вы образованны, финансово обеспеченны, имеете большую социальную поддержку и так далее (я не имею в виду, что нехватка одного из этих пунктов обязательно предотвращает успешное развитие ребенка — они лишь увеличивают вероятность успеха). Кроме того, вы, например, обладаете любящим нравом и непременно будете заботиться о ребенке, какой бы он ни был. Тем не менее, оказывается, что вы амбивалентны в отношении перспективы рождения детей, так как есть множество других интересов и жизненных проектов, ценных для вас, которые с появлением ребенка будут ограничены (в некоторой степени).
При таком условии, если вы заведете ребенка, у него, вероятно, будет замечательная жизнь. Вроде бы все отлично: если что-то делает мир лучшим местом, это хорошо. Если вы попытаетесь представить две возможные вселенные и оцените, какая лучше с нравственной точки зрения, ваше суждение несомненно будет зависеть от того, в какой из них присутствует идеальный баланс счастливых, процветающих людей над несчастными или даже нейтральными.
Некоторые философы, которых мотивирует озабоченность свободой воспроизведения рода, отодвигают эту оценку. И если приносить счастливую жизнь — хорошо, тогда есть смысл полагать — совершенно абсурдно, — что женщинам в таком положении следует смириться и стать машиной для рождения детей, постоянно штампуя счастливых малышей для общего блага. Я согласен, что мы должны отказаться от этого абсурдного и нравственно отвратительного заключения, но я сомневаюсь, что отрицание ценности счастливой жизни — лучший для этого способ.
Мы можем совершить определенный прогресс, просто подмечая увиденные различия. (1) Даже если зачатие было бы необходимо, это не сделало законным его требование. (2) Даже если бы это было нужно для решения вопросов личной нравственности, то не могло бы оправдать критику от посторонних. (3) Даже если бы существовал нравственно идеальный вариант, это не значило бы, что человек обязан так делать.
Стоит тщательно обдумать последний пункт. Существует множество разных вещей, которые необходимо сделать с нравственной стороны, но это стоило бы такой большой личной жертвы, что никто не ждал бы этого (от других или от себя самого). Пожертвование половины вашего дохода наиболее рентабельным благотворительным организациям следуя советам Движения эффективного альтруизма, — поступок морально выдающийся. Очень немногие люди будут отрицать это, утверждая, что помощь людям в развивающихся странах не имеет смысла или что спасенные жизни не несут никакой ценности. Пока благотворительность является действительно эффективным средством оказания помощи другим людям (без учета компенсации), следует допускать, что поддерживать ее финансово — хороший поступок. Трудно найти морально более хороший способ потратить деньги. Тем не менее, учитывая, что это требует немалой личной жертвы, большинство людей решат, что такое альтруистичное поведение «выше и за пределами нашего служебного долга». Настаивать на том, что мы должны привносить самые неокрашенные эмоционально блага, жертвуя собственными жизненными проектами, — это слишком.
Это своего рода «ограничение требований» возможных моральных обязательств, кажется, становится лишь сильнее, когда дело доходит до этики продолжения рода. Одно дело — спросить, готовы ли мы отдать большую часть нашего заработка. Но гораздо более требовательно и навязчиво звучит вопрос о том, что в противном случае успешная женщина бросит всю свою жизнь, чтобы стать живым, дышащим заводом по производству детей. Даже если это и приведет к наиболее эмоционально неокрашенному благу (что в любом случае не очень вероятно — всегда могут быть какие-то более великие вещи, которых она может достичь), такая большая личная жертва — это слишком много для любого. Так, мы можем обоснованно отклонить обязательство продолжения рода на этой основе.
Проще говоря, мы можем признать, что рождение новых людей — хорошее дело, если не создавать нереальных обязательств. Даже если кто-то чувствует долг «заплатить заранее» и внести свой вклад в будущее человечества, есть огромное количество способов сделать это. Рождение детей — лишь один из них. Всякий раз, когда вы привносите свой вклад в общество или делаете что-то из-за доброты и беспокойства, то делаете небольшой акт добра и содействия цивилизации. Возможно даже большее долгосрочное воздействие, если вы готовы сделать целенаправленные благотворительные пожертвования, например, для сохранения детских жизней или смягчения рисков от глобальных катастроф.
Существует множество факторов, которые могут повлиять на разумный выбор относительно деторождения. Центральное место среди них занимает то, как вы к этому относитесь и каким образом перспектива рождения детей вписывается в ваш жизненный распорядок (если ребенок сделает вас несчастным, например, это очевидно сильный аргумент «против» — как ради вас, так и ради вашего потенциального и нежелательного ребенка!) Я утверждаю, что, в дополнение к этим очевидным личным причинам, существуют и четкие нравственные раз уж мы можем — через решение о воспроизведении рода и через многие другие — привнести в мир огромное количество пользы.
Автор: Ричард Чапел.
Оригинал: Aeon.