донна тартт маленький друг о чем книга
О чем эта книгаааа.
Эта фраза висела в файле с ненаписанной рецензией на “Маленького друга” Донны Тартт примерно неделю. Я пишу рецензию не потому, что стало понятнее, а потому, что надо уже, наконец, написать (и вычеркнуть эту задачу из своего bullet-журнальчика).
Честно скажу, я основательно подготовилась. Я прочитала несколько рецензий, в том числе и пост Анастасии Завозовой, переводчицы Тартт, чье мнение о книгах глубоко уважаю. Но это не приблизило меня к понимаю глубинного смысла этого романа, к ответу на один очень простой вопрос — зачем, черт возьми, он был написан.
Люди сажали сады, играли в карты, ходили в воскресную школу, отсылали коробки со старой одеждой в китайские миссионерские организации, а сами все это время торопились к рухнувшему мосту, к пропасти.
Младшая сестра, Гарриет, не была ни миленькой, ни хорошенькой. Гарриет была умной.
Книга начинается с События — все герои словно залиты светом, они переливаются глубинами своих личностей, хотя всего-то готовятся к семейному ужину. Что и говорить, Тартт умеет вешать в граммах. Всех этих людей вырывает с корнями гибель Робина — кто-то находит в себе силы и возвращается к жизни, а кто-то “уходит” вместе с ним, словно замирает в одном моменте. Гарриет этого не застала — она вырастает в последствиях трагедии, в окружении людей, которые больше не умеют любить и даже не помнят, как это делалось. Поиском убийцы Робина она пытается (хотя, кажется, не отдает себе в этом отчет) восстановить то утраченное, потерянное навсегда биение жизни в людях, которые её окружают, вытащить их из бесконечного уныния.
И в этом смысле это, конечно, роман о взрослении, точнее — о борьбе со взрослением, о страхе перед тем временем, когда придется стать кем-то другим. Но кем — Гарриет не знает, потому что некому её этому научить.
И вроде много чего в этом романе происходит — баптисты, мормоны, проповедники со змеями, змеи, змеи (очень много змей), наркоманы варят мет и выясняют отношения, бегают бедные дети третьестепенного персонажа, красные перчатки, кто-то умирает, похороны, бассейн, больницы, продавец машин, боже, сколько всего. Но всё это не ведет к единому смыслу — правды не существует, искать её бесполезно, жизнь не поддается объяснению, в ней нет фабулы, завязки и развязки, злодей в конце не наказан, морали нет.
Но Гарриет не единственный центральный герой в книге. Центра на самом деле два — с другой стороны на события смотрит Дэнни Рэтклифф, один из тех самых братьев-наркоманов. Его Гарриет нарекает убийцей Робина и с детским остервенением пытается ему отомстить — но с его позиции мы понимаем, что он просто запутавшийся парнишка, которого преследует странная злая девочка. Вы только представьте, как это на самом деле страшно.
На склизкой, грязной глинистой тропинке остались отпечатки детских ног, они были глубокие, да еще и разбегались в разные стороны – от одного этого рехнуться можно было, так мало того, чуть дальше – возле валявшейся на тропинке мертвой змеи – он нашел свою черно-белую фотографию. Свою фотографию!
Роман похож на большое лоскутное полотно, где все куски не очень хорошо подогнаны и собраны откуда пришлось, какие-то больше, чем нужно, какие-то едва проглядывают, и вместе их держит одна ниточка. Эта нить, конечно — убийство Робина, мрачная загадка его смерти, которая втянула в себя, словно черная дыра, жизнь его семьи.
До «Щегла». Донна Тартт и её возмутительно большой «Маленький друг»
Юлия Дудкина — директор отдела Возмутительно больших вещей и дипломированный литературный критик — делает то, что и должна делать, — пишет рецензию на возмутительно большую книгу. Ужасы взросления, чудеса фанфикшна и сюрприз в конце — чего ждать от старой, но в то же время как будто новой книги прославленной Донны Тартт. Этим текстом мы отмечаем открытие полки нашего самиздата на Bookmate — там мы рассказываем, какие книги НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ НЕЛЬЗЯ ЧИТАТЬ. Спасибо.
В уходящем 2015 году все следили за курсом рубля, проходили квесты «Клаустрофобии» и читали «Щегла» Донны Тартт, который в 2014 году получил Пулитцера. Я и сама, поддавшись моде, несколько дней подряд уходила пораньше с работы и со всех ног неслась домой, чтобы до поздней ночи, забыв о еде и неоплаченных счетах, читать эту книгу, пока глаза не начнут сами закрываться.
Но «Щегол» закончился — у кого-то раньше, у кого-то позже. Читатели стали возвращаться в реальный мир, ошалело моргая глазами, как люди, которые выходят из кинозала. Многим мучительно хотелось ещё Донны Тартт, и тогда пришлось признать очевидное: до «Щегла» она уже успела написать два таких же больших романа — «Тайная история» и «Маленький друг». Помню, примерно так же удивились мои одноклассники, когда, посмотрев нашумевшего «Властелина колец», узнали, что есть ещё и книга.
В общем, спасение было найдено. И, хотя «Иностранка» перевела «Маленького друга» еще в 2008 году, сегодня, придя в любой книжный, на полке с новинками можно обнаружить эту книгу, только уже от издательства Corpus. На обложке написано: «От автора романа «Щегол»», и может даже создаться обманчивое впечатление, будто бы «Щегол» был первым. На «Маленького друга», который на Западе был бестселлером ещё с момента выхода, наконец обратили внимание в России.
Но допустим на секунду, что вы его ещё не читали и пытаетесь решить, стоит ли. Прежде, чем вы купите или скачаете книгу, я бы посоветовала прочитать следующие вещи:
А также несколько абсолютно любых книг российского писателя Владислава Крапивина. Если после всего этого вас не начало тошнить от честных, смелых и чутких детей и подростков, пустоголовых и неискренних взрослых, ароматов всякой полыни и прочей травы, разбитых коленок и неловких подростковых любовей, то можно читать «Маленького друга».
Во всех этих книжках, если не считать Крапивина, есть нечто общее. Для начала хотя бы то, что они все американские. К Крапивину мы вернёмся позже, а пока разберёмся с остальными. Во всех в них одинаковые дети — они постоянно влипают в какие-то истории, мир взрослых кажется им лицемерным, и они отчаянно не хотят сами взрослеть. Когда появляется какая-то угроза, они замечают её куда раньше взрослых и начинают бороться, потому что взрослые толстокожие и ни во что не верят, а дети чисты и наивны и ещё способны увидеть то, что недоступно огрубевшим взрослым. Это типичный «американский ребёнок», до появления которого дети в литературе, как правило, были монстрами.
В Старом свете в Викторианскую эпоху детьми в основном занимались гувернантки и преподаватели, поэтому между мирами детей и родителей был очень большой разрыв — родители их не понимали и побаивались. Для них они были почти пришельцами, поэтому в книгах того времени дети ведут себя непредсказуемо и часто похожи на маленьких чудовищ, вспомнить хотя бы «Грозовой перевал». На фотографиях детей одевали, как маленьких взрослых, и какой-то специальной «детской» инфраструктуры почти не существовало. Когда готическая традиция достигла Америки, дети в книгах поначалу были такими же — например, Перл в «Алой букве» Готорна часто ведет себя так, словно в неё вселились бесы. Но именно в США зародилась культура «реального» ребёнка: появились яркие игрушки и специальная детская одежда. За неимением денег на гувернанток родители начали сами воспитывать своих детей и перестали их бояться. Постепенно ребёнок стал просто ребёнком, писатели заметили, что дети намного честнее и добрее взрослых, и теперь их уже превозносят как борцов с лицемерием и потребительством.
Теперь что касается Владислава Крапивина. Нарочно или нет, но он в точности перенял американскую манеру писать о детях. Все его герои — мечтательные юноши, которые хотят быть рыцарями или моряками. Иногда встречаются и девочки, но все они не достигли возраста полового созревания и, как и Гарриет у Донны Тартт, дружат с мальчиками и ведут себя, как они. А вот к более взрослым героиням у Крапивина отношение очень странное: девочки-подростки в его книгах — прыщавые и нескладные создания, которые постоянно глупо хихикают и страдают из-за того, что у них начались месячные (серьёзно!). Единственные девочки-подростки, которых писатель уважает, — это те, которые упорно не замечают своего взросления и дают подзатыльники друзьям-пацанам, когда те намекают им, что они стали выглядеть как-то по-другому. Если вы девочка-подросток и нечаянно читаете Крапивина, у вас тут же появляется отвращение к самой себе.
Так вот, удивительно, но Донна Тартт оказывается такой же женоненавистницей, как Крапивин. Её героине Гарриет двенадцать лет, и, попав в христианский детский лагерь, она впервые близко сталкивается с ровесницами. И её тут же начинает коробить, потому что те обсуждают какие-то мерзкие выделения, у них отовсюду растут волосы и они все как одна идиотки, влюблённые во всех мальчиков разом. Половое созревание выглядит омерзительно, и становится стыдно, что ты позволила ему тебя настичь. Конечно, в американской литературе ребёнок, взрослея, традиционно теряет былую чистоту, вступает в мир взрослых и становится таким же, как они. Например, героиня «Шума и ярости» Фолкнера утрачивает связь со своим умственно-отсталым и почти святым братом и становится обычной несчастной шлюхой. Но в нынешний век феминизма и толерантности видеть такое отвращение к женской природе всё-таки немного странно.
Может показаться, что в книге «Маленький друг» Донны Тартт плохо абсолютно всё. Из этой истории могла бы получиться отличная социальная драма: родственники, убитые горем из-за смерти одного ребенка, не обращают внимания на других, и те начинают бесконтрольно творить страшные вещи. Лучший друг героини — её ровесник — оказывается избалованным мальчишкой, который сам не понимает, что он делает, и считает, что он пуп земли и ему всё позволено, а став звездой школы, забывает про вчерашнюю подругу и начинает над ней смеяться. Но читатель уже обманут детективной завязкой и ждёт, когда же будет расследование, он может просто проглядеть эту драму.
В общем, читать книгу вовсе не обязательно, вы всё это уже видели. Но, если всё-таки уже начали, то лучше дочитать до конца — там сюрприз. Буквально на последних страницах происходит что-то странное: автор как будто тянет за какую-то невидимую верёвку, и плоская картинка становится объёмной. Совы оказываются не тем, чем они кажутся, Донна Тартт всех разыграла и в конце как будто вдруг говорит: «Вот вы лохи», и становится понятно, что неудавшийся детектив — это не её ошибка, а отличный авторский ход. Всё, что мы до этого прочитали, вдруг обретает смысл. Придуманная правда не может быть настоящей, взросление неотвратимо и приходит с тяжёлым подростковым кризисом, а то, что кажется правильным и справедливым, имеет двойное дно. Опираться можно только на факты, а не на эфемерную справедливость. Только вот чтобы это понять, нужно продержаться до конца, а это — настоящее испытание.
О чем на самом деле роман Донны Тартт «Маленький друг»
Хорошим книгам редко везет с аннотациями, и чем лучше книга, тем сложнее отформатировать саму ее суть так, чтобы она влезла в положенные 5-7 строчек, с порога понравилась читателю и при этом не превратилась в стандартно-рвотное каково. («Эта книга о любви, о жизни и о том, каково это…» — примерно так лет пять-шесть назад начинался каждый второй присланный мне книжный пресс-релиз, а каждый первый на этом же и заканчивался.) Но «Маленькому другу» Тартт, как мне кажется, в этом отношении пришлось куда тяжелее, чем прочим хорошим книжкам. Ведь если пытаться описать в трех строках, что там вообще происходит в романе, придерживаясь видимых сюжетных опор, то несведущему читателю легко может примерещиться, что это детектив, ну или на худой конец бойкие приключеньица.
Убили мальчика, девочка расследует – у Тартт в принципе все романы можно описать по этакой схеме (Убили мальчика, мы и убили-с. Маму пришили и картинку сперли.), но это совершенно не значит, что эта схема будет правильной или хотя бы сколько-нибудь верной. И если «Тайную историю» еще можно как-то уложить в голове до whydunit’a, а «Щегла» с натугой свести к кэмповому диккенсовскому сюжету, то с «Маленьким другом» этот фокус не проходит совершенно. Здесь нет детектива, здесь нет сюжета в его традиционном жанрово-фабульном представлении, когда события укладываются в линию, чем-то напоминающую биение сердца на мониторе: актант что-то сделал, актанту что-то сделали – клиффхенгер – актант жестоко пожал плоды своих/чужих действий – клиффхенгер, бип, бип, бип.
И вот в таком мире вырастает девочка Гарриет. Ее отец – неприятный, вспыльчивый мужик, явный предшественник Ларри Декера – живет с любовницей в другом городе, поддерживая видимость семейной жизни исключительно ради престарелых родственниц. Ее мать десятый год сидит на транквилизаторах и, сказать по правде, умерла ровно в тот день, когда погиб ее старший сын. Старшая сестра, единственный свидетель произошедшей катастрофы, оказалась так этим травмирована, что провалилась в какую-то экзистенциальную топь, по большей части состоящую из снов и грез. Гарриет – живая, бойкая и очень любопытная девочка – по сути осталась одна на свете. Она никого не любит, потому что любить ей в общем-то и некого. Во всей книге у Гарриет есть два человека, к которым она чувствует неумелую, невыразимую, незнакомую ей любовь – их домработница Ида и ее старшая двоюродная бабка Либби, но дальнейшая, взрослая жизнь, уж простите за спойлер, заберет у нее и их.
Это, конечно, роман о смерти, но никак не о смерти Робина. Он о мучительном, бессюжетном умирании внутреннего ребенка, а это, может быть, и еще страшнее.
О чем на самом деле роман Донны Тартт «Маленький друг»
Хорошим книгам редко везет с аннотациями, и чем лучше книга, тем сложнее отформатировать саму ее суть так, чтобы она влезла в положенные 5-7 строчек, с порога понравилась читателю и при этом не превратилась в стандартно-рвотное каково. («Эта книга о любви, о жизни и о том, каково это…» — примерно так лет пять-шесть назад начинался каждый второй присланный мне книжный пресс-релиз, а каждый первый на этом же и заканчивался.) Но «Маленькому другу» Тартт, как мне кажется, в этом отношении пришлось куда тяжелее, чем прочим хорошим книжкам. Ведь если пытаться описать в трех строках, что там вообще происходит в романе, придерживаясь видимых сюжетных опор, то несведущему читателю легко может примерещиться, что это детектив, ну или на худой конец бойкие приключеньица.
Убили мальчика, девочка расследует – у Тартт в принципе все романы можно описать по этакой схеме (Убили мальчика, мы и убили-с. Маму пришили и картинку сперли.), но это совершенно не значит, что эта схема будет правильной или хотя бы сколько-нибудь верной. И если «Тайную историю» еще можно как-то уложить в голове до whydunit’a, а «Щегла» с натугой свести к кэмповому диккенсовскому сюжету, то с «Маленьким другом» этот фокус не проходит совершенно. Здесь нет детектива, здесь нет сюжета в его традиционном жанрово-фабульном представлении, когда события укладываются в линию, чем-то напоминающую биение сердца на мониторе: актант что-то сделал, актанту что-то сделали – клиффхенгер – актант жестоко пожал плоды своих/чужих действий – клиффхенгер, бип, бип, бип.
И вот в таком мире вырастает девочка Гарриет. Ее отец – неприятный, вспыльчивый мужик, явный предшественник Ларри Декера – живет с любовницей в другом городе, поддерживая видимость семейной жизни исключительно ради престарелых родственниц. Ее мать десятый год сидит на транквилизаторах и, сказать по правде, умерла ровно в тот день, когда погиб ее старший сын. Старшая сестра, единственный свидетель произошедшей катастрофы, оказалась так этим травмирована, что провалилась в какую-то экзистенциальную топь, по большей части состоящую из снов и грез. Гарриет – живая, бойкая и очень любопытная девочка – по сути осталась одна на свете. Она никого не любит, потому что любить ей в общем-то и некого. Во всей книге у Гарриет есть два человека, к которым она чувствует неумелую, невыразимую, незнакомую ей любовь – их домработница Ида и ее старшая двоюродная бабка Либби, но дальнейшая, взрослая жизнь, уж простите за спойлер, заберет у нее и их.
Это, конечно, роман о смерти, но никак не о смерти Робина. Он о мучительном, бессюжетном умирании внутреннего ребенка, а это, может быть, и еще страшнее.
Донна Тартт «Маленький друг»
«А Гарриет на прошлое Рождество отец подарил обиднейшую настольную игру для девочек, которая называлась “Кем быть?”. Игра была удивительно глупая – по идее она должна помогать с выбором карьеры, но хоть как ты в нее играй, а вариантов будущего она предлагала всего четыре: учительница, балерина, мать или медсестра.
Такое будущее, точнее, как его себе представлял учебник “Здоровье человека” (в математической прогрессии: свидания, карьера, свадьба, материнство), Гарриет не интересовало».
Я взялась за эту книгу только из-за главной героини. По приведенной цитате я поняла, что Гарриет должна быть нестандартной и интересной. Помню кучу восторгов и нескончаемые похвалы Донне Тартт некоторое время назад. Чем сильнее ее хвалили, тем больше я сомневалась. Если бы не цитата, то так и не решилась бы прочитать, скорее всего.
В какой-то степени мои опасения подтвердились. Мне не то чтобы не понравилось, но впечатления явно не такие, какие были у многочисленных поклонниц творчества Тартт. Ну нормальный роман, на раз хватит, но не более. И то благодаря личности Гарриет, а не мастерству писательницы или художественным достоинствам.
В центре повествования семья Клив, а точнее сестры, одна из которых мать матери главной героини. Когда-то они были богаты, проживали в поместье «Напасть», но потом обеднели и теперь переселились в жилье попроще. Но с воспоминаниями и некоторыми вещами сестры Клив никак не хотели расстаться. Поэтому постоянно разговаривали о том, что было когда-то. Такие застрявшие в прошлом люди. Лишь на одну тему стоял негласный запрет – обстоятельства смерти маленького Робина, брата главной героини. Двенадцать лет назад его обнаружили повешенным на дереве во дворе его собственного дома. Убийцу так и не нашли. Мать мальчика Шарлотта погрузилась в себя и перестала обращать внимание на кого бы то ни было. Сестры Робина – Эллисон и Гарриет остались предоставленными самим себе.
Гарриет росла любознательной и логичной. Ей захотелось узнать, что такого в Робине, что прошедшие года ничуть не убавили горя матери, а также установить личность убийцы. Она одна из семьи Кливов не желала жить прошлым или притворяться даже в мелочах, делать вид или изображать из себя что-либо. За эту особенность ее не слишком любили в семье. Всем была приятней Эллисон – послушная, милая и «правильная».
Сестры Клив все лицемерки и неприятные личности. Они мнят себя добропорядочными людьми, но на деле врут самим себе, постоянно вплетают во все библию и бога, полны стереотипов, глухи к чувствам близких. А еще расистки. Для того времени это естественно, но сейчас неприятно читать. Поначалу Эдит вроде бы можно было выделить как привлекательную личность, но потом она показала себя жестокой и нечуткой. Никто из них мне не понравился. И эту святошу Либби неизвестно за что можно любить. Сестры-то ценили ее жертвенность, но мне подобные героини никогда не были симпатичны.
Я получила удовольствие от сцен троллинга этих сестричек Гарриет:
– Как же ты не поймешь, милая, – говорила Тэт, – что, если пудинг тебе не нравится, лучше все равно его съесть, нежели обидеть хозяйку дома отказом?
– Но я не люблю пудинг.
– Знаю, что не любишь, Гарриет. Поэтому-то я привела этот пример.
– Пудинги – это отвратительно. Их все терпеть не могут. А если я ей скажу, что пудинг мне нравится, она так и будет мне его подкладывать.
– Да, милая, но смысл-то не в этом. А в том, что если кто-то ради тебя расстарался и что-то приготовил, съесть это будет проявлением хорошего тона, даже если тебе не хочется.
– В Библии сказано, что лгать – нехорошо.
– Это другое. Это ложь во благо, белая ложь. В Библии про другую ложь сказано.
– В Библии не сказано, черная ложь или белая. Там написано просто – ложь.
– Ну правда, Гарриет. Конечно, Иисус велел нам не лгать, но это же не значит, что нужно грубить хозяйке дома.
– Про хозяйку дома Иисус ничего не говорил. Он говорил, что ложь – это грех. Он говорил, что Сатана – лжец и князь лжецов.
– Но Иисус ведь еще говорил, “возлюби ближнего своего”, правда? – сымпровизировала Либби, перенимая эстафету у потерявшей дар речи Тэт. – Разве это не про хозяйку дома? Если она живет близко.
– Верно, – радостно подхватила Тэт. – Ну то есть, – поспешила заметить она, – не то чтобы твой ближний непременно должен близко от тебя жить. “Возлюби ближнего своего” означает, что нужно есть что дают и быть за это благодарной.
– Не понимаю, с чего это любить ближнего – значит говорить ему, что я люблю пудинг. Я же не люблю пудинг.
Я уже наметила кандидатуры на роль убийц – конечно, это кто-то из семьи Клив, по-другому никак. А писательница решила бросить эту линию в никуда, как и остальные линии.
Еще мне не понравились типичные для книг, претендующих на шедевры, отступления ни о чем. Их здесь многовато. Например, как солнце преломлялось в стеклянной вазочке Либби. Считается, что это очень художественно. А если ты пишешь только по делу и только то, что касается сюжета, тогда это «плохой литературный стиль». Мне же интересней, когда отступления минимальны, а природные и прочие описания отсутствуют.
Еще один минус – только Гарриет из женских персонажей живая, не законсервированная, интересующаяся окружающим миром. Остальные женщины стереотипные. А дружит Гарриет с мальчиком Хили, он ее товарищ по играм и разным проделкам. Почему? Почему нет ни одной девочки, похожей на Гарриет? Почему нельзя было сделать девочку подругой? Это была бы свежая нотка в литературе. А то опять подано так, будто Гарриет ошибка природы и таких женщин не бывает. Вот превратится она из подростка в девушку, тогда сразу станет «нормальной». Писательница намекнула, что все так и будет, начав отдалять Хили от Гарриет.
Я ставлю положительную оценку исключительно из-за Гарриет. Некоторые сцены с ней просто прекрасны.