Эксцентрическая, или бурлескная комедия, (англ. screwball comedy, буквально — «сумасбродная комедия») — поджанр кинокомедии, для которого свойственно быстрое развертывание действия в непредсказуемом и зачастую неправдоподобном направлении, сопровождаемое множеством сюжетных перипетий.
В эксцентрических комедиях мужчины часто переодеваются в женщин, персонажи принимают друг друга не за того, кем они являются, и эта путаница растёт как снежный ком с каждой сценой. Характерны фарсовые ситуации с оттенком буффонады. Многие комедии представляют собой переработку театральных фарсов (как, например, «Тётка Чарлея»).
К жанру эксцентрической комедии можно отнести многие фильмы Леонида Гайдая, Луи де Фюнеса, Пьера Ришара.
В классическом Голливуде
В англоязычной традиции под термином «эксцентрическая комедия» (screwball comedy) понимается специфическая разновидность кинокомедии, которая сформировалась в Голливуде в годы Великой депрессии и приобрела широкую популярность как средство уйти от бедственной повседневности. Разработали этот жанр режиссёры Фрэнк Капра («Это случилось однажды ночью», «С собой не унесёшь», «Мышьяк и старые кружева») и Говард Хоукс («Воспитание крошки», «Его девушка Пятница», «Двадцатый век»). В главных ролях, как правило, заняты Кэри Грант, Кэтрин Хепбёрн, Уильям Пауэлл, Кэрол Ломбард.
Действующими лицами «светских комедий» тридцатых были богатые наследники и «сливки» общества, фабула часто строилась на преодолении социальных и классовых барьеров («Мой слуга Годфри», «Леди Ева»). Стандартная ситуация: ненавидящие друг друга мужчина и женщина (иногда разведённые супруги) постепенно понимают, что любят друг друга и в конце фильма идут вместе под венец. Чтобы отвлечь внимание зрителя от неправдоподобности сюжетных ходов, диалоги произносились со скоростью пулемётных очередей.
Родственный вектор развития представляла из себя лирическая комедия Джорджа Кьюкора («Филадельфийская история») и Эрнста Любича («Неприятности в раю»). Лирическая комедия сдобрена элементами мелодрамы, упор делается на чувствах, персонажи не столь сумасбродны. В эксцентрической комедии, как правило, на первом плане не столько ухаживания, сколько юмор. Бурлескные герои ведут себя как дети, у них масса свободного времени, они вольны делать, что им заблагорассудится; чувство ответственности для них не существует.
В 1940-е гг. с наступлением эпохи нуара комедии в стиле Капры и Хоукса выходят из моды. В 1959 г. Билли Уайлдер подвёл черту под классическим периодом в истории жанра общепризнанным шедевром «В джазе только девушки». Более поздние фильмы, даже если они весьма эксцентричны (как, например, «Тутси»), относят к жанру screwball только в том случае, когда они сознательно ориентируются на образцы тридцатых (например, «В чём дело, док?» П. Богдановича и «Подручный Хадсакера» братьев Коэн).
В мире кино существует множество разных жанров, сегодня расскажем про один из них. Вы много раз смотрели эксцентрические (их еще называют бурлескными) комедии, но вряд ли знали, что они так называются! Давайте узнаем про них поподробнее
Эксцентрическими считают кинокомедии, где быстро разворачивается действие (в непредсказуемом и зачастую неправдоподобном направлении). А еще это действие сопровождается множеством сюжетных перипетий.
В таких комедиях: мужчины часто переодеваются в женщин персонажи принимают друг друга не за того, кем они являются путаница растёт как снежный ком с каждой сценой много фарсовых ситуаций с оттенком буффонады И так далее!
Лучше всего жанр эксцентрической комедии представляют многие фильмы Леонида Гайдая, Луи де Фюнеса и Пьера Ришара.
В Голливуде жанр зародился в годы Великой депрессии и приобрел широкую популярность как средство уйти от бедственной повседневности.
А в нашей стране первые комедии появились в 1920-е годы и поначалу были обычным способом поразвлечься. Никакой особенной идеологии, высмеивания чего-либо и острых конфликтов. Комедии снимались так, как будто в стране ничего не происходит.
Конечно, постепенно жанр комедии углублялся и разветвлялся, в комедиях появилась сатира, зародилась лирическая комедия, трагикомедия и – эксцентрическая комедия.
Эксцентрическая оказалась самой кассовой и популярной. Суперхитом в СССР (да и в наши дни!) были и остаются две известные киноленты Леонида Гайдая: «Бриллиантовая рука» и «Кавказская пленница, или Новые приключения Шурика».
Конечно же, Леонид Иович был не единственным мастером эксцентрической комедии. В 1995 году Владимир Меньшов снял «Ширли-мырли», где поучаствовало рекордное количество именитых актеров и актрис, сюжет абсурден с первого до последнего кадра, но фильм обрел всенародную любовь и был просто разобран на цитаты
В наши дни эксцентрическая комедия тоже не умерла. Не все опыты оказываются удачными, но некоторые радуют зрителей своей легкостью, юмором, абсурдом и буффонадой.
Киноальманах «Елки», фильмы по мотивам сериалов «Кухня» и «Полицейский с Рублевки», остросоциальный сериал «Чума!», снятый как пародия на ситуацию с коронавирусом, и многие другие ленты продолжают традицию эксцентрической кинокомедии.
Надеемся, так будет и дальше – мы всецело выступаем за развитие кино и любим все его жанры и поджанры.
В эксцентрических комедиях мужчины часто переодеваются в женщин, персонажи принимают друг друга не за того, кем они являются, и эта путаница растёт как снежный ком с каждой сценой. Характерны фарсовые ситуации с оттенком буффонады. Многие комедии представляют собой переработку театральных фарсов (как, например, «Тётка Чарлея»).
К жанру эксцентрической комедии можно отнести многие фильмы Леонида Гайдая, Луи де Фюнеса, Пьера Ришара.
Связанные понятия
Упоминания в литературе
Связанные понятия (продолжение)
По меньшей мере с 1920-х годов киноиндустрия США не только является крупнейшей в мире по цифрам выпускаемых фильмов и кассовых сборов, но и оказывает определяющее влияние на содержание и технологии мирового кинематографа, на экономические и культурные аспекты кинопроцесса.
Независимое кино — профессиональные художественные фильмы, которые производятся в значительной или полной мере вне системы основных киностудий. Помимо того, что такое кино в основном снимается и распространяется независимыми компаниями, независимые фильмы также могут производить и/или распространять дочерние структуры крупных киностудий. Независимые фильмы отличаются по своему содержанию, стилю и приемам, которые выбирают кинематографисты для художественной реализации.
«Комедия-драма» (англ. Comedy-drama, также часто называют термином «Драмеди») — современный поджанр трагикомедии, распространённый, в первую очередь, на телевидении. Формат относится к сериалам, которые тесно сочетают в себе комедию и драму.
Ко́декс Американской Ассоциации Кинокомпаний, также известный как кодекс Хе́йса (англ. Motion Pictures Production Code, Hays Code) — этический кодекс производства фильмов в Голливуде, принятый в 1930 году Ассоциацией производителей и прокатчиков фильмов (ныне Американская ассоциация кинокомпаний), ставший в 1934 году неофициальным действующим национальным стандартом нравственной цензуры кинематографа в США. Снимать фильмы не по кодексу было можно, но они не имели шанса быть выпущенными в прокат кинотеатров.
Приговор зрителей суров: «Комедия без ничего, комедия просто так».
Трогательная забота милиции о верзиле-алкоголике, осужденном на пятнадцать суток, комична: вместо наказания получается что-то вроде двухнедельной путевки на отдых. Парадоксальность подобной ситуации требовала для своего воплощения на экране столь же парадоксальных сатирических средств. Конечно же, в новелле «Напарник» много преувеличений в деталях, но мысль, положенная в основу комедии, верна, и она требует для своего воплощения острых, сатирических красок.
Достаточно проанализировать замысел двух остальных новелл «Операции «Ы». », чтобы убедиться, что и там присутствует единство взятой авторами сатирической цели и выбранных для ее поражения средств.
О достоинствах этой картины много и подробно уже писали, но дело не только в «Операции «Ы». » или другой аналогичной комедии.
Чтобы понять суть эксцентрического образа, мало обращения только к своему жизненному опыту, тут многого просто не сумеешь объяснить. Прочтешь у Свифта в «Приключениях Гулливера» о споре остроголовых с тупоголовыми и скажешь: ну, где автор встречал людей, которые бы враждовали из-за того, с какой стороны разбивать вареные яйца? Или у Салтыкова-Щедрина, в «Истории одного города», где голова градоначальника оказывается начиненной фаршем, это уж совсем вроде бы несуразно. Однако оба приведенных мною образа вошли в историю не этой своей «нелепостью», а точностью проникновения в самую суть высмеиваемых явлений.
В первое послевоенное десятилетие наши кинематографисты обходили стороной жанр эксцентрической комедии: сатира была не в чести, да и яркие художественные приемы тоже.
Однако долгое молчание кинематографа наконец было нарушено; и в «Карнавальной ночи» блеснула своими возможностями киноэксцентрика. В этой же картине была создана яркая пародия на тех, кто не понимает образных комедийных гипербол. Помните: Огурцов, отбирая номера для новогоднего концерта, восстанет против странной, с его точки зрения, неестественной сценки двух цирковых клоунов, Бима и Бома. Приемы художественного гротеска кажутся ему совершенно неуместными в искусстве (он их не понимает!), и в результате попросту исключает их из концерта.
В фильме «Спящий лев», снятом режиссером А. Файнциммером по сценарию К. Минца, большинство эпизодов кажется своего рода «попурри» из давно виденных комедий. Тут и рассказ об ответственности банка, который финансирует предприятия, выпускающие заведомый брак. Тут и любовная история с обязательными для этого случая падениями в воду. Тут и робкий кассир, трепещущий при виде грозного начальника, окружившего себя подхалимами. Тут и молодой смелый сотрудник, противостоящий этому начальнику и одерживающий легкую победу. Одним словом, большинство ситуаций и характеров, выведенных в комедии, уже много раз повторялось.
Тот же С. Филиппов в «Спящем льве» занимает гораздо больше метража, произносит больше слов. Сцены с его участием претендуют на то, чтобы считаться эксцентрикой. На самом же деле актер отпускает плоские шуточки и проделывает набившие оскомину трюки циркового коверного.
Но вкус нарушается не только в слове. Немало сцен коробит и глаз зрителя. Скажу о той части, которая послужила основанием для названия комедии. Спящий лев долгое время был понятием образным: имелся в виду лев, дремлющий в душе человека. Затем к нему прибавился каменный лев, лежащий на парапете банка, где служат герои фильма. И, наконец, в финале на сцене появился еще один лев, настоящий, живой, взятый напрокат из цирка: он едет с Цветковым в такси и беседует о пользе гражданской смелости.
Авторы, оживив каменного льва, недвусмысленно обратились к мотиву, ставшему в мировом кино классическим: в свое время Эйзенштейн в «Броненосце «Потемкин» заставил вскочить каменного льва. Хочу напомнить, что лев у Эйзенштейна вскочил от залпа революционного корабля,- и в этом был социальный смысл неожиданного образа (или, как его тогда называли, кинематографического аттракциона). У Минца и Файнциммера лев ожил просто так, на удивление публике.
Думаете, если о комедии, так будет весело. Впрочем, я, грешным делом, и вправду был убеждён, что смогу поставить кинокомедию. Хотя знаю: вполне это удаётся только теоретически, наш народ рассмешить трудно, он у нас основательный и ко всему относится всерьёз. Ты ему хоть что покажи, а он хоть бы… И к разным там юмористическим выдумкам относится даже скептически. А скепсис в народном понимании штука колкая, направленная остриём уже в сторону автора. Что-то вроде: «Вот посадить бы тебя (автора, разумеется) голой задницей на раскалённую сковородку, мы бы и посмотрели, как у тебя обстоят дела с этими самыми хиханьками-хаханьками — «чувством юмора»!
Заставить людей грустить, предаваться отчаянию, даже обливаться слезой горючей в наш век умеет почти каждый. Самый хилый столоначальник или полу-секальная секретарша, уж не говоря о лицах, наделённых властью, способны тряхануть каждого из нас грешных гак, что не только слезинки, не только мыслишки, но и хилого помыслишка на наших усохших ветвях не задержится.
Да и так называемые художники поднаторели в деле высекания отрицательных эмоций. Знают хитрецы все слабые струны народа-зрителя, языкотворца. Изучили. Нажал — и горючая слеза… Нажал — и сильное, а то и могучее переживание… Нажал — и пламенный пафос.
Вот развеселить нашего гомероподобного зрителя (я не на зрение, а на способность к смеху намекаю) никак не могут. Ну, прямо из кожи вон… — и никак… Это оказалось искусством загадочным, эфемерным, фатально ускользающим. Ты хоть плачь навзрыд, хоть в петлю лезь, а они не смеются… Зажрались!
По-настоящему распотешить советского зрителя за последние годы удалось только нескольким мелким иностранным киноработникам, двум-трём государственным деятелям (это уже нашим, нашим!) да режиссеру Гайдаю со своим «Псом Барбосом».
Должен добавить, что если к смеху примешивается грусть за эпоху, общество, мелкие недостатки, временные трудности, бесплодно потерянные годы или вырождение жанра, такой смех я считаю неполноценным и в расчёт не принимаю.
Итак, с отчаяния взялся я за производство эксцентрической комедии, наивно полагая, что если удастся расшевелить, развеселить людей и доставить им хоть час подлинного отдыха от нескончаемого кошмара, то они хоть браниться не станут, не станут жалеть о потерянном времени, а государство заплатит мне за это деньгами.
Ещё была у меня одна затаённая мечта. Хотелось увидеть одновременно много ясных, весёлых глаз, и чтобы не осталось в них и тени этого омерзительного напряжения, вызываемого обилием постоянных отрицательных эмоций… Выходило так, что я решался приобщиться сонму Эразма Роттердамского, моего любимого и уничтожительного Джонатана Свифта, пронзительного Салтыкова-Щедрина, Михаила Евграфовича, великого провидца Гоголя, аники-воина Сухово-Кобылина, сакраментально талантливого и гомерического Михаила Булгакова…
«Какая наглость! Какое нахальство и полное отсутствие скромности…» Но очень уж хотелось. И началось…
Труд этот оказался непомерным, неблагодарным и, как обернулось впоследствии, сурово наказуемым в нашем серьёзном отечестве.
Генеральный директор посмотрел кинопробы к картине и разнёс их в пух…
Нет, слишком мягкое слово… В пыль стеклянную! Степень его неприятия моей работы можно сравнить разве только с большой миской, густой, жирной ухи, предлагаемой сухопутной салаке на шаланде в одиннад-цатибальный шторм во время острого приступа морской болезни!
Настроение у всех создателей, словно в невесомости… И то сказать: эксцентрическая комедия в юбилейном году! (Пятидесятилетие Октябрьской Революции!) Остаётся только покрутить пальцем возле виска.
— Да она знаете о чём. Он:
— И знать не хочу. Какая разница. Я:
— Но студия сама меня пригласила… В вашем лице… Заключен договор…
— Ну, мало ли… Не знаю, не знаю… Кому это в голову…
А ведь и вправду… Само слово «эксцентрическая» уже звучит как ругательство, «комедия» — как смертный приговор самому себе. Да ещё о войне! О самом святом и возвышенном в табели о рангах и иерархии духовных ценностей. Очень приятно пускаться в плавание, когда за спиной стоит автор сценария, по сравнению с которым традиционный образ Иуды Искариотского выглядит заблудшим ягненком и бесеребреником.
Да! Кстати. Пробы к фильму генеральный директор смотрел сразу после торжественного открытия мемориальной доски одному из выдающихся деятелей кинематографа, был в изрядном недопитии, и я был счастлив, что он не приехал прямо с чьих-нибудь похорон и поминок.
Только бы не свихнуться от тотальной подготовки к празднованию самой даты. Какой уж тут праздник, когда начальство, а за ним и все окружающие мрачнеют ото дня ко дню. Будто надвигаются не торжества, а сверхцунами, потоп всемирный… Население как в лихорадке, ждут какую-то серию взрывов в общественных местах, обязательно с большими жертвами, ждут американских подвохов, разгула английского ехидства, европейско-коммунистических несогласий и китайских массовых диверсий, переходящих в военные столкновения невиданных масштабов… Рассказывают, заместитель председателя государственного комитета по кинематографии ещё недавно стучал рукой по столу и даже кричал:
— Вы что думаете, Великие Торжества закончатся с юбилейной датой.
— Нет! Не будет этого. Если понадобится, юбилейный год будет продлён на весь следующий… А там видно будет. (Он чуть не сказал — «В зависимости от вашего поведения…»)
Итак, чтобы не отвлекаться — кинопробы к эксцентрической комедии не были приняты. Нам намекнули, что если мы тут же не отречёмся от обозначения «эксцентрическая» и не присягнём обозначению «реалистическая и лирическая», то нашей комедии будет сделана «ля финита» (попросту говоря, её закроют). Мы поспешно отреклись и лихорадочно присягнули.
После эдакой встряски стояли мы — все пострадавшие — кружком во дворе киностудии и ждали своего красного полутюремного-полу-пожарного микроавтобуса. Острили напропалую, хохотали демонстративно громко… Юмор мрачный, смех горький, что ни шутка, то в десятку — особо отличались артисты — они народ привязчивый, доверчиво прилипчивый, в настоящем горе замечательное племя. Вот во славе они чаще подлеют, впрочем, как и люди других профессий…
Появился генеральный директор. Пошёл по двору, не спеша сел в машину…
Главная артистка, наскоро скроив скорбное личико, так и отстояла, пока машина не скрылась за поворотом… Снова послышались угрюмые шуточки, надсадный смех… И вдруг она с внезапной откровенностью тихо проговорила, будто стеклянную посудину на каменный пол опустила: «А я-то дура, аборт сделала… (гримаса). Сейчас ходила бы… (жест). На восьмом месяце… Идиотка косоглазая… Всё из-за твоей картины… (В одном глазу навернулась настоящая слеза). Ребёночка бы в мае родила…»
Кто-то обнял её за плечи. Так и стояли.
Больше не шутили. Решили — хватит.
14 апреля 1967 года.
Казалось бы, сейчас самый момент начать описывать всю, не лишенную выразительности, возню вокруг закрытия картины. Но парадокс заключается в том, что непрерывная борьба, расчеты, уловки, интриги, прямые и косвенные оскорбления, безмерные унижения отнимают не только все силы, но и способность писать…
Видимо, чем выше начальник (в официальном лексиконе «руководитель», какая убийственная ирония!), тем больше его унижают. Потому что он уж, руководитель, в свою очередь не знает границ в этом отвратительном роде деятельности… Мысли покидают меня, рука отказывается писать. Не бастует, не сопротивляется, а безобразно бессильна — словно тихо уходит, и я сиротею…
Чтобы жить и работать в моей профессии (наверное, не только в моей…) надо притворяться покорным, покладистым, позволять каждому хаму, неучу и негодяю поверить, что из тебя можно вылепить всё, что угодно, всё, что вздумается… Приходится прикидываться гибким и бездарным. А это ой как утомительно…
И вот в конце концов, когда покажется, что ты всё это не зря вытерпел, и победил, и цель близка… Ненароком обнаружится, что ты стал точно таким, каким притворялся.
Оттуда не возвращаются.
Наша работа завязалась «гордиевым узлом», и узел затянули до предела.
От меня настойчиво требуют, чтобы комедия была реалистической, а я (честно!) не знаю, что это такое. Семантический сдвиг, словесная психопатия. Сначала настаивали, чтобы комедия была «лирической», тут я ещё кое-что понимал: стало быть, надо сделать её не смешной. Но когда ультимативно зазвучал термин «реалистическая», я малость растерялся. В самом деле: автор — фигура распространенная и реальная, сценарные записи разного рода — реальны и приняты определенным кругом людей, среди которых были реальные редакторы, режиссеры, работники государственного аппарата и даже один почти реальный заместитель председателя госкомитета, не говоря уже о нескольких вполне реальных военных из главного политического управления Советской Армии…
Вездесущий враг нашего боевого искусства — «голый формализм» неумолимо вторгся в круг наших деяний… Да-да, фор-ма-лизм! — в лице никому не известных режиссеров, вполне неудавшихся сценаристов, не удавшихся ещё в момент зачатия начальников разных управлений и отделов. Да ещё «голый!»
Все они кинулись обучать меня тому, что смешно, а что не смешно в этой жизни, над чем можно, а над чем нельзя — в этой жизни, а главное — что реально, а что совсем не реально. И всё-то они знают, и всё-то им известно заранее… Ленивые прихлебатели, почерпнувшие свой военный опыт из картонных кинофильмов, снятых с перепугу в глубокой тыловой провинции, учили меня всему, даже тому, с какой стороны нужно носить боевые ордена, которых у них отродясь и в помине не было, и как надо отражать (обожаю это словечко!) немецко-фашистских выродков… А я-то, бедный, всего одиннадцать раз в жизни сталкивался с фашистами лицом к лицу — один на один. И приблизительно двадцать два раза в составе групп. И остался в живых. Значит, что-то тридцать три раза происходило? Что-то случалось.
Между прочим — всё это происходит на фоне общей расхлябанности, крохоборства, унижений, обилия полуразложенных-полуграмотных сотрудничков, с единственно действенным производственным лозунгом — «Давай-давай!»… Всё это происходит с явными и инспирированными закрытиями картины, с угрозами прекратить финансирование, если я «не устраню» или «не выправлю линию…», с неописуемыми по бесцеремонности указаниями, «кто должен играть ту или иную роль, а кто «ни под каким видом»! И после года каждодневной, изнурительной работы, из которого восемь месяцев я не получал зарплаты (оказывается, и такой закон существует), возникающий ненароком вопросец: «А тот ли режиссер приглашен на эту картину или, может быть, нужен другой?!».
Да. Ещё. Извините, чуть не забыл…
Мы снимаем комедию!
Она обязательно должна быть:
— лишенной какой бы то ни было эксцентрики (Грозный окрик — «Без балагана!»);
— скромной и тактичной по отношению к немцам (Вдруг!). Даже если это фашисты, даже если эсэсовцы.
— и притом весёлой… Солнечной Комедией. Да здравствует комедия!
22 ноября 1967 года. Вместо эпилога
При чём тут Чаплин и прочие комедиографы…
Что там Бунюэль со своими психологическими примочками, плюс Хичкок со своим кошмарным Пси-хо…
Перед самым началом съёмок артист, навязанный «свыше», исполнитель главной роли, после очередного запоя брякнулся в тяжелом эпилептическом припадке, причём умудрился ненароком проглотить свой собственный зубной протез.
Вся медицина удивлялась, почему это ему так трудно дышать. Дома жена рассказала, что у неё нет денег, а «мост шатается»; соседка сообщила, что у неё зуб сорвался с законного штифта, а также надо депульпировать два и в трёх завершить работы по фундаментальному пломбированию. За ужином бабушка вскрикнула и объявила, что сломала вставную челюсть, дочка довела до сведения родителей, что у неё режутся зубы. Ночью мне приснилось, что я твёрдой рукой вынул все свои здоровые зубы и скромно положил их на алтарь Отечества… Наутро вышеупомянутая бабуля заметила, что всё это не к добру.
13 декабря 1967 года. Финал.
На последнем решительном этапе монтажа комедии генеральный директор распорядился: «калёным железом вырезать из картины всю эксцентрику» (!) И назначил комиссию: трёх наблюдателей, лично ответственных за претворение в жизнь этого бодрого решения… Ну, тройка и порезвилась на славу. Ещё двое были пристяжными.
На районной партийной конференции, упомянув о нашем паскудном киношедевре и всуе огласив моё имя, генеральный поклялся:
— Теперь он (то бишь я) сможет ступить на киностудию только через мой труп!
Причём, повторил эту клятву дважды… Один из моих закадычных врагов спросил окружающих:
— И чего это он так любит свой труп?
Сейчас, после всех мытарств и унижений, из всех комедийных концепций у меня осталась одна: Не только когда война, но даже когда чума и мор, найти в себе силы улыбнуться… А если к тому же сумеешь, в трудную минуту, помочь улыбнуться ещё кому-нибудь, то ты просто молодец.
Речь режиссёра — постановщика перед премьерой фильма.
Уважаемые сограждане! Даже — Дамы… Даже — Господа… Вам доподлинно известно, что почти все режиссёры, подходя к этому микрофону, говорят о том, что они ужасно волнуются… Это стало традицией и звучит, как мольба о снисхождении… А сразу после премьеры, невзирая на успех или провал фильма, весь так называемый творческий коллектив совершает восхождение на киноолимп союзного масштаба — в ресторан этого же здания!
Вконец истрепанные нервы режиссёра-постановщика сдают на первой же рюмке (тем более что путают и пьют из фужеров). До третьего захода дотягивают только титаны, а там уж идёт так называемая «релаксация», то бишь полное расслабление под действием алкоголя.
Заяц первый. Мы избавим уважаемых зрителей, коллег и родственников от удручающей необходимости выслушивать отчет о клиническом состоянии нашей нервной системы. Попросту говоря, мы там наверху утратили всякую способность к волнениям за судьбу созданного нами фильма. Мы не волнуемся!
Заяц второй. Вы будете избавлены от скучной надобности выслушивать наши заверения в том, что творческий коллектив гораздо больше той малочисленной группы, которая предстала здесь перед вашими взорами (по случаю съемок в новых, ещё только создаваемых киношедеврах) и — О! Ужас! — по случаю внезапно обрушившихся тяжелых болезней… Спешим вас заверить: Мы все абсолютно здоровы! Нигде не снимаемся!
Ничего не снимаем! (Мы безработные). А, образно говоря (теперь ведь все говорят только образно), сюда спустились самые могучие представители коллектива, всегда верные долгу, нашедшие в себе силы не только оторваться от стола, но и выйти на подмостки… Пред ваши ясны очи… Уж только за это они достойны ваших симпатий и аплодисментов… И мне остаётся назвать их поимённо, не вдаваясь в перечисление их бесчисленных достоинств.
(Следует поимённое представление) И наконец. Третий заяц… Убитый. Да ну его… Надоели эти укокошенные зверюшки. Пусть себе ска-чут… Ату его… то есть Брысь! Предлагаю перейти к самой безответственной части сегодняшнего вечера — к просмотру фильма… Не волнуйтесь. Всё, что могло бы Вас взволновать, из этой ленты заблаговременно удалено заботливой рукой коллективного разума и… руководства… Если бы вы знали, какое всё это барахло (не фильм, а руководство… И то, и другое… Кажется, меня стало малость развозить… (Уходит со сцены. За ним тянутся остальные — оживление в зале, аплодисменты.)
Режиссер останавливается (говорит без микрофона):
— Хорошо бы и после фильма были бы такие же… аплодисменты…
Читайте также
2. Комедия[99]
2. Комедия[99] Прошло уже достаточно много времени, чтобы 1980-е обрели в нашем сознании признанные всеми характер, окраску, стиль и привкус. Слоанские рейнджеры,[100] начесы, «Dire Straits», столики черного матового стекла, свободного покроя куртки, «Новые романтики», подбитые плечи,
«Комедия славы»
«Комедия славы» Артур и все его добро благополучно пережили революцию. Снова его жизнь вступила в прежнюю колею: утром рукописи, перед обедом флейта, обед в «Английском дворе», затем — чтение газет, прогулки с пуделем и т.д. и т.п. Но «Каспар Хаузер» философии вышел из
Человеческая комедия
Человеческая комедия Возможно, равенство — это право, но никакая сила на земле не сделает его фактом. Оноре де Бальзак Трудно измерить влияние французской литературы на русскую жизнь. От Вольтера до Пруста, от Расина до Сент-Экзюпери. От… Тут надо остановиться, чтобы не
Человеческая комедия
Человеческая комедия В 1847 году, в феврале, Ганьска инкогнито приехала в Париж и поселилась в хорошенькой квартирке, которая, — кстати замечает Бальзак, — и недорого стоила. Через три месяца он проводил ее в Германию, откуда она отправилась к себе в Вишховню.Летом Бальзак
Комедия — что значит она?
Комедия — что значит она? У Карла Маркса я узнал, что ход самой истории превращает устаревшую форму жизни в предмет комедии… «Почему таков ход истории? Это нужно для того, чтобы человечество весело расставалось со своим прошлым».Н. В. Гоголь считал, что «смех — великое
Глава пятая «ВЕЩЬ НЕБЫВАЛАЯ, ЭКСЦЕНТРИЧЕСКАЯ»
Глава пятая «ВЕЩЬ НЕБЫВАЛАЯ, ЭКСЦЕНТРИЧЕСКАЯ» Журнальная потасовка. — «Египетские ночи». — Бдительность Каткова. — Лето в Люблине. — Время «Игрока». — Курсы Ольхина. — Семейство Сниткиных. — Стенографическое приключение. — Начало любви. — Роман-авантюра. — Уроки
Судебная комедия
Судебная комедия Гремят ключи в неурочный час. За кем это?— Керсновская!Следствие уже недели две как закончено. Значит, суд. Иду через всю зону. Здесь я еще не была. Должно быть, служебные здания. Чисто. Грядки цветов — чахлых, пыльных. Кажется, и цветы какие-то
«БОЖЕСТВЕННАЯ КОМЕДИЯ»
«БОЖЕСТВЕННАЯ КОМЕДИЯ» Роден то и дело возвращается к работе над «Вратами ада», этой великой мечте, превратившейся в кошмар. Число этюдов непрерывно росло: сотни рисунков и глиняных фигурок, отдельные фрагменты. Он складывал их у основания этого грандиозного сооружения,
ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ КОМЕДИЯ
ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ КОМЕДИЯ Роден не отказался от идеи создать памятник Виктору Гюго для Пантеона. Два года спустя после первой неудачи он снова приступил к работе. Он решил, что постарается удовлетворить требования заказчиков — сделает фигуру писателя во весь рост, в полном
КОМЕДИЯ-САТИРА
КОМЕДИЯ-САТИРА Мы репетировали, стараясь всемерно выполнять указания Константина Сергеевича. Мы уже показывали ему последний акт — кабинет депутата Башле, когда он еще раз направил наши усилия на еще более верный и точный путь комедии-сатиры.— Декорации последней
«РАЗВЕ ЭТО КОМЕДИЯ?»
«РАЗВЕ ЭТО КОМЕДИЯ?» Что побудило доброжелателей Гоголя представить «Ревизора» царю и надеяться на успех? Они брали в расчет и характер Николая, и благоприятность момента.Про Николая рассказывали, что однажды, когда царь гулял, бросился ему в ноги какой-то человек и
II. «Человеческая комедия»
II. «Человеческая комедия» История и критика общества так и не была завершена Бальзаком. В каталог «Человеческой комедии», составленный им в 1845 г., входят пятьдесят два названия «трудов, которые еще предстоит написать». Остатки некоторых его замыслов можно найти в томе XII
Комедия
Комедия Как-то раз я обратился к Корнею Ивановичу Чуковскому вот по какому поводу. Я уже говорил о пьесе Д. Синга «Удалой молодец, гордость Запада». Я прочитал ее в переводе Корнея Ивановича и, восхищенный его работой, хотел познакомить с ней моих студентов. Мне попался
Трагедия и комедия
Трагедия и комедия Сотрудники геологических партий, работающие в районе, часто оказываются надолго оторваны от цивилизованного мира, превращаясь в одну дружную, а иногда и не очень дружную семью. Если между кем-либо из сотрудников возникают личные отношения, то это
Война и комедия
Война и комедия Начало Второй мировой войны застало Ольгу Чехову на сцене. Она играла в «Берлинском театре» в легкомысленной комедии «Шестая жена» с Биллом Домом в роли Генриха VIII — а ее героиней была Екатерина Парр, которой повезло не потерять корону и пережить
Эксцентрическими считают кинокомедии, где быстро разворачивается действие (в непредсказуемом и зачастую неправдоподобном направлении). А еще это действие сопровождается множеством сюжетных перипетий.
мужчины часто переодеваются в женщин 
Киноальманах «Елки», фильмы по мотивам сериалов «Кухня» и «Полицейский с Рублевки», остросоциальный сериал «Чума!», снятый как пародия на ситуацию с коронавирусом, и многие другие ленты продолжают традицию эксцентрической кинокомедии.
