Что церковь говорит о детях
Бог, родители, ребенок
Иерей Кирилл Иванов, клирик храма Вознесения Господня в Колпино, отвечает на самые распространенные, самые существенные для православного человека вопросы, связанные с беременностью и родами.
Как рождается душа?
— Отец Кирилл, есть ли какая-нибудь общецерковная точка зрения на то, как формируется человеческая душа? Когда и как это происходит?
— У богословов разные точки зрения. Мне больше импонирует взгляд Феофана Затворника. Он говорит о том, что в создании, в появлении человеческой души и тела, как со-творцы участвуют, вместе с Богом, и родители. Мы знаем, что тело формируется из клеток отца и матери. Но это не значит, что Бог не принимает участия в сотворении тела. Точно так же каким-то образом в создании души принимают участие и родители. Именно поэтому склонность к добродетелям или ко грехам часто наследуется от родителей. То состояние, в котором родители зачинают своих детей, — состояние благодати или, наоборот, состояние греховности, — неизбежно отражается на потомстве, на детях.
— С какого момента можно считать, что ребенок — это уже отдельный человек, уникальная личность?
— Известно — сейчас даже гинекологи и эмбриологи с этим, в общем-то, не спорят, — что на генетическом уровне с момента зачатия это уже уникальный организм с уникальным набором хромосом, которые отвечают за гены, характерные для конкретного человека. С момента зачатия определяется пол ребенка. Мы не можем сказать, что мужской организм является частью организма женщины. Но даже если это девочка, понятно, что у нее может быть другой резус-фактор, другая группа крови. Поэтому ребенок однозначно является уникальной личностью и не является частью тела женщины, которой она могла бы распоряжаться как, скажем, опухолью или чем-то другим.
— Обязательно ли, чтобы рождение детей происходило в венчанном браке?
— Я бы сказал, что желательно. Когда у человека есть благословение на рождение детей, то понятно, что это именно дар Божий. Конечно, Господь посылает детей и тогда, когда родители о Боге совершенно не думают. Более того, именно через детей многие и приходят к Богу. Но в том случае, если брак не благословлен Церковью, дети оказываются как бы похищенными. Знаете, если ребенок хочет от отца получить что-то, он говорит ему: «Папа, я хочу машинку». Тогда отец эту машинку покупает или не покупает. Но ребенок ведь может и не обращаться к отцу, а стащить деньги у него из кошелька и купить эту игрушку. Но той радости, которую он мог бы получить, когда бы отец сам подарил игрушку, он уже не получит, потому что ему придется ее прятать, играть ею тайком. Нечто подобное, мне кажется, возникает и в случае с семьей, с беременностью. В одном случае родители молятся о том, чтобы у них были дети, берут благословение, просят Бога, чтобы Он благословил их брак, благословил чадородие и многочадие, как мы молимся в таинстве Венчания. Совершенно другая ситуация возникает, когда ребенок — побочный продукт взаимоотношений мужчины и женщины. Уже не будет, конечно, той радости, которая бывает у родителей, осознавших, что Бог услышал их молитвы и даровал им ребенка.
— Но бывает же так, что родители венчаются, но о даровании детей не молятся. А бывает наоборот: молятся о рождении детей не венчанные…
В первом случае молитва совершалась во время венчания и супруги молились вместе со священником. Во втором — людям необходимо осознать, что самая сильная молитва о детях — именно венчание. Мне довелось повенчать супругов, которые считали себя бесплодными. Через год я крестил их двойню!
Особый путь, но не единственный
— Существует точка зрения, что чадородие это особый путь женщины ко спасению. Насколько она корректна?
— Об этом прямо говорит апостол Павел: «…жена, прельстившись, впала в преступление; впрочем спасется через чадородие, если пребудет в вере и любви и в святости с целомудрием» (2 Тим. 2, 14-15). Но как это понимать? Есть такая поговорка в Православии: воспитать ребенка — всё равно, что храм построить. Ведь мы относимся, по словам апостола Павла, к нашим телам как к храмам Духа Святаго (1 Кор. 3, 16). Поэтому, если мать воспитывает ребенка в вере, в благочестии, в чистоте, прививает его к Церкви, то ребенок на самом деле становится храмом Божиим. Это путь ко спасению и для нее, и для ребенка, и, возможно даже, для тех людей, которые потом будут с ее ребенком общаться, и которых он, может быть, приведет ко спасению. Мои небесные покровители Кирилл и Мария Радонежские воспитали Сергия Радонежского. И, конечно, воспитание преподобного — это был путь ко спасению не только Марии и Кирилла, и самого Сергия, но и тысяч и миллионов русских людей.
— Каждый человек имеет уникальные таланты, дары от Бога. Вне зависимости от того, мужчина он или женщина, он должен их реализовать. Очень мне нравятся слова Иоанна Лествичника о том, что каждый человек, вне зависимости от пола и возраста, может быть священнослужителем в своем сердце. Сердце — это тот храм Божий, в котором мы можем приносить жертву хвалы Богу. В зависимости от духовного устроения и от духовного подвига и роста человека, он в своем сердце может быть дьяконом, или священником, или епископом. Такое служение Богу гораздо важнее и приятнее, чем служение внешнее без внутреннего.
— То есть, чадородие не единственный путь спасения для женщины?
— Не единственный. Скажу больше. Некоторые — особенно это касается каких-нибудь сектантов, иноверных — говорят, что создание семьи и вообще интимные взаимоотношения, близость между мужчиной и женщиной нужны только для того, чтобы иметь детей. Но это противоречит учению Православной Церкви, учению апостола Павла, который говорит: «во избежание блуда, каждый имей свою жену, и каждая имей своего мужа» (1 Кор. 7, 2). Конечно, рождение детей — это важная и необходимая цель брака. Но на первое место апостол поставляет не его, а сохранение чистоты и целомудрия. То есть — ограничение нашей естественной потребности тем, что благословил Бог.
Предохранение от Бога
— С Вашей точки зрения, сколько должно быть детей? Как определить, сколько их нужно и можно иметь этой вот конкретной паре?
— Человек это не может определить, это определяет Бог. Сколько Он пошлет, столько и должно быть. Другое дело, что встает вопрос о предохранении. В чем его смысл? В том, что, предохраняясь от посылаемого Богом, человек предохраняется от Самого Бога. Он Ему не доверяет, считая, что у него есть какие-то обстоятельства, о которых Бог не знает: низкая зарплата, маленькая жилплощадь, планы карьерного роста. Он рассуждает так: дети у нас появятся в зависимости только от того, имеем ли мы с супругой близость или не имеем, а Бог, может быть, об этом и не узнает. Как-то это само собой получится. И Бог, действительно, нам не навязывается, в стороночке стоит, и люди живут без Бога.
— Когда все-таки предохраняться можно?
— В тех случаях, когда люди не могут воздерживаться, а у супруги, у мамы, есть какие-то болезни, которые не надуманно, а действительно ставят под угрозу жизнь и ее, и ребенка, которого она, может быть, будет вынашивать. Второй вариант: если уже есть дети, несколько детей, и жена находится в истощенном состоянии, а воздержание невозможно. Разумеется, речь может идти только о том, чтобы предохранялся мужчина, поскольку всё остальное либо является абортивным средством, либо вредит здоровью женщины, либо и то и другое.
— Но воздержание — это все-таки универсальный способ предохранения…
— Да, конечно. Универсальный. И только такое «предохранение» может быть благочестивым. Но супруги должны быть к этому готовы. Апостол Павел говорит: «Не уклоняйтесь друг от друга (речь идет именно о близости), разве по согласию, на время, для упражнения в посте и молитве» (1 Кор. 7:5). Когда одно из этих условий не выполняется, то супруги не могут друг от друга уклоняться, не могут отказывать друг другу в близости. Каким образом это с исповедью связано? Часто приходят люди и говорят: «Вот, мы в пост допускали близость». Здесь важно понимать, что отказываться от близости супруги имеют право только по взаимному согласию. Поэтому, если один из супругов хочет поститься, а другой не может этого делать, то тот, который хочет поститься, не имеет права воздерживаться. Он может сам не провоцировать другого, пытаться жить воздержанием, но если другому необходимо это, мужу или, наоборот, жене, то первый, который постится, уже не имеет права отказывать. Греха здесь не будет. И я обычно говорю прихожанам, что если не вы были инициатором близости в пост, то вы можете даже в этом не исповедоваться, потому что, наоборот, будет грехом, если вы будете отказывать, и из-за этого, может быть, семья будет разрушаться, ваша вторая половиночка будет куда-то в другую сторону смотреть, разжигаться какими-то помыслами, не дай Бог, до измены дойдет.
— Мы знаем сколько угодно неблагополучных семей с множеством детей. Мы знаем и очень благочестивые семьи, где один-два ребенка, и явно не потому, что родители больны, а потому что они решили, что у них будет столько-то детей. Они кормят их, воспитывают в вере, дают образование. Получается, что вот те неблагополучные семьи более безответственно подходят к «детскому вопросу». При этом они вопросами предохранения не обеспокоены. В этой логике они доверяют Богу больше, чем благополучные и благочестивые?
— Те люди, про которых Вы говорите, рожают детей не потому, что они волю Божию исполняют, а потому, что они, как животные, следуют инстинктам. Другое дело, что дети-то тоже не из воздуха появились — Господь их послал. И мы не знаем, почему у одних благочестивых, которые хотели бы много детей, родился всего один, два или вообще ни одного, а у каких-нибудь пьяниц — много. Возможно, одна из причин — то, что Господь хочет через детей, через многочадие, вот этих людей, которые живут неблагочестиво, как-то заставить задуматься и изменить свою жизнь.
Еще ближе к Нему
— Самый распространенный «православный» вопрос: можно ли беременным поститься?
— Я здоровых молодых женщин всегда благословляю поститься. Но без надрыва: если какие-то проблемы возникают, можно послабление сделать. Но сколько постились мои прихожанки, роды всегда нормально проходили, и даже легче было рожать. Потому что если беременная постится, у нее размягчаются родовые пути и возникает гораздо меньше осложнений, чем у женщины, которая питается всем. Но одно дело — воцерковленная здоровая женщина, которая постилась до беременности. Другое дело — здоровая женщина, которая не постилась. Одно дело — больная, которая постилась. Другое дело — больная, которая не постилась. Всё индивидуально. Кстати, в некоторых случаях, сам организм женщины в начале беременности начинает поститься: я имею в виду токсикоз первого триместра, когда возможна не только тошнота, но и рвота.
— Нужно ли женщине чаще причащаться во время беременности?
— Мария Египетская сколько раз в жизни причастилась? Один раз, наверное, когда была крещена, второй — когда покаялась, в третий — перед смертью. Тем не менее — она одна из самых великих святых. Поэтому, дело не частоте причащения, а в качестве, в том, как мы готовимся к причастию, как относимся к нему. Конечно, для человека, который живет не в пустыне, как Мария Египетская, а рядом с храмом, который воспринимает Бога не как нечто далекое, а как нечто близкое и родное, как члена семьи, частое по возможности причащение является насущной потребностью. Ну а во время беременности, когда женщина думает уже не только о себе, а и о ребенке, у нее, у православной мамы, должно быть постоянное желание стать еще ближе к Богу, еще больше молиться, еще чаще причащаться.
— А есть какие-то ограничения для беременных, по аналогии с «обычным женским»?
— Не причащаться, не приходить в храм? Нет, это предрассудки. Женщины иногда задают вопрос: «А можно ли во время беременности венчаться?» Если уж до беременности не испросили благословения Божия на зачатие и на рождение детей, то лучше, конечно, это раньше сделать, чем позже. Лучше венчаться во время беременности, чем после.
Мама и другие
— Как правильно сообщить о беременности мужу и родителям?
— Это зависит от взаимоотношений в семье и от отношения в ней к чадородию. Бывает так, что семья даже православная, в ней уже несколько детей, но бабушки-дедушки полагают: «куда уж там больше». В этом случае, может быть, попозже стоит говорить, чтобы не вызвать негативной реакции, от которой сама мама (которая вынашивает ребенка) будет расстраиваться и нервничать.
— У беременных женщин бывают разные, скажем так, чудачества, частые перемены настроения. И окружающие от этого тоже страдают. Как это преодолеть? Что нужно делать?
— Вся жизнь наша — страдание. Через какие-то скорби мы совершенствуемся в терпении и в смирении. Для женщины это подвиг, для близких — тоже подвиг, возможность лишний раз проявить свою любовь к этому человеку, к этой женщине, к супруге, к дочери, к матери, к сестре.мы должны иметь к беременной женщине соответствующее снисхождение. Вот часто пожилые люди говорят: «Мне бы хотелось уже умереть, потому что я только обуза для ближних. Я инвалид», или: «…я уже старая, не могу за собой ухаживать». Приходится объяснять: «Вы поймите, вы нужны вашим ближним, потому что, ухаживая за вами, они учатся любить». Точно так же, и, может быть, еще в большей степени, мы учимся любить, терпя немощи беременной женщины.
— Как Вы относитесь к присутствию мужчин во время родов? Такая практика сейчас достаточно распространена, в том числе платно эту услугу оказывают в роддомах. Это хорошо или нет?
— Я — консерватор. Мне кажется, это сугубо женские дела — пусть рядом с роженицей будут мать, сестра, близкая подруга — мужчине там делать совершенно нечего. Я, правда, присутствовал при родах второго и третьего ребенка, но я был немножечко в стороне, просто молился, роддом окроплял. Мужчина в этот момент должен быть не столько с женой, сколько с Богом. Потому что именно Он посылает ребенка, хотя и не без участия родителей.
Мама и ребенок
— Как относиться к УЗИ, скринингу, анализам на патологии, в общем, к способам врачебного мониторинга беременности. Нужны ли они?
— Я своим студентам всегда говорил: «перед лабораторными и инструментальными методами исследования снимайте шляпу, но не голову»! Мне самому приходилось много раз ставить диагнозы вопреки исследованиям. К сожалению, сейчас и врачи и беременные «снимают голову». Взять хотя бы тест на АФП (альфафетопротеин). Это скрининговый тест на патологию плода. Делают почти всем. За рубежом он добровольный, и о нем подробно рассказывают. Да, действительно, изменение количества этого белка может свидетельствовать о повышенном риске пороков. Например, понижение — о риске болезни Дауна. Что сделает женщина, если ей скажут, что риск болезни Дауна у ребенка повышен в 50 раз? Она решит, что ребенок — Даун и пойдет на аборт! Теперь обратимся к цифрам. Повышение риска в 50 раз означает, что женщина имеет примерно 0,5% риск родить дауненка, или 199 против 1, что родится здоровый! Это уже совсем другой разговор. А женщине говорят, что у нее Даун! Я много таких успокаивал после направления на аборт. Во всех случаях родились здоровые. Поэтому надо с умом подходить к исследованиям. И делать их не для уничтожения «неполноценных», а для того, чтобы помочь женщине родить.
— Есть различные рекомендации, которые сводятся к тому, что будущая мать должна активно воздействовать на ребенка: классическую музыку слушать, читать ему хорошие книжки вслух, разговаривать с ребенком. Что из этих рекомендаций имеет реальную пользу?
— Я слышал от многих женщин (хотя это не абсолютное правило), что им тяжело любить ребенка до того, как его положат на живот после родов. Тогда только она начинает думать о нем, а не о себе. А до того она сосредоточена больше на своем здоровье. Это нормально или нет?
— Но женщина ведь может чувствовать ребенка и до родов! Мы же любим Бога, Которого не видим, по крайней мере, стремимся к тому, чтобы любить Его. Но, действительно, с того момента, как ребенка приложили к груди первый раз, очень сильно что-то меняется в матери. В центре «Жизнь», который я возглавлял, был такой случай. Наша сотрудница, которая в роддоме работала, узнала, что одна из женщин хочет отказаться от ребенка. Вокруг нее уже ходили доктора, подписывали какие-то документы, был «покупатель», который был готов забрать ребенка. Она, врач, пошла на хитрость. После того, как ребенок родился, она принесла его к маме, которая совершенно не собиралась его принимать, не готова к этому была, и сказала: «Вы знаете, ребенка сейчас мы не можем покормить. Не могли бы вы его один раз к груди приложить. А мы потом решим проблему». Она приложила. и не смогла отдать. Конечно, врача этого потом уволили, было много истерик, криков, ругани. Но мама выписалась с ребенком.
Священник Кирилл Иванов
«Больной ребенок? Это вам по грехам», — сказал священник. Что научило его говорить о любви
«Дауненок у вас. Отказываться будете?»
«Случайность, — говорят люди нецерковные, да и церковные порой тоже. — Совпадение». Но я в случайности не верю. Я верю в Промысл Божий о каждом человеке. И как же замирает душа, когда удается хоть краем глаза взглянуть на действие этого Божественного Промысла. Увидеть, как Господь, взяв человека за руку, бережно ведет его ко спасению. И учит его самому главному — вере и любви. Потому что Сам его любит.
Есть у меня приятельница, Виктория. Познакомились мы в интернете. У нас обеих дети с синдромом Дауна. Только у нее чуть постарше. И мы «пересеклись» в одной тематической группе. Потом выяснилось, что Вика человек верующий. Это еще больше нас сблизило.
Рассказала мне Виктория, как вначале обиделась на Бога. Ждала здорового малыша, а родился с диагнозом. Ей врачи в роддоме сказали: «Дауненок у вас. Отказываться будете?»
Отказаться они с мужем не смогли. Но выла она ночами в подушку и кричала Богу: «За что?»
Может, и было за что. Было у Вики «в анамнезе» типичное доцерковное прошлое. Но все эти грехи и ошибки молодости давно были оплаканы и остались в той, другой жизни. Да и Бог, как мы — люди, не рассуждает: «Грешил когда-то? На — получи! И вот еще тебе вдогонку!»
К тому моменту больше 10 лет была Виктория замужем. В храм с мужем ходили, посты соблюдали, исповедовались-причащались. Любили церковную жизнь. А главное — Бога. И верили, что и Он их любит.
Детей все эти годы у них с супругом не было, но они не унывали. Знали, что Господь услышит их молитвы. Он и услышал…
А когда Вика услышала о диагнозе сына, то больше всего ей захотелось умереть. Или чтобы сын ее умер. Все лучше, чем мучиться.
Торговаться с Господом пыталась: «Ты вылечи его! А я… Да я Тебе — что угодно!» И копалась у себя в душе, искала, что исправить.
Но чаще думала тогда Вика, что Бог, Которого она так любила, просто взял и предал ее.
— Как Ты мог? — рыдала она.
И не знала, как теперь ей молиться и в храм идти. А главное — зачем.
Правильный батюшка
А еще обиделась она на священника, отца Антония. Когда все же пришла на подворье со своим Генкой, так сына назвали. Через боль пошла.
Отец Антоний был настоятелем в храме, куда они с мужем ходили. Назначили его туда месяца за три до рождения Генки. А предыдущий — по возрасту ушел на покой. Близко они не общались — здоровались только. Исповедь ее молча раза три выслушал. Вот и все…
Но за это время успела Вика заметить, что любил отец Антоний порядок. Фанатично. Даже сдвинутые со своих привычных мест церковная лавочка или подсвечник могли поколебать его душевное равновесие. Тогда он тщательно и скрупулезно объяснял храмовым тетушкам о важности порядка в жизни христианина.
На службах у него тоже царили порядок и благоговение. А не как при прошлом настоятеле — «разброд и шатание». Каждый знал теперь свое место, послушание и последовательность действий.
Отец Антоний и проповеди больше всего любил говорить о правилах и порядке семейного устроительства. Как целомудренно жить, как жениться-замуж выходить. Как постные дни соблюдать, как правило и Писание читать (он очень любил это слово — «правило») и какова в семье иерархия.
— И тогда все у нас, братья и сестры, будет хорошо, — резюмировал он. — И чада у нас будут хорошие — послушные и здоровые! Аминь!
Было у батюшки с матушкой двое детей. Хотели еще. Виктория сама слышала, как говорил он: «Духовенству ПОЛОЖЕНО многочадие».
Матушка его, Елена, кстати, была тогда беременна. Так что можно считать, что положенного многочадия отец Антоний уже достиг.
Вот таким был этот новый настоятель. К нему и подошла Виктория со своей бедой. Чтобы правильно рассудил.
Причинно-следственные связи
— Мне, Лена, жить тогда не хотелось, — рассказывала она мне. — Подошла я к отцу Антонию. Сама не знаю, чего ждала. Чтобы обняли меня, пожалели… Поплакали со мной… Не знаю… На краю бездны стояла, за соломинку хваталась.
Выслушал батюшка Вику. Что так хотела она детей, молилась, просила Бога, верила, ждала. А Генка родился с синдромом Дауна. Священник посмотрел на нее озадаченно. И с опаской — в коляску. Как будто выпрыгнет сейчас из нее тот, кто нарушит его порядок.
— За что. Грешим, Бога не слушаем, а потом — за что? По грехам все. Что уж теперь, — сказал он с расстановкой.
— Да как же, батюшка, — задохнулась она.
— А вот так. Во всем есть причинно-следственные связи. Законы. Думайте, за что наказал вас Господь, кайтесь. Просто так ничего не бывает…
И пошел по своим делам.
Осталась она стоять посреди церковного подворья, и слезы текли по лицу. Думала, что во всем она была виновата: и в жизни своей, которая, наверное, хуже, чем у других. Поэтому и покарал ее Господь. Из-за нее сын с инвалидностью родился и страдать теперь будет. Муж будет страдать тоже из-за нее. И нет ей ни прощения, ни оправдания. Ни жалости, ни сочувствия она не достойна…
Постояла Виктория, подумала все это и побежала с церковного подворья, как ошпаренная, со своей коляской. Куда — сама не знала. Только подальше отсюда. Потому что не любит, оказывается, ее Бог. А только и ждал, чтобы за все ее ошибки глупые, хоть и оплаканные, по самому больному ударить…
Фото: Den Kuvaiev / iStockphoto
Так и убежала бы, наверное. И не вернулась бы никогда. Но навстречу ей шла тетя Поля, так ее все звали. Прихожанка. Полина Матвеевна.
— А ну-ка постой, — схватила она Вику за руку. — Посмотри на меня… Что с тобой? На тебе же лица нет.
— Да пустите вы, — вырывалась Вика. — Больной ребенок у меня! Даун! Что смотрите? Тоже думаете — по грехам?
Тетя Поля и правда странно на нее смотрела. Потом обняла, прижала к себе. Вика сначала вырывалась, потом повисла у нее на шее и рыдала уже в голос. А та гладила ее по голове, как маленькую.
— Все, тихо-тихо, — шептала Полина Матвеевна. — Малыш вон проснулся. Пойдем-ка на лавочку. Кто у тебя? Мальчик? Дай, коляску повезу, порадуюсь. У меня же внуков нет. Сын женился, живут с женой для себя. Детей не хотят… Дочка не замужем. В Москве работает… Я уже сколько лет для себя живу.. Одна… Тяжело…
«Да замолчишь ты, урод!»
Долго они сидели, говорили. Вика — о себе, о муже, о Генке, о том, что сказал ей отец Антоний. О грехах, о наказании.
— Что ты, милая, какое наказание! Человек же, ребеночек… Батюшка наш молодой просто. Он как лучше хочет…
Господь милует больше. Он созидает, а не разрушает. Неужели дал Он Генке твоему жизнь только для того, чтобы наказанием он стал?
Дети — это дар Божий. А Он все делает по любви. И ради любви. Вот послушай…
И тетя Поля рассказала Вике о своем детстве. О том, что папа ее, Матвей Сергеевич, был когда-то главой областной автоинспекции. Есть у нее сестра, Марина. В деревне живет. Фермерствуют с мужем. И брат был младший, Алеша. Пятьдесят ему было, когда умер.
Помнит Полина Матвеевна, что сначала все у них было хорошо. Часто бывали гости, и стол ломился от угощений. Папу все уважали и искали его расположения. И всегда говорили:
— Правильный ты мужик, Матвей. И все у тебя правильно. Жена — умница, дочки — красавицы. Сыночка бы еще.
Матвей с гордостью смотрел на жену и дочек.
…Помнит тетя Поля маму свою с огромным животом. И как папа клал на этот живот руку и говорил ей:
— Смотри, Ксюха! Не подведи! Чтобы пацана мне родила.
Ночью у мамы начались роды и отец увез ее в больницу. А утром стало все плохо. Папа вернулся и напился. И стал пить каждый день. Маму с Алешкой из роддома привез кто-то другой.
Помнит Полина Матвеевна, как мама бегала по квартире с мокрыми пеленками и бутылочками. У нее так и не пришло молоко. Братик родился слабым, у него не было сил сосать, днем и ночью кричал от голода.
— Заткни его, убью! — рычал пьяный отец.
Полинка с Маринкой не понимали, почему папа, который так ждал сына, его не любил.
— Да замолчишь ты, урод!— схватил он его как-то и чуть не швырнул об пол.
— Не смей! — кинулась к нему мама и, закрывшись в комнате, долго рыдала, обнимая Алешку…
— Ну и люби своего дауна! — пьяно бормотал отец.
А потом, обхватив голову руками, тоже рыдал.
— Да, у младшего брата был синдром Дауна, — говорила тетя Поля Вике. — Он последние годы у сестры жил. Папу с мамой наших стареньких досмотрел, и Марина его к себе забрала.
— Досмотрел? — удивилась Вика. — Он же сам больной был…
— Ох, деточка… Это по нашим человеческим меркам — больной… Отец мой тоже долго не мог смириться… Начальник, к нему люди на поклон ходили. От него судьбы зависели. Хозяин. И сын, который, как казалось отцу, разрушил его судьбу. А жизнь-то потом как сложилась…
«Такие редко выживают»
Помнит, как заболел Алешка. Месяцев шесть ему было. Перепуганная мама вызвала скорую.
— Он у вас даун? — с брезгливостью спросила врач.
— Не ваше дело! — рявкнул папа. — Что с ним?
— Похоже на воспаление легких. Нужно в больницу.
— Откуда я знаю. Может, выживет. А может, и нет. Такие редко выживают.
И тут папа взял Алешку на руки. Впервые за долгое время. Смотрел на него, и теплел взгляд. Жалел, наверное.
Фото: dtatiana / Adobestock
— Мужчина, в больницу-то едем или как? — раздался раздраженный голос врача.
— Ну так отдавайте, жена вон оделась давно.
…Алешка не умер. Через месяц они с мамой вернулись домой.
В полтора года он пополз. В два с половиной пошел. Неуверенно, шатаясь, падая, но пошел.
— Надо же, — удивлялся Матвей. — Что там врачиха из поликлиники говорила? «Ходить не будет!»…
Разное было. Помнит тетя Поля, как брат сказал свое первое слово. Отца тогда только выписали из больницы, у него был сердечный приступ. И он лежал дома на диване. Алешка подошел, положил ему голову на грудь и сказал: «Папа». Было ему три года.
— Прости меня, сынок, — прошептал Матвей.
— Ох, сколько еще могу рассказать, — вспоминала Полина Матвеевна. — Но главное — папа менялся. Он жестким был всегда. Мы его боялись, как и все. А тут мягче стал. С нами стал больше времени проводить, с мамой. К людям стал добрее. У нас во дворе мужики всегда в козла играли. Простые работяги. Раньше папа с ними даже не здоровался. А тут вечерами к ним подсаживался. И Алешку брал…
«Дурачок, а сердце рвет»
…Шли годы. Полина с Мариной выросли, замуж вышли. Вырос и Алешка. Матвей ушел на пенсию, и они с Ксенией купили дом в деревне и переехали туда. Завели хозяйство. Алеша многое умел делать — в огороде трудился, за курами ухаживал, с ульями управлялся. Еду приготовить мог, прибраться.
— Что б мы без него делали, — говорила мать.
А потом заболела Ксения. Случился у нее инсульт, слегла она и больше не вставала. Дочери приезжали, помогали — когда могли. У самих же семьи. Вся нагрузка легла на Матвея с Алешкой.
— Как Леша за мамой ухаживал, ты бы видела, — рассказывала Полина Матвеевна Вике. — Как за ребенком. Бережно, терпеливо. С ложки кормил, капризы ее все безропотно терпел. Она же из-за болезни вредной стала. А еще стал отцу по хозяйству помогать. «Если бы не Алешка, я бы не справился», — говорил папа.
Умерла Ксения… И как же плакал на могиле сын, убивался. Долго еще местные жители говорили: «Надо же, дурачок, а сердце-то как рвет».
Вскоре слег и Матвей. Сердце не выдержало. Сначала еще вставал иногда, а потом — все. И так же, как и мать, досматривал его Алешка. Нежно, с любовью, терпеливо, безропотно. Как нянька. Соседи забегали, проверяли. К дочерям отец ехать отказался:
— Доживу уж здесь. Вы только брата не бросайте.
Они часто приезжали. В последний раз приехали, когда соседи позвонили и сказали, что Матвею совсем плохо. Успели. Через четыре дня он умер. Похоронили. Так же, как и над матерью, рыдал над его могилой Алешка. А потом забрала его к себе в деревню Марина. Муж ее против не был. А через два года ушел Алеша вслед за родителями.
— Очень нам всем его не хватает, — говорила Полина Матвеевна Вике. — Теплый он был, радостный, кроткий. И видишь, как Господь все устроил. Все мучился поначалу отец, зачем ему особый сын. А он им с матерью главной опорой в старости стал. Не мы с сестрой — здоровые. А он — «больной».
«По грехам, говоришь?»
Схватилась Виктория за соломинку на краю своей бездны и удержалась. Никуда она из храма не ушла. Благодаря Полине Матвеевне, которая и стала Генкиной крестной. А крестным — Петя, храмовый сторож.
Крестил отец Антоний. Делал это отстраненно и немного растерянно. Как будто не понимал, зачем в его раз и навсегда заведенный приходской порядок, где все правильно и все правильные — и дети, и взрослые — внедрилось что-то «не такое».
Вика старалась этого не замечать. Старалась побороть в себе обиду. Тем более, другие прихожане, узнав о том, что у них в храме появился солнечный малыш, окружили семью теплом и любовью.
Исповедь ее и мужа отец Антоний так же молча выслушивал. И в конце каждый раз спрашивал:
— Это все? Больше ничего не хотите сказать?
Как будто хотел услышать какой-то страшный грех, за который Господь их и покарал. Может, и не ждал, но Вике так казалось.
А вскоре у отца Антония с матушкой родился их третий ребенок. Сын. Назвали Иваном. И так же, как и Генке, радовались ему прихожане. Они любили детей. В общем, жизнь текла своим чередом…
…Прошли месяцы, потом год. Подрос Генка. Был он спокойным, дружелюбным. «Ходил» по рукам храмовых бабушек и радостно улыбался им во весь свой беззубый рот. Он обожал следить за свечками и со знанием дела прикладывался к иконам, чем приводил старушек в неописуемый восторг.
А вот батюшкин Ваня был другой. Когда вылез он из пеленок, стало видно, что он совсем не улыбается. И на руки к другим не идет. Матушка и рада бы дать кому-то хоть ненадолго подержать, устала, но мальчик сразу начинал кричать. Плакал он много и громко. И, как казалось — без повода. Все службы измученная матушка проводила с ним на улице. Иногда и ко Причастию его поднести было проблемой.
— Помню растерянные глаза отца Антония, — рассказывала мне Вика. — Он же всегда говорил на проповедях, что по тому, как ведет себя ребенок в храме, можно понять, как живет семья. Спокойный, перед Чашей ротик открывает, значит в семье — тишь да гладь да Божья благодать. И порядок во всем. Кричит, «беснуется» — тут все понятно. Старшие-то его свечечками стояли. А Ванюшка… Так себя никто из детей в храме больше не вел. И у батюшки прямо слезы…
У Вики сначала мысли были: «Генка мне по грехам, говоришь? А у самого-то». Но она прогнала их от себя. Ту боль свою вспомнила.
Кому легко жить
Матушка Елена ходила с сыном по врачам. Вика знает, что отец Антоний был против. Он пытался убедить себя, что «бывает, перерастет, нечего из здорового ребенка инвалида делать». Ребенок с инвалидностью и правда в его правильную жизнь никак не вписывался. Не сходились причинно-следственные связи.
Врачи заподозрили у мальчика аутизм. Еще через год этот диагноз был официально подтвержден в Москве, куда они приехали на очередное обследование.
Но главное в этой истории все же другое. Главное, что отец Антоний однажды после службы догнал Вику на подворье.
— Виктория! Подождите, пожалуйста, — нерешительно сказал он. — Я хотел… Простите меня.
И они оба все поняли.
Фото: dtatiana / Аdobestock
Вика подружилась с матушкой Еленой. Они с Полиной Матвеевной стараются ей помочь с детьми. Генка-то особых хлопот не доставляет. Вика любит его без памяти и сама не верит, что жить когда-то из-за него не хотела. Интересно, что из посторонних детей Ваня лучше всего находит контакт именно с Геной.
Матушка рассказывала, что отец Антоний первый год-два после постановки диагноза очень тяжело это переживал. Так же, как и Вика когда-то, спрашивал себя: «За что?» И очень боялся, что скажут прихожане. Как это так? Ты священник, а у тебя больной ребенок. Рушился на глазах его порядок. Порядок, в котором всегда так просто было ему жить. Делай то-то, и «…тогда, братья и сестры, все у нас будет хорошо».
А оказалось, что христианство, вера наша — это не для того, чтобы было хорошо. И не для того, чтобы было плохо. Это чтобы Христа встретить, принять Его в свое сердце и свою жизнь и полюбить. И не просто Его, Который где-то Там. А вот же Он — в Вике с ее болью, в Генке с синдромом Дауна, в Ваньке с аутизмом, в бездомном, в Полине Матвеевне, да в ком угодно. И именно такой любви ждет от нас Господь.
— Вика, а ты заметила, каким прекрасным, глубоким священником становится отец Антоний? — спросила недавно Вику Полина Матвеевна. — Священники ведь тоже «растут».
Вика говорит, что отец Антоний правда очень изменился за эти годы. Как будто понял что-то такое, чего раньше не знал.
Он так же любит порядок, но уже не раздражает его сдвинутый с места подсвечник. И никому он за него не высказывает. Сам поправляет, если надо.
— Здорово, Геннадий, как дела? — приветствует он Генку при встрече. — Я рад тебя видеть. Заходи с мамой-папой в трапезную. У нас там сегодня пироги.
Он и правда рад. Смотрит тепло, а не как раньше — с опаской.
И с амвона говорит не о порядке семейного устроительства, не о том, как правильно поститься, и не о причинно-следственных связях, которые, как оказалось, в духовной жизни совсем не линейные. Не о грехах и наказании. А больше о любви.
— Легко жить тем, кто принял волю Божию! — часто говорит он в своих проповедях. — Даже если нам эта воля кажется странной, неправильной. У людей один порядок, у Бога — совсем другой. Но Господь все делает по любви. Этой Любви Он учит нас. Аминь!