что писал ленин о сталине
Письмо к съезду (Ленин)
23 декабря 1922 года
Я советовал бы очень предпринять на этом съезде ряд перемен в нашем политическом строе.
Мне хочется поделиться с вами теми соображениями, которые я считаю наиболее важными.
В первую голову я ставлю увеличение числа членов ЦК до нескольких десятков или даже до сотни. Мне думается, что нашему Центральному Комитету грозили бы большие опасности на случай, если бы течение событий не было бы вполне благоприятно для нас (а на это мы рассчитывать не можем),- если бы мы не предприняли такой реформы.
Затем, я думаю предложить вниманию съезда придать законодательный характер на известных условиях решениям Госплана, идя в этом отношении навстречу тов. Троцкому, до известной степени и на известных условиях.
Что касается до первого пункта, т. е. до увеличения числа членов ЦК, то я думаю, что такая вещь нужна и для поднятия авторитета ЦК, и для серьезной работы по улучшению нашего аппарата, и для предотвращения того, чтобы конфликты небольших частей ЦК могли получить слишком непомерное значение для всех судеб партии.
Мне думается, что 50-100 членов ЦК наша партия вправе требовать от рабочего класса и может получить от него без чрезмерного напряжения его сил.
Такая реформа значительно увеличила бы прочность нашей партии и облегчила бы для нее борьбу среди враждебных государств, которая, по моему мнению, может и должна сильно обостриться в ближайшие годы. Мне думается, что устойчивость нашей партии благодаря такой мере выиграла бы в тысячу раз.
24 декабря 1922 года
Под устойчивостью Центрального Комитета, о которой я говорил выше, я разумею меры против раскола, поскольку такие меры вообще могут быть приняты. Ибо, конечно, белогвардеец в «Русской Мысли» (кажется, это был С. С. Ольденбург) был прав, когда, во-первых, ставил ставку по отношению к их игре против Советской России на раскол нашей партии и когда, во-вторых, ставил ставку для этого раскола на серьезнейшие разногласия в партии.
Наша партия опирается на два класса и поэтому возможна ее неустойчивость и неизбежно ее падение, если бы между этими двумя классами не могло состояться соглашения. На этот случай принимать те или иные меры, вообще рассуждать об устойчивости нашего ЦК бесполезно. Никакие меры в этом случае не окажутся способными предупредить раскол. Но я надеюсь, что это слишком отдаленное будущее и слишком невероятное событие, чтобы о нем говорить.
Я имею в виду устойчивость, как гарантию от раскола на ближайшее время, и намерен разобрать здесь ряд соображений чисто личного свойства.
Я думаю, что основным в вопросе устойчивости с этой точки зрения являются такие члены ЦК, как Сталин и Троцкий. Отношения между ними, по-моему, составляют большую половину опасности того раскола, который мог бы быть избегнут и избежанию которого, по моему мнению, должно служить, между прочим, увеличение числа членов ЦК до 50, до 100 человек.
Тов. Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью. С другой стороны, тов. Троцкий, как доказала уже его борьба против ЦК в связи с вопросом о НКПС [1], отличается не только выдающимися способностями. Лично он, пожалуй, самый способный человек в настоящем ЦК, но и чрезмерно хватающий самоуверенностью и чрезмерным увлечением чисто административной стороной дела.
Эти два качества двух выдающихся вождей современного ЦК способны ненароком привести к расколу, и если наша партия не примет мер к тому, чтобы этому помешать, то раскол может наступить неожиданно.
Я не буду дальше характеризовать других членов ЦК по их личным качествам. Напомню лишь, что октябрьский эпизод Зиновьева и Каменева [2], конечно, не являлся случайностью, но что он также мало может быть ставим им в вину лично, как небольшевизм Троцкому.
Из молодых членов ЦК хочу сказать несколько слов о Бухарине и Пятакове. Это, по-моему, самые выдающиеся силы (из самых молодых сил), и относительно их надо бы иметь в виду следующее: Бухарин не только ценнейший и крупнейший теоретик партии, он также законно считается любимцем всей партии но его теоретические воззрения очень с большим сомнением могут быть отнесены к вполне марксистским, ибо в нем есть нечто схоластическое (он никогда не учился и, думаю, никогда не понимал вполне диалектики).
25 декабря 1922 года
Затем Пятаков — человек несомненно выдающейся воли и выдающихся способностей, но слишком увлекающийся администраторством и администраторской стороной дела, чтобы на него можно было положиться в серьезном политическом вопросе.
Конечно, и то и другое замечание делаются мной лишь для настоящего времени в предположении, что эти оба выдающиеся и преданные работники не найдут случая пополнить свои знания и изменить свои односторонности.
Добавление к письму от 24 декабря 1922 г.
Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и в общениях между нами, коммунистами, становится нетерпимым в должности генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места и назначить на это место другого человека, который во всех других отношениях отличается от тов. Сталина только одним перевесом, именно, более терпим, более лоялен, более вежлив и более внимателен к товарищам, меньше капризности и т. д. Это обстоятельство может показаться ничтожной мелочью. Но я думаю, что с точки зрения предохранения от раскола и с точки зрения написанного мною выше о взаимоотношении Сталина и Троцкого, это не мелочь, или это такая мелочь, которая может получить решающее значение.
Увеличение числа членов ЦК до количества 50 или даже 100 человек должно служить, по-моему, двоякой или даже троякой цели, чем больше будет членов ЦК, тем больше будет обучение цекистской работе и тем меньше будет опасности раскола от какой-нибудь неосторожности. Привлечение многих рабочих в ЦК будет помогать рабочим улучшить наш аппарат, который из рук вон плох. Он у нас, в сущности, унаследован от старого режима, ибо переделать его в такой короткий срок, особенно при войне, при голоде и т. п., было совершенно невозможно. Поэтому тем «критикам», которые с усмешечкой или со злобой преподносят нам указания на дефекты нашего аппарата, можно спокойно ответить, что эти люди совершенно не понимают условий современной революции. За пятилетие достаточно переделать аппарат вообще невозможно, в особенности при тех условиях, при которых происходила революция у нас. Достаточно, если мы за пять лет создали новый тип государства, в котором рабочие идут впереди крестьян против буржуазии, и это при условии враждебной международной обстановки представляет из себя дело гигантское. Но сознание этого никоим образом не должно закрывать от нас того, что мы аппарат, в сущности, взяли старый от царя и от буржуазии и что теперь с наступлением мира и обеспечением минимальной потребности от голода вся работа должна быть направлена на улучшение аппарата.
Я представляю себе дело таким образом, что несколько десятков рабочих, входя в состав ЦК, могут лучше, чем кто бы то ни было другой, заняться проверкой, улучшением и пересозданием нашего аппарата. РКИ [3], которой принадлежала эта функция вначале, оказалась не в состоянии справиться с нею и может быть употреблена лишь как «придаток» или как помощница, при известных условиях, к этим членам ЦК. Рабочие, входящие в ЦК, должны быть, по моему мнению, преимущественно не из тех рабочих, которые прошли длинную советскую службу (к рабочим в этой части своего письма я отношу всюду и крестьян), потому что в этих рабочих уже создались известные традиции и известные предубеждения, с которыми именно желательно бороться.
В число рабочих членов ЦК должны войти преимущественно рабочие, стоящие ниже того слоя, который выдвинулся у нас за пять лет в число советских служащих, и принадлежащие ближе к числу рядовых рабочих и крестьян, которые, однако, не попадают и разряд прямо или косвенно эксплуататоров. Я думаю, что такие рабочие, присутствуя на всех заседаниях ЦК, на всех заседаниях Политбюро, читая все документы ЦК, могут составить кадр преданных сторонников советского строя, способных, во-первых, придать устойчивость самому ЦК, во-вторых, способных действительно работать над обновлением и улучшением аппарата.
90 лет назад было написано «завещание Ленина»
24 и 25 декабря 1922 года Владимир Ленин надиктовал так называемое второе «письмо съезду». Именно этот текст обычно называют «завещанием Ленина». И хотя история не терпит сослагательного наклонения, данный документ мог бы сильно изменить развитие событий в СССР.
Во-вторых, в документе рассматривалось несколько вопросов, в том числе, возможность увеличения числа членов ЦК до нескольких десятков или даже до сотни, а также опасность раскола в партии ввиду противостояния Иосифа Сталина и Льва Троцкого.
Также в письме Ленин высказывал беспокойство по поводу того, что Сталин сосредоточил в своих руках слишком много властных полномочий: «Тов. Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью».
Спустя несколько дней после написания письма между Сталиным и женой Ленина Надеждой Крупской произошел серьезный конфликт, результатом которого стала известная приписка к «завещанию», в которой Ленин, говоря о грубости и ряде других недостатков Сталина, советовал снять его с поста генсека.
«Сталин слишком груб, и этот недостаток становится нетерпимым в должности генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места и назначить на это место другого человека, который во всех других отношениях отличается от тов. Сталина только одним перевесом, а именно: более терпим, более лоялен, более вежлив и более внимателен к товарищам, меньше капризности и т. д.» – говорится в документе.
Данная приписка поставила под угрозу дальнейшую политическую карьеру Сталина. После смерти Ленина письмо было вскрыто, его содержание стало известно высшему руководству партии. Однако в сложившейся на тот момент ситуации (Сталин, председатель Совета труда и обороны Лев Каменев и председатель Исполкома Коммунистического Интернационала Григорий Зиновьев образовали «триумвират», чтобы противостоять Троцкому) соратники по «триумвирату» решили спасти Сталина.
За день до съезда, на котором должно было быть прочитано «завещание», был созван экстренный пленум ЦК, на котором Зиновьев и Каменев выступили в поддержку генсека. Вопрос решался простым голосованием. В результате Сталин остался на своем посту (против проголосовала только группа Троцкого), а Зиновьев с Каменевым фактически заработали себе пулю в затылок.
Цитата из книги Бориса Бажанова «Воспоминания бывшего секретаря Сталина»: » Через полтора года, когда Сталин отстранил Зиновьева и Каменева от власти, Зиновьев, напоминая это заседание пленума и как ему и Каменеву удалось спасти Сталина от падения в политическое небытие, с горечью сказал: «Знает ли товарищ Сталин, что такое благодарность?» Товарищ Сталин вынул трубку изо рта и ответил: «Ну, как же, знаю, очень хорошо знаю, это такая собачья болезнь».
С приходом Сталина к власти, «завещание» было предано забвению, и вновь оно «всплыло» лишь тогда, когда генсек ЦК КПСС Никита Хрущев после закрытия XX съезда в 1956 году в своей речи «О культе личности и его последствиях» использовал ленинские оценки Сталина для дискредитации последнего.
Заметим также, что сейчас некоторые российские историки высказывают сомнение в том, что «завещание» писал Ленин, допуская, что подлинным автором письма могла быть Крупская.
Текст подготовлен по материалам из открытых источников, также использовались «Воспоминания» Бориса Бажанова.
Ленин в письме обругал всех, не только Сталина
Итак, вот это то самое послание Ленина, которое якобы должно было поставить крест на карьере Сталина, как на лидере государства:
«Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и в общениях между нами, коммунистами, становится нетерпимым в должности генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места и назначить на это место другого человека, который во всех других отношениях отличается от тов. Сталина только одним перевесом, именно, более терпим, более лоялен, более вежлив и более внимателен к товарищам, меньше капризности. Это обстоятельство может показаться ничтожной мелочью. Но я думаю, что с точки зрения предохранения от раскола и с точки зрения написанного мною выше о взаимоотношении Сталина и Троцкого, это не мелочь, или это такая мелочь, которая может получить решающее значение».
Смертельно больной Ленин написал это «завещание» в момент редкого прояснения ума в декабре 1922 года. Письмо предназначалось для очередного XII съезда партии, который должен был собраться в апреле 1923 года.
Когда во время горбачёвской «перестройки» начался очередной сеанс «разоблачения сталинизма», различные авторы любили цитировать строки этого письма, называемого часто «Политическим завещанием Ленина».
Ленин перед смертью обругал всех
Но давайте посмотрим на письмо в целом, а не на вырванную из него цитату. В письме Ленин давал столь же, если не более, нелицеприятные характеристики ещё пяти членам Политбюро: Троцкому, Зиновьеву, Каменеву, Бухарину и Пятакову. По сути, Ленин никого не назвал своим возможным преемником, а только высказал своё мнение, какие они все (а не один лишь Сталин) ничтожества по сравнению с ним, Лениным! Ну и как подобная рекомендация могла быть принята партией к действию? Остаться вообще без руководства?
Далее, если мы внимательно посмотрим, то Ленин вовсе не собирался изгонять Сталина из руководства партией. Он предлагал лишь «обдумать способ перемещения Сталина» с поста генсека. Несомненно, на какое-то новое место. При этом необходимо учесть, что должности Генерального секретаря в тот период никто ещё не придавал такого значения, какое оно (благодаря Сталину) приобрело впоследствии.
Ну и, наконец, совершенно невозможно делать из этого вывод о каком-то политическом конфликте между Лениным и Сталиным.
«Этот замечательный грузин»
Ленин действительно писал это письмо под влиянием личного конфликта со Сталиным. Тот проявил грубость в личном разговоре с Крупской. Ленин узнал об этом не сразу, а только от Каменева, которому нажаловалась Крупская, и потребовал от Сталина извинений, что Сталин и выполнил тут же. Грубость же Сталина объяснялась не какой-то его враждебностью к Ленину, не его попыткой уже тогда занять его место (на чём настаивают антисталинисты), а столкновением общественных обязанностей с родственными чувствами.
Дело в том, что Политбюро назначило Сталина главным смотрителем за лечением Ленина после инсульта. Режим лечения требовал резко ограничить время чтения и другой работы Ленина. Ленин же смотрел на Сталина в этой роли как на надзирателя, и Крупская тоже смотрела на него глазами своего мужа, помогая тому нарушать предписанный режим лечения. Это и вызвало столкновение.
Но никогда Ленин и Сталин не были политическими противниками. Во времена всех кризисов в партии Сталин всегда твёрдо поддерживал позицию Ленина. Характеристика, данная Лениным Сталину на IV съезде РСДРП в Стокгольме в апреле 1906 года – «этот замечательный грузин» – оставалась актуальной для отношений двух товарищей по партии до последних дней жизни Ленина.
К слову, съезд РКП(б) ознакомился с полным текстом письма Ленина. Правда, это был уже XIII съезд в мае 1924 года. Тогда же Сталин первый раз предложил съезду принять его отставку с поста Генерального секретаря ЦК (впоследствии он ещё три раза за свою жизнь будет просить об отставке). Но съезд единогласно выразил Сталину полное доверие.
Понравилась статья? Подпишитесь на канал, чтобы быть в курсе самых интересных материалов
Об отношениях Ленина со Сталиным
Характер взаимоотношений Сталина и Ленина был непростым и неоднозначным – вождь большевиков ценил Иосифа Виссарионовича за деловые качества и вместе с этим осуждал за эгоцентризм.
Познакомились Сталин и Ленин в декабре 1905 года в Финляндии на первой конференции РСДРП. Оба были к тому времени опытными революционерами. После того как свершилась Февральская революция, Сталин некоторое время руководил ЦК РСДРП (Ленин еще не вернулся из эмиграции), активно выступал за свержение Временного правительства.
После победы в Октябрьской революции Сталин – член возглавляемого Лениным Совнаркома. Постепенно он становится одним из нескольких ключевых политических персонажей, входивших в ближайшее окружение нового руководителя страны. Он участник внутрипартийной борьбы с Каменевым, Зиновьевым и Троцким, к которым у Ленина тоже были непростые отношения.
Болевшего Ленина ограждали от политической информации, чтобы любые переживания не усугубили его самочувствие. Куратор процесса лечения вождя И. В. Сталин узнал о том, что жена Ленина Н. К. Крупская все-таки ведет с мужем беседы на политические темы. В порыве гнева Сталин грубо отчитал Крупскую по телефону, не стесняясь в выражениях.
У В. И. было очень много выдержки. И он очень хорошо умел скрывать, не выявлять отношения к людям, когда считал это почему-либо более целесообразным. Я помню, как он скрывался в своей комнате, закрывал за собой дверь, когда в нашей квартире появлялся один служащий ВЦИКа, которого он не переваривал. Он точно боялся встретиться с ним, боялся, что ему не удастся сдержать себя и его действительное отношение к этому человеку проявится в резкой форме.
Тем более сдерживался он по отношению к товарищам, с которыми протекала его работа. Дело было для него на первом плане, личное он умел подчинять интересам дела и никогда это личное не выпирало и не превалировало у него.
Авторитет В. И. сдерживал их, не давал этой неприязни достигнуть тех размеров, которых она достигла после смерти В.И. Думаю, что по ряду причин отношение В.И. было не из хороших. Но и тут опять-таки сдерживал себя ради интересов дела.
Отношения В. И. к его ближайшим товарищам по работе, к членам ПБ, мне приходилось ближе наблюдать летом 1922 г. во время первой болезни В. И., когда я жила с ним вместе, почти не отлучаясь.
Зимой 20-21, 21-22 г. В. И. чувствовал себя плохо. Головные боли, потеря работоспособности сильно беспокоила его. Не знаю точно когда, но как-то в этот период В. И. сказал Сталину, что он вероятно, кончит параличем и взял со Сталина слово, что в этом случае тот поможет ему достать и даст ему цианистого калия. Ст. обещал. Почему В. И. обратился с этой просьбой к Ст.? Потому что он знал его как человека твердого, стального, чуждого всякой сентиментальности. Больше ему не к кому было обратиться с такого рода просьбой.
В это время Сталин бывал у него чаще других. Он приехал первым к В. И. Ильич встречал его дружески, шутил, смеялся, требовал, чтобы я угощала Сталина, принесла вина и пр. В этот и.дальнейшие приезды они говорили и о Троцком, говорили при мне, и видно было, что тут Ильич был со Сталиным против Троцкого. Как-то обсуждался вопрос о том, чтобы пригласить Троцкого к Ильичу. Это носило характер дипломатии. Такой же характер носило и предложение, сделанное Троцкому о том, чтобы ему быть заместителем Ленина по Совнаркому. В этот период к В. И. приезжал и Каменев, Бухарин, но Зиновьева не было ни разу, и насколько я знаю, В. И. ни разу не высказывал желания видеть его.
Вернувшись к работе осенью 1922 г., В. И. нередко по вечерам видался с Каменевым, Зиновьевым и Сталиным в своем кабинете. Я старалась иногда по вечерам разводить их, напоминая запрещение врачей долго засиживаться. Они шутили и объясняли свои свидания просто беседой, а не деловыми разговорами.
Большое недовольство к Ст. вызвал у В. И. национальный, кавказский вопрос. Известна его переписка по этому поводу с Троцким. Видимо, В. И. был страшно возмущен и Сталиным, и Орджоникидзе, и Дзержинским. Этот вопрос сильно мучил В. И. во все время его дальнейшей болезни.
«Строго секретно. Лично. Уважаемый товарищ Сталин. Вы имели грубость позвать мою жену к телефону и обругать ее. Хотя она Вам и выразила согласие забыть сказанное, но тем не менее этот факт стал известен через нее же Зиновьеву и Каменеву. Я не намерен забывать так легко то, что против меня сделано, а нечего и говорить, что сделанное против жены я считаю сделанным и против меня. Поэтому прошу Вас взвесить, согласны ли Вы взять сказанное назад и извиниться или предпочитаете порвать между нами отношения. С уважением Ленин». Записано М. В. 5/III-23 г.
Письмо это В. И. просил Володичеву отправить Сталину, не говоря о нем Н. К., а копию в запечатанном конверте передать мне.
Но, вернувшись домой, Н. К. по расстроенному виду В. И. поняла, что что-то неладно. И попросила Володичеву не посылать письма. Она, мол, сама поговорит со Сталиным и попросит его извиниться. Так передает Н. К. теперь, но мне сдается, что она не видала этого письма, и оно было послано Сталину, так как хотел В. И. Ответ Сталина несколько задержался, потом решили (д. б. врачи с Н. К.) не передавать его В. И., так как ему стало хуже, итак В. И. не узнал его ответа, в котором Сталин извинялся.
Но как В. И. не был раздражен Сталиным, одно я могу сказать с полной убежденностью. Слова его о том, что Сталин «вовсе не умен», были сказаны В. И. абсолютно без всякого раздражения. Это было его мнение о нем определенное и сложившееся, которое он и передал мне. Это мнение не противоречит тому, что В. И. ценил Сталина как практика, но считал необходимым, чтобы было какое-нибудь сдерживающее начало некоторым его замашкам и особенностям, в силу которых В. И. считал, что Сталин должен быть убран с поста генсека. Об этом он так определенно сказал в своем политическом завещании, в характеристике ряда товарищей, которые он дал перед своей смертью и которые так и не дошли до партии, но об этом в другой раз».
ЦПА ИМЯ, ф. 14, оп. 1, д. 398, л. 1—8. — «Известия ЦК КПСС», 1989, № 12.
Ленин продиктовал знаменитое «Письмо к съезду», которое еще называют политическим завещанием Владимира Ильича. Одним из пунктов обращения было пожелание сместить Сталина с поста генсека партии, потому что Иосиф Виссарионович к тому времени сосредоточил в своих руках необъятную власть, и не факт, что он сможет ей распорядиться как следует. Ленин также упрекал Сталина в грубости.
Это была последняя попытка ослабить позицию Сталина, предпринятая Лениным, и успехом она не увенчалась: письмо зачитали на съезде РКП(б) в мае 1924 года, но за отставку Сталина большинство не проголосовало.
Так,что конфликта между Лениным и Сталиным не было.Данный миф создан троцкистом Хрущёвым в борьбе за власть в стране.
«Письмо к съезду»
В конце 1922 года уже глубоко больной Ленин написал «Письмо к съезду», в котором дал характеристики своим ближайшим соратникам.
Из-за скорой смерти политика документ стали называть его фактическим завещанием. В нем Ленин назвал Сталина «грубым» и предложил ЦК рассмотреть вопрос о его отставке с должности Генерального секретаря РКП (б). Неожиданная приписка был вызвана конфликтом Сталина с женой вождя Надеждой Крупской. Генерального секретаря так и не сняли. Более того, неприятные факты о «ленинском завещании» долгое время не предавались огласке. Текст со скандальной оценкой Сталина стал достоянием общественности во время XX съезда (его использовал в своей речи Хрущев).
Письмо к съезду
23 декабря 1922 года
Я советовал бы очень предпринять на этом съезде ряд перемен в нашем политическом строе.
Мне хочется поделиться с вами теми соображениями, которые я считаю наиболее важными.
В первую голову я ставлю увеличение числа членов ЦК до нескольких десятков или даже до сотни. Мне думается, что нашему Центральному Комитету грозили бы большие опасности на случай, если бы течение событий не было бы вполне благоприятно для нас (а на это мы рассчитывать не можем), — если бы мы не предприняли такой реформы.
Затем, я думаю предложить вниманию съезда придать законодательный характер на известных условиях решениям Госплана, идя в этом отношении навстречу тов. Троцкому, до известной степени и на известных условиях.
Что касается до первого пункта, до увеличения числа членов ЦК, то я думаю, что такая вещь нужна и для поднятия авторитета ЦК, и для серьезной работы по улучшению нашего аппарата, и для предотвращения того, чтобы конфликты небольших частей ЦК могли получить слишком непомерное значение для всех судеб партии.
Мне думается, что 50−100 членов ЦК наша партия вправе требовать от рабочего класса и может получить от него без чрезмерного напряжения его сил.
Такая реформа значительно увеличила бы прочность нашей партии и облегчила бы для нее борьбу среди враждебных государств, которая, по моему мнению, может и должна сильно обостриться в ближайшие годы. Мне думается, что устойчивость нашей партии благодаря такой мере выиграла бы в тысячу раз.
24 декабря 1922 года
Под устойчивостью Центрального Комитета, о которой я говорил выше, я разумею меры против раскола, поскольку такие меры вообще могут быть приняты. Ибо, конечно, белогвардеец в «Русской Мысли» (кажется, это был С. С. Ольденбург) был прав, когда, во-первых, ставил ставку по отношению к их игре против Советской России на раскол нашей партии и когда, во-вторых, ставил ставку для этого раскола на серьезнейшие разногласия в партии.
Наша партия опирается на два класса и поэтому возможна ее неустойчивость и неизбежно ее падение, если бы между этими двумя классами не могло состояться соглашения. На этот случай принимать те или иные меры, вообще рассуждать об устойчивости нашего ЦК бесполезно. Никакие меры в этом случае не окажутся способными предупредить раскол. Но я надеюсь, что это слишком отдаленное будущее и слишком невероятное событие, чтобы о нем говорить.
Я имею в виду устойчивость, как гарантию от раскола на ближайшее время, и намерен разобрать здесь ряд соображений чисто личного свойства.
Я думаю, что основным в вопросе устойчивости с этой точки зрения являются такие члены ЦК, как Сталин и Троцкий. Отношения между ними, по-моему, составляют большую половину опасности того раскола, который мог бы быть избегнут и избежанию которого, по моему мнению, должно служить, между прочим, увеличение числа членов ЦК до 50, до 100 человек.
Тов. Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью. С другой стороны, тов. Троцкий, как доказала уже его борьба против ЦК в связи с вопросом о НКПС [1], отличается не только выдающимися способностями. Лично он, пожалуй, самый способный человек в настоящем ЦК, но и чрезмерно хватающий самоуверенностью и чрезмерным увлечением чисто административной стороной дела.
Эти два качества двух выдающихся вождей современного ЦК способны ненароком привести к расколу, и если наша партия не примет мер к тому, чтобы этому помешать, то раскол может наступить неожиданно.
Я не буду дальше характеризовать других членов ЦК по их личным качествам. Напомню лишь, что октябрьский эпизод Зиновьева и Каменева [2], конечно, не являлся случайностью, но что он также мало может быть ставим им в вину лично, как небольшевизм Троцкому.
Из молодых членов ЦК хочу сказать несколько слов о Бухарине и Пятакове. Это, по-моему, самые выдающиеся силы (из самых молодых сил), и относительно их надо бы иметь в виду следующее: Бухарин не только ценнейший и крупнейший теоретик партии, он также законно считается любимцем всей партии, но его теоретические воззрения очень с большим сомнением могут быть отнесены к вполне марксистским, ибо в нем есть нечто схоластическое (он никогда не учился и, думаю, никогда не понимал вполне диалектики).
25 декабря 1922 года
Затем Пятаков — человек несомненно выдающейся воли и выдающихся способностей, но слишком увлекающийся администраторством и администраторской стороной дела, чтобы на него можно было положиться в серьезном политическом вопросе.
Конечно, и то и другое замечание делаются мной лишь для настоящего времени в предположении, что эти оба выдающиеся и преданные работники не найдут случая пополнить свои знания и изменить свои односторонности.
Добавление к письму от 24 декабря 1922 г.
Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и в общениях между нами, коммунистами, становится нетерпимым в должности генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места и назначить на это место другого человека, который во всех других отношениях отличается от тов. Сталина только одним перевесом, именно, более терпим, более лоялен, более вежлив и более внимателен к товарищам, меньше капризности Это обстоятельство может показаться ничтожной мелочью. Но я думаю, что с точки зрения предохранения от раскола и с точки зрения написанного мною выше о взаимоотношении Сталина и Троцкого, это не мелочь, или это такая мелочь, которая может получить решающее значение.
Продолжение записок
Я представляю себе дело таким образом, что несколько десятков рабочих, входя в состав ЦК, могут лучше, чем кто бы то ни было другой, заняться проверкой, улучшением и пересозданием нашего аппарата. РКИ [3], которой принадлежала эта функция вначале, оказалась не в состоянии справиться с нею и может быть употреблена лишь как «придаток» или как помощница, при известных условиях, к этим членам ЦК. Рабочие, входящие в ЦК, должны быть, по моему мнению, преимущественно не из тех рабочих, которые прошли длинную советскую службу (к рабочим в этой части своего письма я отношу всюду и крестьян), потому что в этих рабочих уже создались известные традиции и известные предубеждения, с которыми именно желательно бороться.
В число рабочих членов ЦК должны войти преимущественно рабочие, стоящие ниже того слоя, который выдвинулся у нас за пять лет в число советских служащих, и принадлежащие ближе к числу рядовых рабочих и крестьян, которые, однако, не попадают и разряд прямо или косвенно эксплуататоров. Я думаю, что такие рабочие, присутствуя на всех заседаниях ЦК, на всех заседаниях Политбюро, читая все документы ЦК, могут составить кадр преданных сторонников советского строя, способных, во-первых, придать устойчивость самому ЦК, во-вторых, способных действительно работать над обновлением и улучшением аппарата.